Барометр падает (СИ) - Щепетнев Василий Павлович
Немая сцена.
А вы чего, собственно, ожидали? Что я спрячусь под веник?
Почти весь матч я был догоняющим. А ну, как последнюю партию сведу в ничью, или даже опять проиграю? Вероятность велика, даже очень велика. И тогда с Миколчука спросят. А если матч сорвать? Если объяснить срыв происками международного империализма и сионизма? Только-только наш Чижик набрал крейсерский ход, как ему неправомерно засчитали поражение. Разве мы можем допустить, чтобы наш гроссмейстер терпел такую несправедливость? Нет, мы не можем допустить, чтобы наш гроссмейстер терпел такую несправедливость. И потому продолжать матч не будем! Мы требуем, чтобы сначала была сыграна пропущенная не по нашей вине двадцать третья партия! А уж за ней и двадцать четвертая!
И тысячи болельщиков поддержат позицию и шахматной федерации СССР, и Спорткомитета в целом. Миколчук станет символом борьбы за права советского человека! И тогда его, возможно, и не уволят.
А то, что ФИДЕ лишит меня чемпионского звания — а ФИДЕ лишит, сомнений нет, — ну, а чего ждать от капиталистов?
Поэтому нет. Поэтому я останусь здесь. Пока.
А там посмотрим.
Авторское отступление
В семидесятые и восьмидесятые годы попытки побега из Советского Союза были явлением нередким. Известными становились немногие, как правило, связанные с угоном самолётов, это сложно скрыть. Чаще же пытались перейти границу, или пересечь её вплавь. Почему? Ну, по той же причине, по которой крепостные бегали от помещиков на «вольный Дон», с которого якобы выдачи нет (хотя и выдавали). Бежали за свободой, которая многим представлялась богиней с рогом изобилия, щедро одаривающей присягнувшей ей («будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин»). Больше всего впечатлил меня побег Станислава Курилова в 1974 году — но это отдельная история, в которой необыкновенно всё: и круиз на теплоходе до экватора и обратно без захода в порты, и прыжок беглеца в океан с высоты пятиэтажного дома под винты судна, и трое суток, проведенных в океане, и гибель Курилова в глубинах Галилейского моря… Кисмет, да.
Что же касается шахматиста Доломатского (вымышленный персонаж). Чижик не знает, а автор знает. В тексте расшифровки не будет, расскажу здесь. От имени КГБ ему поручили важное дело: проверить бдительность советских участников матча и немецких пограничников. Для этого он должен был спрятаться в багаж «Волги», пересечь границу с Западным Берлином, и там уже объявиться. Взамен он посетит игру, затем погуляет по Западному Берлину, и получит двадцать дойчмарок на сувениры.
Водитель «Волги» остановил автомобиль за углом, Доломатский залез в багажник, а что было дальше — читателю известно.
Мог ли на это пойти шахматист? Сегодня десятки людей в РФ поджигают банкоматы, будучи уверенными, что выполняют указания ФСБ. Ну, так пишут в российских СМИ. А уж в 1979 году доверие к КГБ было безграничным.
Зачем это было нужно КГБ?
Это не было нужно КГБ, это было нужно Штази, чтобы а) скомпрометировать матч в Западном Берлине и б) подгадить Хонеккеру. Тесный курс Хонеккера на союз с СССР не всем нравился в ГДР, и, особенно, в Штази. Им не нравилось четырехстороннее соглашение по Западному Берлину, им казалось, что Советский Союз, сближаясь с ФРГ, предает интересы ГДР, и потому ГДР должна проводить более независимую политику в отношении Запада.
Так во вселенной Чижика.
Глава 24
23 ноября 1979 года, пятница
Око Саурона
К победе нет широкой столбовой дороги, во всяком случае, в этой партии. Придётся карабкаться по каменистым тропам, с одной стороны пропасть, с другой — отвесная стена. Одна ошибка — и всё, полёт навстречу острым камням с ускорением десять метров в секунду за секунду. А хоть и тупым камням, одно.
Но зачем же ошибаться, если можно не ошибаться?
Такой вывод напрашивался из анализа отложенной партии. Последней партии матча. У белых, то есть у меня, не видно победы явной, но есть все предпосылки для её достижения. Потому нужно двигаться к цели аккуратно, но неуклонно. Метод накопления мелких преимуществ. Мелких, даже микроскопических, но потом оп-ля! и переход количества в качество свершается на глазах пораженной публики. Так вести партию я научился у Карпова, моего нынешнего соперника. И, если мне удастся довести её до победы, то в книге «Мой Берлин», которую я напишу зимой, книге, в которой изложу своё видение матча, этой партии я предварю посвящение: «Анатолию Карпову, у которого я учился, учусь и буду учиться»
Дело за малым — победить.
У меня — час одиночества. Переводчики, консультанты, технические руководители, тренеры, врачи и прочие важные люди не должны отвлекать меня от медитации. И от поедания икры, да. Последняя баночка. Должна была быть ещё — но пропала по пути с Востока на Запад. Будем считать, самоликвидировалась. Это бывает. Горничная ли оскоромилась, или кто-то ещё, не суть важно (хотя я догадываюсь), на сегодня икра есть, а завтра я улетаю. Признаться, и рефлекс выработался: чёрная игра — к серьёзному шахматному поединку. А хочется чего-то несерьезного. Поваляться на берегу тёплого моря, на солнышке, под усыпляющий шёпот волн, в своей компании, и чтобы никуда не торопиться. Такая вот идиллия пригрезилась.
Но рано, рано расслабляться. Заправлены в желудки жиры и витамины, как мы пели в пионерском лагере «Искра». А раз заправлены — нужно отрабатывать каждую калорию, мы же не тунеядцы.
Номер у меня неплохой. Чего уж там — хороший номер. Но там, в Восточном Берлине, я смотрел на мир с тридцать третьего этажа, а тут — с третьего. И вижу лишь часть улицы, дом напротив, и… и всё.
Невольно тянет выйти. А кто мне мешает? Никто мне не мешает. Хотя наши все здесь, ждут начала. В гостинице поселились двое, Миколчук и Алла, остальные по-прежнему наездами. Непутёвого Доломатского вчера отправили в Москву, подальше от соблазнов: немецкие товарищи решили, что пусть с ним разбирается советская сторона. Сам Доломатский настаивает, что это была проверка бдительности. Проверил. Бдительность на высоте.
И я, накинув плащ, вышел из номера. Прогуляться, у меня в запасе сорок пять минут.
Тут как тут Алла. Скучно ей одной, хочет пройтись со мной.
Я польщен, отвечаю. И мы гуляем. Недалеко. Дошли до скверика, присели. Алла начала жаловаться на тесноту. То есть ей лично не тесно, но каково жителям Западного Берлина!
— Им же с детства внушают, что наша Германия только и ждёт минуты, чтобы их захватить! И вот представьте, Михаил: кругом враги! Буквально кругом, за стенами города -танки, танки, танки. Со всех сторон света! Западная Германия далеко! Дорогу туда моментально перережут, и небо тоже закроют, получается, они в ловушке! И башня!
— А что башня?
— Она словно надзирает за городом, следит за каждым, словно глаз! Её так и зовут — око Саурона!
— Кого?
— Это злой волшебник, из сказки.
— Пусть волшебник, но почему злой? Я думаю, что для большинства немцев эта башня — символ мира и добра. И, конечно, благодаря башне они могут смотреть телевидение демократической Германии. Смотреть и сравнивать. Здесь — безработица, здесь — тревоги, здесь неуверенность не то, что в завтрашнем — во вчерашнем дне! А там — великие перспективы. Так что, думаю, не в страхе живут здешние немцы, а, напротив, живут с надеждой.
— Это конечно, простые немцы мечтают о социализме, — согласилась Алла. — Но капиталисты, каково им?
— Вот уж о ком не тревожусь, — ответил я. И замолчал.
Пришлось замолчать и Алле. Откуда она знает Око Саурона? На русский язык Толкина не переводили. Читала по-немецки? Ну, может быть. В Клайпеде моряки сдают прочитанные книги в букинистику. Или она и английским владеет?
Так мы сидели, пока не вышло время.
Зал был полон — впрочем, как и всегда. Для Западного Берлина матч — большое событие, тем более, протекает он в борьбе острой и нервной. Моё чемпионство висит на ниточке: закончится игра вничью — и прощай, корона. О проигрыше и не говорю. Отложенную позицию газетные обозреватели оценивают «на три результата». И потому всякому хочется посмотреть, чем же закончится матч. «Süddeutsche Zeitung» сегодня разместила карикатуру: двое любителей сидят перед телеэкраном и рассуждают: «нужно было с двадцать четвертой партии начинать, какая вышла бы экономия!»
