Благословенный. Книга 7 (СИ) - Коллингвуд Виктор
Не все наши встречи с коренными жителями протекают мирно. Несколько недель назад, продвигаясь вверх по течению одной из рек, мы наткнулись на крупное стойбище племени, враждебно настроенного к пришельцам. Кимба и Ватарреа тотчас узнали в них воинов, что два года назад (в 1799 году, как они пояснили) поднимали оружие против англичан в колонии Новая Зеландия. Память о тех столкновениях и, должно быть, о жестокостях, чинимых колонистами, жива в них до сих пор. Представь наше положение, Вильгельм! Полсотни воинов, раскрашенных охрой и белой глиной, вооруженных длинными копьями с зазубренными наконечниками и странными метательными дубинами — бумерангами, окружили наш небольшой отряд. Их крики были полны угрозы, глаза метали молнии.
В этот критический момент хладнокровие поручика Одинцова и выучка его немногочисленных матросов спасли нас от неминуемой гибели. Он приказал своим людям встать в каре и взять ружья на изготовку, но не стрелять без команды. Сам же, вместе со мной и нашими проводниками, вышел вперед с поднятыми руками, демонстрируя мирные намерения. Кимба и Ватарреа, преодолев страх, вступили в долгие переговоры на своем наречии, перемежая слова жестами. Я же, наблюдая за дикарями, не мог не восхищаться их гордой осанкой, дикой энергией и той первобытной силой, что сквозила в каждом их движении. Я вновь показывал им наши руды и золото, но их внимание привлекли лишь яркие стеклянные бусы и кусок красной ткани, которые Одинцов предусмотрительно захватил для подобных случаев. После обмена этими безделушками на несколько искусно сделанных копий и бумерангов (кои я непременно привезу тебе!), напряжение спало, и нам позволили продолжить путь, взяв с нас обещание не возвращаться в их земли. Этот случай лишний раз убедил меня, сколь важно проявлять осторожность и уважение к обычаям сих народов, чье доверие так легко потерять и так трудно обрести.
Сейчас, когда лето вступает в свои права, природа расцветает новыми красками. Дни становятся длиннее и теплее, хотя ночи все еще прохладны. Мы картографировали значительную часть побережья и долину главной реки, продвинувшись вглубь континента почти на двести миль. Собран богатейший гербарий, сделаны многочисленные зарисовки и измерения. Впереди — неизведанные просторы, новые реки и горы, встречи с иными племенами.
Завершаю сие длинное послание, мой дорогой брат, с надеждой, что оно застанет тебя в добром здравии и благополучии. Передай мои нижайшие поклоны Каролине и детям. Мысленно я часто переношусь в наш тихий Тегель, но дух исследователя влечет меня все дальше, в неизведанное. Будь спокоен за меня, Провидение и предусмотрительность моих русских спутников хранят нас.
Твой навеки преданный брат и друг,
Александр.
* — Описание эвкалиптов.
** — Вероятно, коалы или вомбаты.
*** — Большой Водораздельный хребет.
Глава 24
Итак, жребий был брошен. Решение, принятое на Военном совете, — дерзкое, рискованное, и… требующее немедленного исполнения. Пока генералы Блюхер и Калькрейт с лучшими немецкими полками выдвигались на север, пытаясь маневрами связать наступающие силы армии Моро, в Эрфурте и его окрестностях кипела лихорадочная, но совершенно секретная подготовка.
По моему приказу и под личным наблюдением генерала Бонапарта, которому я доверил реализовать собственный смелый план, спешно сформировалась ударная подвижная группа. Костяком стал ее кавалерийский корпус атамана Платова, уже показавший свою высочайшую эффективность в недавнем разгроме польских мятежников. Четыре бригады — Кульнева, Мюрата, Шепелева и казачья бригада самого Матвея Ивановича, были переформированы в дивизии четырехполкового состава и составили авангард нашего ударного объединения. Им были приданы все наличные полки конной артиллерии — гроза вражеской пехоты, а также четыре отборных егерских и два гренадерских полка, посаженных на реквизированных у местных бюргеров крестьянские повозки, которые на марше почти не отставали от стремительного продвигавшейся конницы. Вторым эшелоном шли восемь немецких конных полков и четыре посаженых на повозки пехотных полка. Итого — 27 тысяч сабель, 16 тысяч штыков при 172 орудиях.
Название этому летучему соединению родилось само собой, в пылу штабных обсуждений — «Конная Армия». Нечто новое, невиданное доселе — не просто масса кавалерии для фланговых ударов или дозорной службы, но самостоятельная оперативная единица, способная действовать в глубоком тылу врага, и как острый нож, вспарывать его брюхо.
Задача стояла предельно ясная: пройдя еще недавно с таким трудом обороняемыми ущельями Тюрингского леса, ворваться в незащищенные тылы французских армий, обрушиться на их коммуникации, уничтожить склады, магазины, арсеналы в районе Франкфурта-на-Майне и Майнца, посеять панику и хаос, парализовать снабжение вражеских армий.
Прощание с Бонапартом было недолгим. Он был собран, энергичен, глаза его горели предвкушением великого дела. Он явно не испытывал и тени сомнения в успехе предстоящего рейда.
— Ваше Величество, — сказал он, пожимая мне руку, — мы не подведем. Франция получит удар, от которого не скоро оправится.
— Действуйте, генерал. Быстрота и внезапность — ваши главные союзники. И да хранит вас Бог и святой Николай, ваш покровитель.
Через несколько часов после нашего разговора «Конная Армия» выступил из лагерей вокруг Эрфурта. Это было впечатляющее зрелище: тысячи всадников — кирасиры и драгуны Кульнёва и Мюрата, пестрые гусары и уланы Шепелева, бородатые, ощетинившиеся пиками казаки Платова — нескончаемым потоком текли они на запад. Между эскадронами громыхали орудия конной артиллерии, а замыкали колонну подпрыгивающие на ухабах повозки с егерями, крепко державших свои штуцера.
Скорость марша была просто невероятной. Проходя теми же ущельями Тюрингского леса, где всю неделю назад шли ожесточенные бои, наши кавалеристы теперь лишь слегка придерживали коней. Слабые французские заслоны, оставленные армией Моро, были сметены почти без сопротивления. Казачьи разъезды Платова, шедшие в авангарде, безжалостно кололи пиками и рубили растерявшиеся французские пикеты, брали «языков», захватывая обозы, отставшие от основных колонн Моро.
Вырвавшись из тесноты оперативного пространства Гессенских границ, «Конная Армия» разделилась на четыре потока, каждый со своей стороны, но объединенные общий план Бонапарта. Цель — Франкфурт и его окрестности.
Первые ощутили на себе мощнейший удар тыловых частей армии Моро, еще не успевшие уйти далеко на север. Дивизии Мюрата и Кульнёва, совершив стремительный ночной марш, на рассвете обрушилась на большой французский лагерь недалеко от города Фульда. Там располагался крупный интендантский склад, и располагались маршевые батальоны армии Моро.
Атака была полной неожиданностью. Казанские и Нижегородские драгуны ворвались в лагерь, сметая растерянную охрану. Застигнутые врасплох французские пехотинцы, едва успевшие схватить ружье, были изрублены и рассеяны. Конная артиллерия с ходу открыла огонь по магазинам и складам. Вскоре весь лагерь превратился в ревущее море огня. Горели пакгаузы с провиантом, тюки с обмундированием. Взлетели в воздух зарядные ящики и повозки с патронами. Кульнёв, не задерживаясь, повел свою дивизию дальше на запад, оставив позади лишь дымящиеся руины и панику.
Оттуда дивизии Мюрата и Кульнёва стремительно двинулась к Франкфурту. Мюрат первым подошел к городу. Этот гасконец, жаждавший славы не меньше своего прославленного шурина, действовал с обескураживающей дерзостью. Он не стал тратить время на осаду или штурм: воспользовавшись утренним туманом, его дерптские драгуны и гродненские гусары ворвались в предместья, где располагались основные французские магазины — огромные склады провианта, фуража и боеприпасов, снабжавшие обе армии.
Охрана оказалась совершенно не готова к подобному повороту событий. После короткой, но яростной схватки склады были захвачены. Мюрат приказал не грабить, а уничтожать. Солдаты топорами проламывали донца у бочек с вином и спиртом, поджигали горы сухарей и штабеля мешков с мукой, взрывали пороховые погреба. Вскоре над Франкфуртом поднялся гигантский столб дыма, видимый за десятки миль. Гарнизон города, запершись за стенами, не смел и носа высунуть, парализованный страхом и масштабом разразившейся катастрофы. Уничтожив все, что можно было уничтожить, Мюрат так же стремительно увел свою дивизию прочь, растворившись в утренней дымке.
