Барочные жемчужины Новороссии (СИ) - Greko
Не знаю зачем, но я сел вместе со Спенсером в катер, который должен был доставить нас в город. Какой-то дурацкий туристический азарт, несмотря на тревожное настроение, даже безотчетный страх.
Шлюпка с трудом справилась с бурной рекой, окатившей нас вместо приветствия яростными брызгами. Наше суденышко прорвалось через вздымавшиеся буруны. Миновало очередную земляную крепостицу с балаганами, держащимися на честном слове. Вошло в чудесный тоннель из орешника и склонившихся к воде деревьев, оплетенных диким виноградом. Почти версту добиралось до города, пока не пристало к одному из домов на сваях.
Редут-Кале напоминал Венецию или Амстердам, хотя критически уступал им по числу зданий. Товары здесь можно было разгружать прямо с лодок на склады. Мы вошли в лавку с воды, прошли ее насквозь и оказались на улице.
От прежнего торга, как поведал нам не отходивший от Спенсера офицер, ничего не осталось. Блокада покончила с богатым притоком товаров из Закавказья и Европы.
— Раньше, — рассказывал нам лейтенант, — тут можно было купить товары из Вены и Лейпцига, из Персии и Кубачей. Теперь же выбор крайне скуден. Не тратьте время, дамаск не найдете.
Мы пошатались по лавкам, вяло покопались в наваленных кучей дрянных кинжалах и дешевых поясах. Ничего интересного не нашли и отправились на поиск кофейни. Не успели мы допить свой кофе, прибежал взмыленный гардемарин и быстро доложил офицеру.
— Господа! Нужно срочно возвращаться на корабли. Поднимается сильное волнение. Амбаркировка с каждой минутой становится все сложнее. Корвет может поднять якоря, не дожидаясь последних пассажиров.
Мы бросились к шлюпкам. Матросы налегли на весла.
Вылетев из речного тоннеля, смогли убедиться, как быстро все меняется на море. Высокие волны накатывали на берег. Шлюпки с «Ифигении» и «Петра Великого» с трудом пробивались им навстречу. Быстро темнело. Пароход подавал сигналы. Корвет уже выбирал якоря.
Мы взлетали и падали вниз. Руль временами наполовину вылетал из воды. Весла порой лишь впустую били по воздуху. Брызги летели во все стороны. В отдельные моменты вода накрывала нас, чтобы через несколько пугающих секунд выпустить на волю.
— Сильней, ребята, навались! — командовал офицер, сменивший гардемарина на руле.
Мы со Спенсером присоединились к загребным, позволила конструкция банок. Дело пошло веселее. Шлюпка заходила к пароходу с подветренной стороны.
Самый опасный момент наступил, когда следовало убрать весла и не допустить удара катера о борт корабля. Но моряки справились. Шлюпку, теперь качавшуюся на волнах вместе с пароходом, закрепляли на талях. Мы карабкались наверх, мокрые до последней нитки.
В полной темноте корабли отходили от берега в открытое море. Качка усиливалась. Было решено попытаться пробиться к Поти.
Поти! Я скрещивал пальцы в надежде, что мы развернемся. И неведомые силы услышали мои молитвы. Волнение усилилось настолько, что о продвижении на юг можно было забыть. Сутки болтанки в разошедшемся море, подсчет запасов угля, которого могло хватить лишь на четыре дня — и вот принято решение возвращаться в Крым!
«Петр Великий» снова взял на буксир «Ифигению», чтобы преодолеть норд-вест. С черепашьей скоростью мы продвигались по направлению к Ялте. Бурные воды играли с кораблями, как со щепками. Порой казалось, что кормовой фонарь парохода вот-вот окажется на мачте корвета.
Я уже сам не знал радоваться мне или огорчаться перемене курса. Сидеть внизу, на своем месте на палубе пассажиров второго класса, мне представлялось полным безумием. Случись что с кораблем, я не успею выбраться наверх. Но и на открытой палубе было страшно. Я боялся быть смытым волной. И все же я решился остаться снаружи, мокрый с головы до ног.
Наверное, мой дикий вид с вытаращенными от ужаса глазами привлек внимание моего приятеля мичмана Сергея.
— Привяжись к грот-мачте! — прокричал он мне на ухо, перекрывая вой ветра. — Там меньше качает!
Он проводил меня на место, помог обвязаться канатом. Узел, который можно было распутать одним движением руки, я завязал сам — сказалась школа матросов, занимавшихся со мной два дня. Мичман одобрительно кивнул.
— Слышишь! Пушка подает сигнал бедствия! Где-то в районе мыса Адлер терпит бедствие корабль!
Я ничего не слышал — только завывание ветра, шум от машины парохода и удары волн о форштевень. Я не понимал, как мичман так ловко двигается по палубе в своей штормовке, легко удерживая равновесие. Когда его на баке накрыло волной, он лишь весело помахал мне рукой.
К утру все успокоилось. Качка уменьшилась до вполне терпимой. Страдавшие от морской болезни пассажиры переводили дух. С «Ифигении» снова стали раздаваться звуки оркестра. В 19−00 22 июля мы вошли в порт Ялты.
Большая толпа приветствовала прибывшие корабли. В ней выделялась группа военных в форме Балаклавского греческого батальона. Спутать было трудно. Точно такая же была у отставного капитана Мавромихали.
Стоило нам выгрузиться с катера, к нам обратился майор:
— Англичанин? Коста?
— Да, это мы…
Мгновенно нас окружила толпа гомонящих усатых греков в военных мундирах. Под крики собравшихся нас подняли в воздух и понесли на руках. Спенсер голосил благим матом, я от него не отставал, ровным счетом ничего не понимая.
Глава 19
Вознесение и Новый свет
Вознесенные в небеса, мы не видели ничего, кроме качающихся темно-зеленых киверов, похожих на высокие и узкие ведерки с медным армейским двуглавым орлом. И слышали только одно — «герои», «герои».
— Коста! Что происходит⁈ — я прежде ни разу не слышал от Эдмонда таких истерических интонаций. — Кто герои? Какие герои?
— Сам не понимаю! — закричал я, тщетно пытаясь хоть что-то разглядеть, кроме дергающихся перед глазами ялтинских гор и неба над ними. — Господин майор! Наши вещи!
Тут же раздался зычный командирский глас:
— Фельдфебель Папахристо! Взять солдат из портовой команды, получить багаж гостей и доставить в дом капитана Мавромихали!
Хорошо гостей встречают в Ялте! Необычный способ! Я бы сказал, возносящий! Но, кажется, ситуация начала проясняться.
— Эдмонд! Думаю, нам ничего не угрожает, кроме переизбытка греческих эмоций! Потерпите, скоро будем на месте!
— На месте — чего, Коста? Нашего упокоения?
— Предполагаю, нашего чествования!
Я угадал. Нас занесли в знакомый двор с тутовым деревом, аккуратно спустили на землю рядом с накрытыми столами, упиравшимися в ворота.
Майор скомандовал:
— Господа обер- и унтер-офицеры! Стройся!
Толпа греков, обряженная в военную форму, мигом исполнила команду. Теперь перед нашими глазами стояла не банда налетчиков-пиратов, а шеренга из темно-зеленых мундиров с золотыми пуговицами. Над красными стоячими воротниками красовались серьезные лица совершенно разбойничьего вида — все, как на подбор, усачи с саблями и пистолетами в кобурах на боку.
— Для встречи справа — на КРА… — строй единым порывом взметнул правые локти под прямым углом к подбородку; сабли выдвинулись наполовину из ножен. — УЛ!
Сабли взметнулись вверх под углом 75 градусов. Затем руки опустились, острия смотрели теперь в землю.
— Приветствуем героев! — выкрикнул майор.
Строй смешался. Офицеры, пристроив сабли обратно в ножны, снова окружили нас гомонящей толпой. Видимо, горячая кровь предков-корсаров и воинская дисциплина плохо уживались друг с другом. Все наперебой выкрикивали здравницы в наш адрес и требовали выпить вина.
— Коста! — взмолился Спенсер. — Объясните, что происходит! Я ничего не понимаю!
— Они считают, что мы совершили героический поступок, выкрав Марию и Яниса прямо из-под носа турок! И накрыли столы в нашу честь! Предполагаю, сестра проболталась.
Зря я грешил на сестру. Оказалось, что проговорился Янис, которого активно учили две недели моего отсутствия греческому языку всей семьей. Правда, выдал он меня как-то по-детски, ничего толком не объяснив. Но опытный капитан тут же вцепился в Марию и все у нее выведал.
