Небо за нас (СИ) - Оченков Иван Валерьевич
Дозора как такового не было, если не считать, торчавшего у входа в бухту 16-пушечного «Гомера» и еще одного парохода поменьше. Как позже выяснилось, из-за отсутствия угля, пары были разведены только на них.
Наши силы главные силы состояли из четырех линкоров 120-пушечного ранга «Три Святителя», «Великий князь Константин», «Двенадцать Апостолов» и «Париж» под флагом Нахимова, а также девять 84-пушечных: «Императрица Мария», «Храбрый», «Чесма», «Гавриил», «Селафаил», «Уриил», «Ягудиил», «Ростислав», «Святослав» и «Варна» под флагом Новосильского. Плюс отряд паровых кораблей. Мой флагман «Сан Парэй», которого официально пока так и не переименовали, шесть пароходо-фрегатов, и пять вооруженных шестовыми минами пароходов. Безусловно уступая противнику в числе паровых судов, мы впервые за всю войну имели преимущество в тяжелых кораблях линии.
Нахимов, когда все собрались на моем флагмане, недолго думая, предложил повторить схему случившегося ровно год назад сражения. То есть, ворваться в бухту двумя колоннами, встать на шпринги и раздолбать вражеский флот из всех орудий, благо тот повторил ошибку турок выстроившись так, что первая линия мешала второй, а перелеты наших орудий практически неизбежно доставались стоявшим в глубине бухты британцам. Ну и городу, конечно, впрочем, тот после тогдашнего погрома так и не оправился. Особых возражений от других участников совещания так и не последовало
— План недурен, — решил я. — Но нуждается в кое каких дополнениях.
— О чем вы, Константин Николаевич?
— Ну не зря же мы с собой шестовые мины тащили…
Черноморское побережье Турции даже летом не слишком напоминает солнечную Анталью, а уж поздней осенью и вовсе является далеко не самым веселым местом. Что уж тут говорить о так и не оправившемся после пожара городе, представлявшим из себя весьма жалкое зрелище. И только застывшие на рейде корабли англо-французской эскадры немного оживляли пейзаж, несмотря на то что большинство из них серьезно пострадали во время бури.
Случись это год или два назад, союзники смогли бы легко привести себя в порядок после буйства стихии, однако безжалостный огонь русских пушек уничтожил не только большинство зданий, но и склады вместе с мастерскими. Там что попавшим в беду морякам приходилось рассчитывать только на свои силы.
Едва начало светать, когда под мерное плюханье колесных плиц в бухту зашли один за другим пять пароходов. На первый взгляд, ничего странного в этом не было. Разбросанные по всему морю корабли союзной эскадры далеко не сразу сумели собраться в Синопе. Тот же «Гомер», сначала пришел в Трапезунд и обнаружил там изрядно потрепанный «Прометей». И лишь потом, не без труда найдя в этом забытом богом и цивилизованными людьми порту немного дров, они смогли соединиться со своими главными силами.
Однако, когда неизвестные суда наконец приблизились, вахтенный начальник лейтенант Морис Дюбуа все же заподозрил неладное и поднял тревогу. Поднятые со своих гамаков заспанные матросы под ругань унтеров бросились занимать свои места.
— Что там у вас, черт возьми, творится⁈ — недовольно щурясь проворчал капитан Жибер.
К несчастью для французов все принятые молодым офицером меры оказались запоздавшими. Шедший в атаку первым пароход «Колхида» уже выставил вперед длинный, более 6 метров шест, на конце которого была приделана поистине дьявольское изобретение — динамитная мина! Через несколько секунд русские матросы подвели ее под борт вражеского корабля, после чего замкнули рубильник и единственный более или менее боеспособный на данный момент фрегат союзного флота получил подводную пробоину, от которой спустя пару минут пошел на дно.
Остальные черноморские миноноски тоже не теряли времени даром и устремились к застывшим на якорях громадам французских линейных кораблей. Первым из них под раздачу попал «Жан Бар». Идущий в атаку русский командир проигнорировал стоявший рядом с ним фрегат и подвел свою мину под борт названного в честь знаменитого корсара линейного корабля. Прогремевший после этого мощный взрыв, проломил ему борт, открыв дорогу хлынувшей внутрь корпуса воде.
Следующим в этом скорбном списке едва не стал «Юпитер», но заведенная под его борт «адская машинка» не взорвалась. К несчастью для флота Второй Империи это была единственная сегодняшняя неудача русских минеров. Буквально через минуту взрыв раздался у борта «Сюфрена», после чего пришел черед красавца «Вальми». В течение каких-то десяти-пятнадцати минут, первая линия союзного флота потеряла три линейных корабля из пяти. Но на этом неприятности французов не закончились.
Раздосадованный неудачей с «Юпитером» командир «Эльбруса» капитан-лейтенант Попов прорезал на своем пароходе вражеский строй и внезапно оказался перед «Маренго». Размышлять было некогда, и отчаянный командир приказал задействовать вторую мину. На сей раз она сработала штатно и старый, построенный еще в далеком 1810 году линкор начал крениться на левый борт, быстро набирая через широкий, как ворота, пролом десятки тонн ледяной соленой воды. На корабле началась настоящая паника, действий по спасению плавучести никто не успел предпринять и уже спустя несколько минут ветеран имперского флота, помнивший еще золотые времена великого Бонапарта, отправился на дно.
Увы, но к тому времени англичане с французами уже успели немного прийти в себя и открыли по храброму кораблю ураганный огонь из всех орудий. К несчастью для них, маленький и юркий пароход находился в глубине порядков союзников, отчего большинство выпущенных ядер и бомб угодили вовсе не в него, а в своих же товарищей. Тем не менее, названный в честь самой высокой горы Кавказа буксир получил несколько серьезных попаданий, из-за чего вскоре потерял все мачты, трубу и лишился убитыми и ранеными доброй половины экипажа, включая и самого командира.
Пока корабли англо-французской эскадры обменивались «дружественным огнем» к ним на всех парах приближалась новая опасность. Вспомнив, как действовал противник во время памятной бомбардировки Севастополя, я предложил сделать то же самое. А именно пришвартовать к могучим парусным линкорам пароходо-фрегаты, чтобы те, не обращая внимания на ветер, завели их в бухту и поставили тем самым противнику шах и мат.
Единственным недостатком этого плана была нехватка паровых фрегатов. Было даже предложение отказаться от минной атаки, чтобы задействовать бывшие буксиры по своему прямому назначению. Но поскольку я хорошо помнил, какое деморализующее действие оказывает новое оружие на противника, было приято компромиссное решение. Сначала будет атака шестовыми минами, потом в бой вступит Нахимов, после чего вернувшиеся к главным силам пароходы возьмут на буксир оставшиеся линейные корабли.
Таким образом, сразу же после минной «побудки», в бой пошли наши 120-пушечники, а также «Императрица Мария» с «Чесмой» и мой «Сан Парэй» в роли замыкающего. К тому времени, от вражеской линии остались лишь стоящие на изрядном расстоянии друг от друга «Помона», «Юпитер» и «Фридланд». Первым не повезло, разумеется, фрегату. Проходя мимо него, каждый русский корабль считал своим долгом дать полновесный залп, вследствие чего, «Помона» вскоре превратился в пылающую развалину.
Избегнувший по счастливой случайности гибели от мины «Юпитер» пытался сопротивляться, но на него насели два концевых русских линейных корабля и буквально изрешетили из своих многочисленных орудий. Самый ожесточенный отпор ожидаемо оказал «Фридланд». Заложенный еще во время Первой империи, но окончательно достроенный лишь в 1840 году корабль встретил противника слаженными залпами из своих многочисленных пушек.
Его противником стал флагманский корабль Нахимова — «Париж», а «Великий князь Константин», «Три святителя» и «Двенадцать апостолов» схватились соответственно с «Венганс», «Роднеем» и «Лондоном». Что же касается моего «Сан Парэя» или если угодно «Несравненного», то на его долю достался более слабый противник – 40-пушечный фрегат «Линдер».
