Барочные жемчужины Новороссии (СИ) - Greko
Спенсер выглядел чем-то встревоженным.
— Стоит ускорить, Коста, наш отъезд. Граф на это явно намекнул. Проедем через столицу Крыма, зарегистрируешь свои акции, и далее — в Евпаторию, оттуда нам нужно перебраться в Варну.
— Завтра же праздник! Голицына приглашена!
— Тогда тебе стоит кого-то отправить заранее в Симферополь, чтобы нам не задерживаться из-за акций. Потому что ты не знаешь расписания работы Конторы.
Кого я мог отправить? Разве что Вангелия Померанцева? На него у меня были большие планы. Такой человек мог бы пригодиться Умут-аге, если тот решит устроить в Ялте свой торговый апельсиновый дом. Почему нет? Фамилия — самая подходящая. Рванул в таверну искать стряпчего.
…До момента начала праздника носился как взмыленная лошадь. Но все успел.
Музыканты приехали заранее. Те самые цыгане, что своими скрипками и барабанами пугали визитеров у подножия Чуфут-Кале. Провел с ними несколько репетиций. Вроде, все поняли. Сюрприз готов.
Из Балаклавы организовано прибыли офицеры с женами. Командовал Сальти. Всё осмотрели, оценили, одобрили. И бунгало с цветниками на крышах, и дом Марии с еще плохо прижившимися стеблями дикого винограда, взбирающимися по беленым стенам, и красивую лужайку с мраморной ванной в окружении нескольких столиков. Пришло время инспектировать летний душ.
В крутых склонах земельного участка, помимо неудобства, есть свои неоспоримые достоинства. Во-первых, сам участок смотрится больше, чем есть на самом деле. Во-вторых, естественный дренаж. И, в-третьих, легко устроить душ. Вырезали квадратную выемку в склоне. Шеломо обложил ее плоским камнем. В верху пристроили в двух шагах от родничка большую бочку, в которую врезали лейку с краном. Лейку заказал в мастерских севастопольского Арсенала. Сделали все в лучшем виде.
Больше всех суетился Ваня. Расспрашивал, что да как. И черт его дернул повернуть ручку. Демонстрация удалась. Капитана окатило «дождиком», и он, забыв про свою хромоту, вылетел из душевой кабины, проклиная все на свете. Пришлось обещать немедленно налить, чтобы не простудился.
Пока Мавромихали объяснялся с Варварой за свой неподобающий празднику вид, я пошел встречать княгиню. Она прибыла без своих компаньонок и сейчас с интересом рассматривала синюю крышу таверны.
— Земля. Хаос. Небо. Да, вы, Коста, оказывается, поклонник космогонии! Лишь за одну вашу оригинальность вас стоило освободить на месяц от арендной платы. Впрочем, я полностью удовлетворена получившейся картиной. И, надеюсь, мои гости встретят у вас самый теплый прием. Стоило бы немного украсить общий вид зелеными насаждениями. Я распоряжусь!
Я рассыпался в благодарностях. Княгиня вяло отвечала. На праздник не осталась, сославшись на старческую немощь. Отправилась к себе в «Розовый дом». Ее ждало на террасе Евангелие на столе и общество приживалок, одна из которых явно нацелилась на богатства старушки[3].
Нас же ожидало богатое застолье. Мария не успевала подтаскивать новые и новые блюда из печи. Женщины ей помогали, а офицеры звенели стаканами. Наконец, настал час музыки и танцев.
Многие люди пребывают в странной уверенности, что сиртаки — греческий танец с многовековой историей. Я, слава Богу, к их числу не относился. Это не народный танец. Сперва в 1964 году Микис Теодоракис написал музыку к танцу в фильме «Грек Зорба». А потом… Энтони Квинн сломал ногу. Из-за адской боли великий актер, вместо традиционных греческих прыжков, мог лишь шаркать по песку скользяще-тянущим шагом. Движения вышли колоритными, и родился сиртаки, который знает весь мир.
Вернее, знает со второй половины XX века. Я же задумал научить ему балаклавцев в 1836 году. «Энтони, Микис! Простите! — думал я. — Я не могу этого не сделать! Это выше моих сил!»
Я вышел на свободное пространство между столами. Пощелкал пальцами, задавая ритм. Мои музыканты только и ждали этой минуты. Зазвучало вступление.
В «зале» все замерло. Я расставил широко руки и сделал незнакомые этому миру движения ногами. Простые, как жизнь на Островах или греческая еда. Всем понятные. Легкий прыжок одной ногой, другой махнуть чуть вбок, вперед и замереть, ее приподняв. Переступить. Повторить. Шаг в бок, перебирая ногами. Чуть присесть. Повторить в обратную сторону. Музыка ускорилась.
— Стоп! — резко взмахнул рукой.
Музыка стихла.
— Кум! Иди сюда!
Сальти замахал руками и головой в знак отказа.
— Ты офицер⁈ Ты грек⁈ Иди сюда! Этот танец танцуют только вместе!
Под свист и улюлюканье зала штабс-капитан, было, двинулся ко мне.
— Стоп! Сними мундир! Ничто не должно мешать! Это танец свободы!
Кум подошел ко мне. Я положил ему руку на плечо. Он несмело сделал то же самое. Я одобрительно кивнул:
— Вместе!
Снова зазвучала музыка. Я вел, Егор Георгиев повторял. Пусть сбивался, пусть ошибался с ногами — но повторял.
— Вниз! — командовал я. — Влево!
Ритм ускорялся. Все вскочили. Глаза греков горели. Знакомые и незнакомые мотивы сплетались, рождая нечто новое — волшебное. Зовущее вдаль. Быть может, домой, на Архипелаг…
— Вместе! — хором грохнул «зал».
Для сиртаки нужна не скрипка. Это не чардаш. И не барабаны. Это не лезгинка. Нужны мандолина и бузуки. Но кого это сейчас волновало⁈
— Вместе!
— Дядя Ваня! — заорал я, впервые так назвав Мавромихали, но он понял. — Иди к нам. Этот танец придумал человек со сломанной ногой. Спенсер! Ну же! Кунак не оставит друга одного!
К нам присоединились, помимо приглашенных, несколько самых отважных. Теперь наш ряд занимал почти все свободное пространство.
— Вместе!
Когда ритм достиг апогея, многие танцевали за своими столами, отбросив стулья в сторону и положив руки на плечи соседей. И так — на бис — повторилось несколько раз…
— За Косту! За самого веселого грека! — крикнул кум, поднимая свой бокал.
— За Косту! За нашего героя! — крикнул Ваня, поднимая стакан с кизиловой.
— За Косту! Моего кунака и друга! — поддержал их Эдмонд.
— За Косту! Вместе! — закричал весь «зал».
… Не расходились всю ночь. Пели, плясали, пили вино, которого не хватило. Порывались отправиться громить винный подвал Голицыной, но женщины остановили. Под утро всей гурьбой пошли провожать меня и Спенсера до остановки дилижанса на Симферополь.
Сестра вцепилась в меня, не отпуская ни на секунду, словно думая, что мы видимся в последний раз. Я ничего ей не рассказал. Лишь предупредил, что уеду надолго. Она плакала мне в плечо.
«Откуда у нее столько слез только берется? — подумал я. — Если бы за слезы платили деньги, нам бы таверна была не нужна!»
Плечо уже болело от дружеских хлопков. Бравый отставной капитан хлюпал носом, наравне со своим «курятником», сокрушаясь, что бабы его снова затопчут. Кум всем хвалился, какого родственника себе отхватил.
— Да! — соглашались греки. — Егор Георгиев своего не упустит!
Тут Ваня взял да спросил:
— А куда вы, собственно, едете, господа хорошие?
— В Черкесию. — ответил я.
Веселье с лиц офицеров смахнуло как не бывало. Военные, они сразу сообразили, что в гости к горцам не минеральную водичку пить едут. Там идёт война. А, значит, моя миссия — из разряда тех, о которых вслух не говорят.
Покончив со слезами и объятиями, уселись со Спенсером в экипаж. Заняли открытые задние места, чтобы полюбоваться напоследок видами Южного берега Крыма. Вернусь ли я когда-нибудь обратно? Что сказать этой ласковой ко мне земле: прощай или до свидания?
По ровному шоссе быстро добрались до центра крымской столицы. Нас высадили у отеля «Евпатория». Отсюда отходили кареты и на Восточное побережье. На ближайший рейс мест не было, поэтому решили отобедать у француза — хозяина гостиницы, а потом поискать извозчика.
Месье Амбаль был прекрасным поваром и прежде держал ресторан.
— Увы, господа, но местные татары — не большие ценители хорошей кухни. Они ни разу не спросили у меня свиных ножек с трюфелями![4]
Не мудрено, что он прогорел с таким подходом и был вынужден переключиться на гостиничный бизнес. Это же надо такое придумать — предлагать мусульманам свинину! Достаточно оглянуться вокруг: город хоть и губернский, но все еще хранит многие черты азиатчины.
