Прорвемся, опера! Книга 4 (СИ) - Киров Никита
— В городе его не любят, — я задумался. — Про Артура молчу, сам знаешь, что Слепой думает — тут никто кроме него не скажет, а Кросс всё равно при первой же возможности от Сафронова избавится. Да вот только поздно будет, и уж кому-кому, а не нам на бандитов надеяться.
— Вот это правильно говоришь, — он одобрительно кивнул.
— Плохо, что пацанов себе сманивает, из знакомых Витьки Орлова. Заманит, они же крайние останутся. Говорили мы с ними, даже при этом Сафронове спорили, да вот не до всех достучались. И занялся бы я этим, да этот маньяк ещё в городе, гадёныш… Но работа наша, батя, такая, куда деться. Прорвёмся, — я хмыкнул.
— Вот в тебе-то я не сомневаюсь, прорвёшься, — он похлопал меня по плечам и заулыбался. — Знаешь, как мать-то бы тобой гордилась, какой вырос. А то раньше такой шкет был непослушный, а сейчас… Эх, ладно, — батя выдохнул. — Пошёл я рапорта делать.
— Веращагин! — раздался истошный вопль откуда-то из здания, но кричали явно в окно. — Уходи с баркаса!
ОСБшник Верещагин и Шухов, так и стоявшие на улице, начали оглядываться — но кто кричал, они так и не поняли. Ещё бы, чтобы Василий Иваныч, да спалился на таком простом приколе? Нет, его так легко не возьмёшь.
— Во, я тоже побежал, — я увидел, как вдали по коридору галопом пронёсся Кобылкин.
Но следак и сам меня искал, оказывается.
— Ну что, Пашка, — Гена потёр усы и старый шрам под носом. — А я не с пустыми руками, день не зря прошёл. Короче, только что выяснил, что в Иркутске взяли Старогородцева, тот беглый зек, номер два в моём списке.
— Улики какие есть по нашей теме? — спросил я.
— Не, он, оказывается, сидел в колонии под Иркутском, и как сбежал, регион так и не покидал. Там сидел на зимовье в тайге, потом вышел в деревню, на бабу накинулся какую-то, а её муж ему навтыкал и в милицию сдал. Вообще не наш клиент, оказывается, кто-то обознался, значит. А ещё я выяснил по номеру один, тому пацану, который бывший друг той рыжухи.
— Что именно?
— Короче, пацан три дня назад ногу сломал, в больницу залетел, и никак приехать бы не смог, хотя собирался. И напасть на рыжую точно бы никак не смог, со сломанной ногой-то бы не догнал. И если мы берём за рабочую версию, что на девку напал именно маньяк, это уже никак не стыкуется. Так что, — следак начал озираться. — Хочу вечером в гости к Ручке сходить. И вас с собой зову. И если что-то там есть, уж всей толпой мы это поймём.
— Ну хорошо хоть нас позвал, — я кивнул. — Один не пошёл.
— Чтобы вы опять потом ко мне вломились ночью? — он шумно выдохнул через нос. — Нет уж. Кстати, я понял, как маньяк выбирает жертв!
— И как?
— Все жертвы — стрельцы! — заявил Конь. — Ну в смысле, по гороскопу, все родились в ноябре-декабре.
— Зиновьев родился в мае, я его паспорт видел, — отмахнулся я.
— Блин, такую версию испортил, — поджав губы, Кобылкин отмахнулся и торопливо куда-то ушёл.
Ладно, собираю остальных, и возьмём ещё Витьку, раз он тоже был в кабинете и знает возможный принцип выбора. Ну, значит, тогда сходим все вместе в гости к Ручке. Если честно, я у него дома никогда и не был, это будет впервые…
И независимо от исхода, сегодня вечером мы будем знать об этом деле больше. Потому что круг подозреваемых сужался каждый день.
Глава 16
Яков Ручка не просто жил в городе с самого рождения, его семья оказалась в наших краях давным-давно. Его предков сослали сюда ещё в царские времена, поэтому у нашего судмеда такая редкая в наших краях фамилия.
Я как-то был в запасниках краеведческого музея и там увидел чёрно-белый снимок старого доктора Ольгерда Ручки, дореволюционных времен. Пращур был удивительно похож на Яху, что даже причёска у того была, как у нашего судмеда — вечно растрёпанная, и вообще, если бы не древность этого снимка, я бы подумал, что на фото — самый что ни на есть современный Ручка, который напялил ретро-костюм.
Наверняка и сам Ольгерд пил без всякой меры, как его внук. Но был он не судебным медиком и не патологоанатомом. Он работал акушером — похоже, единственным на всю губернию.
В назначенный час, около десяти вечера, мы подъехали к дому, где жил Ручка, к приличной крепкой сталинке неподалёку от центра. Жил медик на третьем этаже. Я задрал голову — свет там сейчас горел. Сначала мы хотели его выманить рабочим вопросом, мол, тело лежит, надо смотреть, чтобы тем временем оглядеть его квартиру, но на звонки он не отвечал.
Приехали мы на машине Коня, пришлось добираться сюда в тесноте, ведь кроме меня и Кобылкина в жигуль ещё втиснулись Якут, Устинов и Витька Орлов.
— Витёк, — я повернулся к нему. — Помнишь, когда Кащеева крепили, тот через окно выпрыгнул. Тут как раз гараж тоже под окнами торчит, покараулишь там? Вдруг убежит?
— Ручка бегает, как раненая черепаха после наркоза, — Устинов хмыкнул, — а прыгает и того хуже. Куда он денется с подводной лодки?
— На всякий случай, — сказал я. — Во избежание, так сказать, эксцессов.
Оружие под рукой, но не думаю, что пригодится. Впрочем, я и бронежилет не снимал, а то Сафронов в городе. И пока мы его не взяли, вдруг ему желтая вода в голову ударит, и он решит-таки покончить со мной. Хотя он уже должен догадаться, что у меня на него ничего нет, или я давно бы использовал компромат. Однако угрозу я для кандидата в мэры всё равно представляю, и Сафронов это понимает.
Первая лестничная площадка была завалена шелухой от семечек, на второй собрались какие-то пацаны гоповатого вида в вязанных шапках и хлебали пиво. В качестве закуски они хрустели недавно появившимися в продаже корейскими крабовыми чипсами, такие привозили с Дальнего Востока.
— Ну-ка, пацаньё, ноги в руки и бегом отсюда, — приказал Якут, который с мелкими никогда особо не церемонился.
Каким-то чутьём шпанята поняли, с кем спорить не стоит, и мигом ретировались, правда, весь мусор после них остался.
— Умеешь ты с детьми обращаться, Андрюха, — Василий Иваныч засмеялся и отпихнул опрокинутую бутылку подальше от ступенек, чтобы не упала в пролет и не разбилась.
— А то, — Якут поправил очки. — Я же пару лет в колонии для малолеток отработал. Но признаюсь, со всякими рецидивистами или отморозками иметь дело проще, чем с такими. Так, он живёт здесь.
Ручка поставил себе стальную дверь, причём над замочной скважиной была наварена трубка, чтобы было сложнее подобраться к замку отмычкой. Дверь сделана из грубого чёрного железа, которое так и не покрасили, и по углам видны были следы от перегрева после сварки. Звонок имелся, но не работал. Устинов нажал раза три, потом постучал кулаком.
Мы с Кобылкиным и Якутом тем временем поднялись выше, оставив Василия Иваныча у двери. По плану тот должен утащить Ручку в морг, мол, нужен его намётанный глаз и опыт, ведь с его молодого помощника толку — ноль. Это Якову понравится.
А если не пойдёт, то решили действовать по обстоятельствам.
— Яха! — крикнул Устинов в замочную скважину и снова постучал в дверь. — Открывай, сова, медведь пришёл! Яха! Спроси — кто? — он посмотрел на нас, широко улыбаясь. — Скажу — Конь в пальто, ха-ха!
Кобылкин поморщился, но ничего не сказал. Василий Иваныч стукнул ещё раз, потом подёргал дверную ручку. Она сразу начала болтаться, но замок щёлкнул, и дверь с отвратительным визжащим скрипом открылась. За ней никого не было. Ручка дверь почему-то не закрыл, и меня это сразу насторожило.
Девяностые на дворе, район неспокойный, двери запирают все, и многие — не на один замок. Забудешь закрыться — обязательно кто-нибудь дёрнет для проверки и войдёт внутрь.
— Как дверь в склеп скрипит, — шепнул Якут.
Устинов пожал плечами, потом махнул рукой, зовя нас за собой. Ну, тут уже не до маскировки, раз всё как-то странно пошло. Идём в квартиру и будем действовать по обстоятельствам.
Пахло пылью и чем-то несвежим, воздух совсем спёртый. Но бывало и хуже, тут-то просто бардак. Таракан пробежал к плинтусу, но это — тоже ничего нового, тараканы везде бывают. У входа лежали мохнатые тапочки, уже потасканные, но следы разводов от растаявшего снега вели по линолеуму в сторону комнаты, где горел свет.
