Рейд за бессмертием - Greko
Тенгинцы и навагинцы считались элитой войск Черноморской береговой линии. Им поручались самые сложные участки. Но что могли сделать несколько рот с ополовиненным составом за столь короткое время?
… Разведгруппу в Михайловском укреплении встретили как родных.
— Рад вас видеть в полном здравии, Константин Спиридонович! Сколько лет, сколько зим! У меня есть отличный ром, чтобы отпраздновать встречу! — поприветствовал разведчиков штабс-капитан Лико. — И тебя, Девяткин, рад видеть. Смотрю, ты себе не изменяешь: как пришёл ко мне в рванине, так и вернулся таким же!
— Унтер-офицер Василий Девяткин по прозвищу Чемпион Черноморского флота — дважды Георгиевский кавалер, — заступился штабс-капитан Варваци за своего подчиненного.
— Да вы что⁈ — поразился комендант. — Вот так фортель! Выходит, все не зря⁈ Да, Василий? Но мы про наш маленький секрет никому не скажем.
Коста удивленно посмотрел на унтера, но расспрашивать не стал. Захочет, сам скажет.
— Вашбродь! Разрешите со знакомцами из тех, с кем службу здесь начинал, поручкаться?
— Мало их осталось, Василий. Помирают люди, — вздохнул Николай Константинович. — У меня нынче под ружьем четыре неполные роты. А линия огня, сам знаешь, какая длинная. Я на всякий случай, по совету контр-адмирала Серебрякова, затеял устроить ретраншемент…
Лико показал на баррикаду, которую стали возводить из брусьев, бочек и подручных материалов, чтобы отсечь узкую дальнюю часть форта, обращенную к морю. Там размещались офицерские флигели. Никто не мог внятно объяснить, зачем при возведении крепости ей придали столь странную форму. Она напоминала длинную седельную кобуру для кольта «миротворец». За ретраншементом комендант рассчитывал укрыться, если широкую часть удержать не выйдет. Последняя линия обороны.
— А рядовой Осипов? Архипка? — с тревогой спросил Вася.
— Жив, жив, твой Архип! Недавно прибыл с мушкетерской ротой.
— Ступай, Вася! — разрешил штабс-капитан Варваци.
— С какими новостями, Константин Спиридонович? Кстати, поздравляю с повышением. Я-то, как видите, в чинах тут застрял.
— Новости дурные, Николай Константинович. Идет на вас черкес большими силами. Что особенно плохо, воодушевлённый победами в Лазаревском и Вельяминовском фортах. Пороха у них в изобилии, но мечтают о поживе.
— О поживе? У меня в форте⁈ Не бывать этому! Провиантские магазины подожгу при первой же опасности потери крепости. Погреб пороховой — взорву! Денщик! Немедленно ко мне всех офицеров. И всех старослужащих тоже! Будем всем миром думать, как справиться с бедой. Наши посиделки с ромом временно отменяются, господин штабс-капитан!
— Я все понимаю, Николай Константинович!
На общем собрании было решено биться до последней капли крови и черкесу не поддаваться.
— У нас под ружьем не более 400 человек и сотня больных в лазарете. Восемь орудий. Те, что смотрят на море, вовсе бесполезны.
— С Морской батареи пушки брать нельзя, они блокгауз азовцев стерегут, — откликнулись артиллеристы. — Можно переставить то, которое баню защищает. Вряд ли мы в ближайшие дни постирушку устроим. Сделаем в ретраншементе амбразуру. Без орудия его не удержим.
Комендант согласно кивнул. Поколебался и все же задал главный вопрос.
— Что сделаем в случае неустойки? — все напряженно застыли, ожидая продолжения. — Предлагаю: если не устоим, взорвать пороховой погреб и погибнуть с честью, как и положено русскому солдату!
— В погребе 200 пудов пороху, не считая гранат. Хорошо бахнет! — хохотнул артиллерийский прапорщик Ермолаев.
— Разрешите мне, Ваше Высокоблагородие! Хочу стать добровольцем! Тем, кто подорвет! — вмешался Архип Осипов.
— Сдюжишь? Не дрогнешь? — недоверчиво спросил Лико, почесав свои черные бакенбарды.
— Сделаю! — решительно отозвался рядовой Тенгинского полка.
— И крест поцелуешь?
— Поцелую!
Все смотрели во все глаза на человека, вызвавшегося добровольно на смерть. И в этих взглядах недоверия было не меньше, чем восхищения.
Протоиерей, отец Маркел, подал священный крест. Архип истово перекрестился и скрепил личную клятву поцелуем.
— Принимается! Будешь дежурить еженощно до десяти утра в погребе с ружьем и фитилем. Выдать рядовому Осипову спирту и воды!
— Повезло тебе, Архипка! — загомонили старослужащие солдаты, допущенные на совещание.
— Господин штабс-капитан! — прервал веселье Коста. — Я со своей группой выдвинусь в горы. Когда черкесы пойдут на штурм, подам сигнал ружейным выстрелом. Больше с костром связываться не хочу. Хватило печального опыта.
— Опасно, Константин Спиридонович!
— Не более, чем у вас, — пожал плечами офицер-разведчик.
— Вашбродь! — вдруг вскинулся Вася. — Не серчайте, но я с вами не пойду. Дозвольте с ребятами остаться. Тут каждое ружье на счету.
— И я! Я тоже хочу! — поддержал друга Игнашка.
«Не хотят снова в роли зрителей побывать, — с тоской подумал штабс-капитан Варваци. — А я? У меня такого выбора нет!»
— Черт с вами! Оставайтесь!
… Три недели собирались черкесы в назначенном для нового лагеря месте. Снова давали клятву сражаться до конца. Снова выбрали предводителями уорков, братьев Цаци Али и Магомета. Большая сила — шапсуги, натухайцы, убыхи. Тысяч десять, не меньше.
Князя Берзега не было. Он со своими людьми 14 марта пытался взять Головинское укрепление внезапным кавалерийским наскоком. Не преуспел. Нападение отбили урусы. Лишь людей зря положил. Теперь для поднятия авторитета он торопился к Михайловскому форту, но его ждать не стали.
19-го марта[1] луна светила ярко, но после полуночи горы укутал густой туман. В темноте были слышны шаги тысяч людей, пробиравшихся через кустарник, переходя с горы на гору. Толпой пять часов добирались, выступив после заката солнца — вместо двух, которых обычному человеку хватило бы за глаза. Подходили к крепости по дороге на Джубгу, по мрачному ущелью, упиравшемуся в возвышенность с фортом наверху.
Штабс-капитан Варваци и Додоро засели на верхушке горы, покрытой густым лесом дубов, вязов и кедров. Она отделяла Джубгское ущелье от моря. Место заранее согласовали с комендантом Лико. Пока не затуманило, заметили, как мимо прошел отряд из нескольких сотен бойцов. Разведка. Потом потянулись остальные. В тумане черкесские отряды выглядели, как темная шевелящаяся масса. Страшный черный осьминог, раскидывающий
