Скопа Московская (СИ) - Сапожников Борис Владимирович
Слова его о скудном содержании как-то не вязались с обильным столом, однако возражать Василий, конечно же, не стал.
— Поместья наши оскудели совсем, — подхватил другой дворянин, — крестьяне поразбежались, али позабыли, как оброк платить.
— А у кого поместья под Васькой-царьком, — снова раздался выкрик с дальней стороны стола.
— Верно, — согласился говоривший. — Мы тянем службу, которой ляхи гнушаются, войну ведём, а нам объедки со стола достаются. Вот скажи-ка, воевода, когда ты последний раз к царю зван был?
— Да ещё до Петрова поста, — ответил Михаил мрачным тоном.
— От! — выкрикнул кажется всё тот же горлопан с дальнего края.
— А ты разве не такой же боярин, как Заруцкий с Трубецким? — глянул на него Бунай Рукин. — Отчего ж тогда тебе такое неуважение? Они почитай живут в царёвых палатах, кажен день с царём али царицей видятся, им почёт, а — вот. — Он продемонстрировал Михаилу здоровенный кукиш. — Так выходит, воевода?
Спорить Михаил не решался. Дети боярские были в сильном подпитии и все обиды на «истинного царя», задвигавшего их ради казаков с ляхами, лезли наружу.
— Окружил царь себя ляхами да татарами, — поддержали Буная, — а русскому человеку к нему и хода нет. Какой же он царь после этого?
— Истинный, — осадил болтуна Михаил Бутурлин. — Не Васька-царёк, что на Москве сидит, да не правит дальше стен городских.
— Как же не правит, когда его воевода, у которого родич твой служил, бил нас сколь раз? — возразил ему Бунай. — Князь Скопин широко шагает, с ляхами того и гляди сцепится.
— А говорят помер он, Скопин-то, — раздалось с дальнего края стола. — Али врут?
— Едва он к Господу не отправился, — ответил Василий, видя, что все взоры обратились к нему, — да не попустил Он, выправился князь. Да и побил ляхов.
— Как побил? — удивился Бунай, да и остальные сидевшие за столом дворяне разразились возгласами недоверия. — Разве ж можно их в поле побить-то?
Один лишь Михаил знал, что под Клушиным победа осталась за Скопиным, Василий поведал родичу об этом вкратце, пока женщины готовили обед да собирали на стол.
— Можно, и я тому самовидец живой, — решительно заявил Василий. — Сам рубился с ляхами под Клушиным.
— И многих порубал? — глянул на него с усмешкой Бунай.
— Да чтоб до смерти ни одно, наверное, — честно ответил Василий, — броня у них крепкая, кони добрые, да и сами они рубаки хоть куда. А всё одно сломили мы их, вот что я вам скажу!
— Так уж и сломили, — выдал кто-то из сидящих за столом с явным недоверием.
— А ты на аргамаков погляди, что я на двор привёл, — срезал его Василий. — А ещё могу броню справную показать, да и вот сабля у меня добрая.
Он вынул из ножен дамасской стали саблю, взятую как трофей после боя. Говорить, что поднял её с покойника, убитого ядром, Василий не стал.
— Так бают ты от князя Скопина утёк с теми аргамаками да бронёй крепкой да саблей доброй, — рассмеялся Бунай.
— А откуда бы им взяться, коли бы нас ляхи побили, а не мы их? — резонно поинтересовался у него Василий, и ответить на это Бунаю было нечего.
— И как же наградил князь Скопин всех после битвы той? — спросил у родича Михаил.
— Да по справедливости уж, — ответил тот. — Кто пораненный сильно, тех по домам распустил, удерживать не стал даже выдали какую деньгу на дорогу. Тех же, кто несмотря на раны войске остался, наградил щедро, теми самыми конями да бронями да саблями, что с гусар взяли.
— Надо ж, за боярского царя стоит, — теперь уже для них Василий IV стал боярским царём, а не Васькой-царьком, заметил себе Бутурлин, — а воюет хорошо. Жигимонтовы рати бьёт.
— А как с войском у него? — спросил кто-то из детей боярских, чьего имени Василий не запомнил. — Справное ли?
— Под Клушиным дать гетману Жолкевскому укорот справы хватило, — хвастливо заявил Василий. — Да и полковника Зборовского с его гусарами в железа заковали да на Москву отправили, на царёв суд.
Зборовского тут знали хорошо, и эта новость произвела на детей боярских сильное впечатление.
— Лихой он гусар был, — заметил кто-то из них. — Бивал войска боярского царя.
— Пехоту нового строя князь прямо из мужиков набирает, — продолжил Василий. — Их немецкие десятники да головы обучают воинской хитрости. Не с пищалью, а с длинным древом — пикой. С такой и в поле против гусара выстоять можно.
И он быстро рассказал о противостоянии наёмников Делагарди атакам гусарии. Правда, о плетне, который мешал полякам, упомянуть позабыл, решив, что о такой мелочи умолчать. Так история звучала куда лучше.
— Холопы с древом воевать будут, — пробурчали за столом. — Невидаль. Хуже казаков.
— Но и без детей боярским ему никак, — заявил Василий. — Конницы у него мало. Кто по поместьям вернулся после битвы, да и побили многих.
— С одними стрельцами да холопами с древом Жигимонта со Смоленска не собьёшь, — внушительно заявил Бунай. — Без конницы никак.
— Потому и честь будет детям боярским, — заметил Василий, — и слава, и награда по чести. Такая, о какой здесь, у калужского царя, вам и мечтать не приходится.
— Чего ж ты тогда от князя утёк со всей наградой? — прищурившись глянул на него родич Михаил.
— А ежели не утёк я, — ответил Василий, шкурой чувствуя что сейчас всё на волоске висит. Не найдёт он слов нужных, и в лучшем случае в подвале окажется, а может и прямо тут его саблями порубят дети боярские, с кем он только что хлеб делил да мёд ставленый да варёный пил, — а отправлен князем Скопиным к вам со словом.
— С каким-таким словом? — спросил за всех Михаил, и над столом повисла гнетущая тишина.
— А с таким, кто на службу к нему пойдёт, чтобы Жигимонта Польского с земли нашей гнать, — проговорил как можно чётче Василий, чтобы каждый за столом услышал его слова, — так тому будет почёт и награда по чести, в битве заслуженной, а не по месту.
Тишина висела над столом. Василий глядел на этих людей, испытанных во многих боях и кампаниях. Иные начинали службу ещё при Борисе Годунове, а детьми застали годы правления Фёдора Иоанновича, богомольного царя. И вот сейчас они сидели и думали над его словами, и от думы их зависела теперь сама жизнь Василия Бутурлина. Он снова ощутил на каком тонком волоске она повисла, и сглотнул горькую слюну запив глоток ставленым мёдом, который ему совсем не сладким показался.
* * *
Ляпунов принял Ивана Шуйского как положено. Узнав от дворян, перехвативших отряд на пути к Рязани о том, кто к нему пожаловал, сам вышел к воротам. Иван спешился и воевода низко поклонился ему и сам проводил в палаты, где принял ласково, но с недоверием. Не понимал он, ради чего царь, как думал тогда Ляпунов, послал меньшого брата своего в Рязань. А главное, отчего о том не донёс младший брат самого Ляпунова Захарий, находившийся в столице с сильным отрядом детей боярских.
— Прибыл я не от царя, — первым делом сообщил Ляпунову Иван Шуйский, — но из войска князя Скопина-Шуйского. — Он намерено назвал воеводу полной фамилией, подчёркивая сродство с ним. — У него в войске конницы почти не осталось после победы над ляхами.
— Победы, — воспользовавшись нарочитой заминкой князя Ивана спросил Ляпунов, — над ляхами?
— Под селом Клушиным, — ответил ожидавший этого вопроса князь Иван, — побил воевода Скопин-Шуйский конную рать гетмана Жолкевского. Их, конечно, было меньше, чем нас, но у гетмана войско состояло почти сплошь из одних гусар, которые и меньшим числом бьют более сильные рати. Но в том бою много порублено было детей боярских из конных сотен, каких до смерти, каких поранили так, что они в поместья вернулись, не в силах дальше службу нести. Воевода их отпустил, да только теперь ему на осадный стан Жигимонта под Смоленск идти надобно, а конницы мало.
— Так чего же государь надёжа не прислал ему подкрепление? — поинтересовался Ляпунов.
— Отчего же не прислал, — удивился князь Иван. — Прислал государь меня к воеводе, да только на Москве верных царю детей боярских мало. Он только стрельцов Московского приказа отправил в помощь воеводе вместе со мной. А без конницы с ляхом не повоюешь, и стан его осадный не собьёшь.
