Благословенный. Книга 7 (СИ) - Коллингвуд Виктор
В зале повисла тишина. Предложение было дерзким и неожиданным.
— Франкфурт? — переспросил Кутузов, поправляя повязку на незрячем глазу. — Но зачем, Николай Карлович?
— Затем Михаил Илларионович, что там, в районе Франкфурта и Майнца, находятся главные магазины, склады и арсеналы противостоящих нам французских армий! — Глаза Бонапарта сверкали. — Они создали эти базы весь прошлый год, готовясь к войне! Там — провиант, фураж, порох, ядра, и подкрепления! Уничтожив эти запасы, мы буквально перережем им глотку, лишая снабжения и отступающую армию Жубера, и маневрирующую армию Моро! Это парализует их силы! Представьте себе: Жубер отходит, рассчитывая на отдых и пополнение запасов, а находит лишь пепелище! Моро стоит в Касселе, а его тылы разгромлены, операционные линии перерезаны, нет ни хлеба, ни патронов! Это будет катастрофа для них; катастрофа, что позволит нам закончить эту компанию одним ударом!
По залу пронёсся тревожный шепот. Идея была поистине великолепна в своей простоте и дерзости. Ударить не по армиям, а по их основе — по логистике. Вспоминая истории войн в моем мире, я прекрасно помнил, что уязвимым местом любой военной машины являются недостаточное снабжение сил, ушедших вглубь чужой страны. Одна компания 12 года чего стоит…
— Однако, это рискованно! — возразил Блюхер. — Мы оставляем Моро практически без присмотра! А если он повернет на Берлин?
— Это невозможно! — отрезал Бонапарт. — Услышав об ударе по Франкфурту, он будет вынужден спасти свои коммуникации, повернув на юго-запад. Мы выиграем время и инициативу! Риск есть, но военного плана без риска не бывает. Потенциальная выгода же неизмеримо больше: мы можем закончить войну через несколько недель, и при этом практически без потерь!
Генералы зашумели, обсуждая смелый план. Кутузов задумчиво поглаживал подбородок. Суворов одобрительно хмыкал — ему явно импонировала изощренность и дерзость плана корсиканца. Немцы возражали, опасаясь за свою землю.
Я слушал их споры, но решение уже созрело в моей голове. План Бонапарта был рискован, но он обещал почти бескровную и решительную победу. А я жаждал именно этого. Я никогда не хотел этой войны, поскорее закончить эту войну, вызванной интригами и начатой гибелью Наташи. Удар по Франкфурту, сердцу их военной машины в Германии, казался самым верным способом достижения этого. К тому же, мое «послезнание» напоминало, кто такой господин Бонапарт и что именно такие смелые, нестандартные маневры часто приносят успех великим полководцам.
— Господа, — я поднял руку, призывая к тишине. — Я выслушал все мнения. План генерала Бонапарта дерзок, но он дает нам шанс на решительную и полную победу. Я одобряю его.
По залу пробежал вздох облегчения. Решение было принято.
— Генерал Блюхер, фельдмаршал Калькрейт, — обратился я к немецкому командующему, — на вас возлагается задача по обеспечению обороны армии Моро. Используйте все доступные силы Северо-германской империи, маневрируйте, запутывайте его, не отдавайте инициативу, не позволяйте ему свободно продвигаться на восток. Генерал Бонапарт, вам поручается возглавить экспедиционный корпус для рейда во Франкфурте. Вы выступили под своим командованием всем кавалерийским корпусом генерала Платова, включая конную артиллерию, а также лучшие егерские полки из резерва, посаженные для скорости на повозки. Действуйте быстро и решительно. Ваша цель — уничтожение французских складов и магазинов в районе Франкфурта и Майнца, а также везде. где это будет возможно по обстановке. Михаил Илларионович, вашим силам поручено развить успех, направив Первую Армию следом за силами Бонапарта, прикрывая его тыл и в случае необходимости обеспечивая отход.
Я обвел взглядом лица генералов. На одних читалось волнение, на других — решительность, на третьих — сомнение. Но приказ был отдан.
— Время не ждет, господа. Приступайте к выполнению. Да поможет нам Бог!
* * *
Третье письмо Александра фон Гумбольта.
Мой дражайший, мой несравненный брат Вилли!
Пишу тебе из сих отдаленнейших пределов обитаемого мира, куда занесла меня воля Провидения и власть моего августейшего покровителя, русского (а теперь, по слухам, и немецкого тоже) императора Александра.
Мне не хватает слов описать, что за земля предстала нашим взорам! Ты помнишь, сколь я сетовал на сингапурский зной, но высадка наша пришлась на разгар здешней зимы (июнь и июль), и пронизывающие ветры с юга, несущие ледяное дыхание Антарктики, заставили нас кутаться во все теплое платье. Берег поначалу показался унылым и негостеприимным: низкие холмы, поросшие серовато-зеленым, незнакомым кустарником, песчаные дюны и холодное, седое море. Первые дни команда под руководством неутомимого Беллинсгаузена и приданного мне для содействия и охраны поручика Александра Семеновича Одинцова занималась возведением временного форта и жилья из местного дерева — могучих, но странных деревьев с облезающей корой и вечнозеленой, пахучей листвой *, а я, верный своему призванию, немедля приступил к рекогносцировкам.
Какое изумление, какой восторг натуралиста охватывает меня всякий раз, когда я углубляюсь в сии девственные леса! Все здесь отлично от того, что мы знаем в Европе или даже в Америках. Воздух напоен терпким, бальзамическим ароматом эвкалиптов, коих здесь произрастает несметное множество видов — от исполинов, чьи вершины теряются в небесах, до скромных кустарников. Под их сенью раскинулся мир невиданных прежде растений: древовидные папоротники, словно пришедшие из доисторических времен, акации с нежными перистыми листьями и яркими шаровидными соцветиями, причудливые банксии с соцветиями, похожими на щетки для чистки ламповых стекол, и мириады кустарниковых орхидей, чья хрупкая красота поражает воображение. Даже в зимние месяцы, когда природа, казалось бы, должна замереть, земля сия полна жизни и скрытых чудес.
Фауна же сего континента поистине бросает вызов всякому разумению! Главные его обитатели — сумчатые млекопитающие, существа столь необычной организации, что одно их изучение займет годы. Мы часто наблюдаем стремительных «кенгуру», передвигающихся огромными скачками на мощных задних ногах, используя хвост как опору и балансир. Есть и меньшие их родичи, проворные валлаби, прячущиеся в густых зарослях. Ночами же из лесной чащи доносятся странные крики и шорохи — то выходят на охоту ночные сумчатые, поссумы, и неуклюжие, похожие на маленьких медведей зверьки *, что питаются исключительно листьями «эвкалиптов». Птичий мир поражает буйством красок и голосов: стаи крикливых какаду и разноцветных попугаев то и дело проносятся над головой, а по утрам воздух оглашается громогласным, почти человеческим хохотом птицы-кукабарры. Ах, Вильгельм, если бы ты мог видеть это своими глазами!
Не менее усердно я предаюсь и геологическим изысканиям, помня о поручении Его Величества. Ландшафт здесь весьма разнообразен: прибрежные равнины сменяются холмистыми грядами, прорезанными долинами рек, а вдали на севере виднеются синеватые контуры горной цепи.*** Я обследовал выходы скальных пород — граниты, песчаники, сланцы, — отмечая их структуру и залегание. При каждом удобном случае я обращаюсь к нашим проводникам-туземцам, Кимбе и Ватарреа, коих мы взяли на борт в колонии Новая Зеландия [6]. Это молодые люди из племен, обитавших близ английской колонии, и они немного изъясняются по-английски, что облегчает общение, хотя их знания географии весьма ограничены пределами родных земель. Я показываю им принесенные из Сингапура образцы руд и самородок золота, вопрошая через поручика Одинцова, который немного владеет английским, не встречали ли они подобных камней или блестящего металла в своих странствиях.
Увы, пока их ответы туманны и неопределенны. Они узнают некоторые железные руды, но указывают на них как на материал для изготовления охры, коей они раскрашивают свои тела. Золото же и прочие благородные металлы, похоже, не привлекают их внимания вовсе. «Желтый камень», — говорят они, пожимая плечами, — «Много в ручьях, но зачем он? Не годится для копья». Тем не менее, я не оставляю надежды. Их познания в местных травах, чтении звериных следов и умении выживать в сих диких краях неоценимы. Вместе с нами идут и шестеро малайцев — Али, Хасан и другие, нанятые еще в Порт-Александрийске; они присматривают за лошадьми, разбивают лагерь и исполняют прочую черновую работу, проявляя удивительную сноровку и выносливость.
