Военкор (СИ) - Дорин Михаил
Враг ударил, на этот раз чем-то мощнее. Метрах в тридцати, справа заклубился столб дыма. Там как раз были солдатики, ребята из моего расчёта…
Муса запросил по рации Ляхова, но ответа не последовало.
Грохнуло в очередной раз.
Я выглянул и увидел у насыпи, где была одна из позиций, тела троих ребят из моего расчёта, лежащие на земле. Один на боку, другой лицом вниз, третий на спине и рука под неестественным углом. Работал вражеский танк. Я видел, как он безнаказанно утюжил наши позиции.
— Всех положили… — выдохнул я. — Не успели отойти…
Снова раздался свист мины. Мы втянули головы в плечи. Очередной разрыв, потом ещё и ещё. Штурм продолжался, а мы остались с автоматами против танков и наступающей пехоты.
Посмотрев в сторону Мусы, обнаружил его мёртвым. Я подполз к нему и забрал рацию. Крепче сжал приклад автомата, чувствуя, как капли пота смешиваются с пылью на лице. В глазах мелькали блики, но потерять сознание я не имел права.
— Не сдаёмся, у нас ещё есть патроны. Держим до последнего! — я высунул автомат и дал короткую очередь, зацепив ещё одного вражеского штурмовика.
Израильтяне пёрли вперёд и не собирались отступать, чувствуя нашу кровь и близость победы. Сил у меня оставалось всё меньше, рана снова открылась, и я чувствовал, как мокрая ткань прилипает к телу, и при каждом вдохе, словно кто-то всаживает мне обломок железа под ребро.
— Песок — Посту 10! — хриплю в динамик. — Противник в ста метрах у насыпи, наши почти все выбыли. Нужна поддержка!
В ответ только слабое потрескивание.
— Да ответь ты что-нибудь… — проскрежетал я.
Запнулся, потому что увидел в том направлении, где раньше был командный пункт, как за крышей одного из складов медленно поднимается чёрный дым.
— Сопин… — прошептал я.
Тут же последовал очередной выстрел с фланга. Судя по звуку, работали по дальнему окопу. За спиной вдруг застрочила короткая очередь. Я развернулся и увидел, как двое ребят с нашего поста бросились прикрывать фланг.
— Песок — Посту 10! — я снова нащупал рацию. — Кто-нибудь, приём!
Нет, похоже, линия накрылась. Командного пункта больше нет.
Вдали, с юго-востока, донёсся залп артиллерии, чуть ближе строчили автоматные очереди. Наши не сдавались и давали отпор, но долго ли мы простоим ещё? Связи нет, оборона трещит по швам и сколько нас осталось — неизвестно.
Среди серенады выстрелов, рация вдруг ожила, затрещала, а затем раздался охрипший, знакомый голос.
— Пост 10 — Песку… приём…
Я вцепился в рацию обеими руками и заговорил.
— Пост 10 разбит. Боезапас кончается, есть только патроны в автомат. Наблюдаю движение пехоты противника!
На том конце повисла короткая пауза. Раздалось шипение, словно кто-то переключает каналы или смахивает пыль с микрофона.
— Принял, Пост-10… Всем постам! Командный пункт накрыт, мы переведены на резервную станцию и находимся под обстрелом. Командование решило отвод. Всем живым группам отходить к вышке. Повторяю — к вышке! Выдвигайтесь.
Пока Сопин озвучивал приказ, я видел, как вернулся сержант, которому удалось прикрыть фланг ценой ранения. Второй боец остался там… сержант пытался перезарядить автомат, но руки дрожали настолько сильно, что ничего не выходило. Его каска сбилась набок, а один рукав был весь в крови.
— Песок — Посту 10, у меня трое трёхсотых. Двое тяжёлых — не дойдём.
В ответ раздался лишь треск в рации. Я слышал, как на том конце переговариваются, но не улавливал слов.
— Пост 10, — наконец ответил Сопин, тихо. — Действуй по обстановке. Если будет шанс — уходи к чёртовой матери.
Я отпустил рацию, та будто обречено затихла. Сержант посмотрел на меня стеклянными глазами.
— Что сказали?
— Уходить к вышке, отступаем.
— Ты дойдёшь?
Я покачал головой. Сержант помолчал, потом протянул мне флягу. Я сделал глоток, чувствуя у воды лёгкий привкус ила. Вернув флягу, взял автомат. Осталось три магазина, один полный наполовину.
— Хорошее у нас место. Видно всё, — с трудом проговорил сержант, как будто успокаивая сам себя.
— Тебя как звать? — спросил у него я.
— Коля.
— Значит так, Коля. Команду на отход ты слышал. Уходи к вышке.
Парень попытался вначале возразить, но резко замолчал и согласно кивнул.
Вновь донёсся грохот миномёта, и началась стрельба. Я отчётливо видел, как к нам снова попёрли израильские штурмовики, собираясь дожать.
Я выпустил несколько очередей. Один солдат подошёл слишком близко и был убит ещё одной очередью.
Осталось два магазина. Противник приближается. Был уже совсем близко.
Я взглянул на лежащего рядом сирийского бойца без ноги. У него из подсумка торчала граната. Чем меньше патронов, тем чаще посещает мысль применить подобное оружие.
Как-то уж быстро исчезает надежда.
Я прицелился, чтобы начать снова отстреливаться, но замер. Нарастающий со спины гул был всё ближе и ближе.
Повернулся назад. Секунда, и буквально над нашими головами, пронеслись две ракеты.
Полыхнуло за насыпью, разбрасывая израильскую пехоту. Ракеты ударили точно в БМП и танк. Башня танка взлетела и рухнула набок, гусеницы остановились. Место удара заволокло густой пылью.
На фоне рассветного неба, выполняя отворот и отстрел тепловых ловушек, показались два Су-25.
Откуда только эти самолёты взялись в Сирии, понятия не имею. Но я им безмерно рад.
— «Грачи» прилетели, — прошептал я, едва дыша.
Второй заход не заставил себя ждать. Вторая «сушка», идя чуть выше, дала залп. Я даже не сразу понял, куда он бил, но взрывы взметнулись чуть севернее. Судя по хаотичному радиообмену, задело штабную группу противника.
— Песок — всем! — прорезался в эфир голос Сопина, на удивление чёткий. — Авиация в воздухе! Наша колонна подходит с востока, связь восстановлена. Повторяю, колонна подходит. Работает авиация!
Я снова взглянул на сирийского бойца, у которого слезились глаза. Он лежал на спине и смотрел в небо.
— Мы ещё поживём, брат, — успокоил я молодого.
На краю поляны появился дым, но не чёрный, а серо-белый. Шла наша колонна. Выстрел из пушки БМП ударил по насыпи. Противник попытался перегруппироваться, но поздно. Из пыльного марева вынырнул силуэт танка. За ним шли БТР, грузовики, даже пара ремонтных тягачей.
Я увидел сирийских бойцов, судя по опознавательным нашивкам. Пехота двигалась под прикрытием двух БМП-1 и советского танка Т-72.
— Держитесь мужики! — крикнул один из подошедших бойцов. — Нам сказали, вы держали позицию…живые ещё есть?
— Нет, — прошептал я.
Сирийцы сразу заняли нашу бывшую линию. Один из офицеров в стальной каске французского образца и с сирийскими погонами под камуфляжем, подошёл ко мне.
— Карелин? — спросил он по-русски с акцентом. — Приказано вас эвакуировать. У нас вертолёты на подлёте.
Боль в боку разлилась чугунной тяжестью по всему телу. Глаза норовили закрыться. Только усилием воли я держался на ногах.
Из-за хребта раздался знакомый звук. В небе появился силуэт Ми-8. За ним ещё один. Оба снижались быстро, волоча за собой полосы пыли. Один из пилотов, чтобы посадить машину на сравнительно ровную площадку между насыпью и руинами склада, сделал точный разворот, завис, потом с характерным ударом опустился.
— Погрузка! Быстро! Только раненые! — закричал бортовой техник из грузовой кабины, открыв сдвижную дверь.
Меня осторожно опустили на носилки. В руках я сжимал подсумок с фотоаппаратом и плёнкой. Сирийца, которого я вытащил из-под обстрела, тоже погрузили в Ми-8 и подключили к капельнице.
В вертолёте было жарко. Пол дрожал от вибрации из-за работающих лопастей.
Наконец-то Ми-8 поднялся в небо.
— Держись, через скоро будем в Тифоре. Там госпиталь… — говорил бортач как будто из-под толщи воды.
Остальное я уже не слышал — сознание стремительно меркло. Организм, мобилизовавший все свои силы, наконец выключился, когда прямая угроза миновала.
Дорогу на базу Тифор или по-другому Эт-Тияс, куда нас эвакуировали на вертолётах с остальными раненными, я помнил обрывчато, отдельными всполохами памяти…
