Учитель. Назад в СССР 3 (СИ) - Буров Дмитрий
Горячего желания помочь соседу у колхозников так и не появилось. Все прекрасно понимали: помощь колхозу обернётся тем, что свой урожай придётся убирать в три, а то и в четыре смены, чтобы успеть до непогоды. Выбор без выбора привычное дело.
— Ну что, товарищи, голосуем? — окинув взглядом собрание, уточнил товарищ председатель.
— Да голосуем, чего уж там, — высказалась за всех баба Дуня, колхозники зашумели веселее и одобрительнее.
— Тогда голосуем, — повторил товарищ Лиходеде. — Кто за то, чтобы выделить звено в помощь колхозу «Слава Октябрю», поднимите руки! — озвучил Семён Семёнович.
Через секунду лес рук взметнулся над головами.
— Что скажете, Виктор Лаврентьевич, кажется, единогласно? — вежливо поинтересовался у парторга председатель.
— Категорически с вами согласен, Семён Семёнович, — не менее вежливо ответил товарищ Третьяков.
Между этими двумя не было какого-то какой-то взаимной нелюбви или ссоры, но, тем не менее, парторг относился к Семён Семеновичу прохладно, даже равнодушно, хотя и хвалил Лиходеда как хорошего хозяйственника, поддерживал все общественные начинания. Что скрывалось за этим равнодушием, никто не догадывался. Но председатель на всякий случай держался с парторгом настороже и предельно вежливо.
Сам Семён Семёнович подозревал, что Виктор Лаврентьевич собирает на него личное досье. Каждый раз, когда ему приходилось плотно общаться с парторгом, Лиходед буквально потом обливался, стараясь понять, что скрывают глаза, спрятанные за блестящими стёклами очков.
— Светлана Анатольевна, вы подсчитали? — спустя минуту уточнил председатель у секретаря управления колхоза.
— Единогласно, Семен Семенович, — откликнулась девушка.
Собственно, подсчитывать голоса не было никакого смысла, никто не захотел выделяться из толпы.
— На этом считаю собрание законченным. Спасибо, товарищи, за сознательность, — поблагодарил председатель, поднимаясь со своего места.
— А нам-то помощь будет? — баба Дуня не отступала.
— Будет, Евдокия, будет. Школьников в помощь пригоню, довольно тебе?
— И-и-и-эх! — махнула рукой баба Дуня и заковыляла к выходу, неожиданно пропев удивительно молодым звонким голосом:
'Хорошо тебе, калина, —
У тебя широкий лист.
Хорошо тебе, подруга, —
Тебя любит тракторист'.
Частушку тут же подхватил другой женский голос, подхватил и продолжил:
'Тракторист такой хороший,
Сердце беспокоится.
Разрешите, тракторист,
С вами познакомится!'
А дальше и вовсе колхозницы грохнули хором:
'Сошью кофточку по моде,
На груди со стрелочкой.
Походи-ка за мной, милый,
Как лиса за белочкой'.
Председатель качал головой и добродушно улыбался, секретарь Светлана собирала бумаги и притопывала в такт ногой. И только Виктор Лаврентьевич, поднявшись из-за стола, молча покинул сцену через боковой выход.
Глава 17
— Товарищи! — начал педагогическое совещание Юрий Ильич. — Товарищи, — повторил директор, обведя взглядом учительский коллектив. — Все вы прекрасно знаете, что сейчас идёт уборочная страда. К нам обратился председатель колхоза Семён Семёнович Лиходед с просьбой о помощи.
Учителя недовольно загомонили, а я молча сидел, наблюдал, пряча улыбку. История точь-в-точь как из моего детства. Только смотрю я «кино» с другой стороны. Раньше как ученик, нынче как учитель.
Каждый сентябрь нас обязательно отправляли на помощь соседнему колхозу на уборку помидоров. Вместо учебы недели две подряд мы ездили собирать урожай. Хорошее было времечко. Хоть и ворчали: «Опять помидоры!», но мало кто пропускал подобный выезд, разве что по болезни.
Раздолбанный автобус, ведра, сухпаек в рюкзаке у классного руководителя, ощущение взрослости свободы и приключения. А еще помидорной битвы с домашними. С теми, кто рос в семьях и точно так же трудился на колхозных полях бок о бок с нами.
Эх, как мы им завидовали во время коротких перерывов, когда домашние детки в коротких перерывах доставали из сумок, пакетов и рюкзаков промасленные бумажные свертки с бутербродами, пирожками, конфетами. С той самой едой, которой у нас не было. Кормили нас в детском доме хорошо, не обижали. Но факт остается фактом: домашним детям мы люто завидовали, и мечтали оказаться на их месте.
Но плюсов от таких походов все равно было больше. во-первых, не нужно сидеть на уроках в душном классе. Во-вторых, мы наедались от пуза этих самых помидоров, устраивали баталии, пели песни в автобусе, шутили над девчонками, подсовывая полевых мышей в карманы курточек.
А еще привозили с собой в детский дом по ведру помидоров. Бригадир нам всегда разрешал собрать для себя с поля по одному ведерку. Так что на кухне в эти две недели творилась вакханалия. Повара резали салаты, добавляли в борщи и прочие блюда, уносили с собой. В последнем, правда, не уверен, но, думаю, было и такое. Потому что помидоров в нашей местности каждый год урождалось видимо-невидимо.
Да, помидорный сентябрь я всегда любил. После выпуска из детского дома удалось побывать и на уборке винограда. Это когда уже стал студентом. Ну, студенческие сборы — это отдельная песня. Я невольно улыбнулся, забывшись, но тут же сделал серьезное лицо, с трудом вернувшись мыслями в школу. Но память упрямо отправляла в те благодатные годы, когда трава была зеленее, деревья выше, а жизнь казалась чередой побед и свершений во благо любимой Родины.
— Сколько это может продолжаться? — недовольно высказалась Тамара Игнатьевна, впрочем, без особого энтузиазма. Учительница русского языка и литературы прекрасно осознавала: педагогическое собрание собрано для того, чтобы поставить коллектив перед фактом, объяснить. Что называется, откуда куда, зачем. Точнее, какие классы отправятся на помощь родному колхозу, а кто останется учиться.
— Юрий Ильич, я категорически против, чтобы десятый класс прогуливал уроки! — продолжила свой спич Тамара Игнатьевна. — Выпускной класс, позволю себе подчеркнуть!
Звягинцева обвела весь коллектив строгим взглядом, уделив особое внимание директору.
Свиридов терпеливо слушал традиционные, судя по всему, претензии, со сдержанной, я бы даже сказал, с понимающей улыбкой на губах и молчал.
— Выпускные экзамены не за горами! — заявила учительница русского языка и литературы. — Десятиклассники после лета никак не соберутся. А теперь еще и две недели без уроков! Это немыслимо!
— Что вы предлагаете, Тамара Игнатьевна? — терпеливо уточнил Юрий Ильич.
— Как всегда, Юрий Ильич! Задействуйте пятый, шестой седьмой, восьмой и девятый классы, — перечислила Звягинцева. — Вполне достаточно для помощи колхозу.
— Тамара Игнатьевна, вы же сами все прекрасно понимаете, — примиряюще улыбнулся Свиридов. — Товарищ Лиходеде просит на помощь именно старших.
— Опять брюква? — простонал кто-то из учителей. Я малость напрягся: отчего этот овощ вызывает такие эмоции.
— Именно, брюква, Нина Валентиновна, и нечего так страдать! — строгим голосом подтвердила Зоя Аркадьевна. — Вы позволите, Юрий Ильич?
Судя по лицам коллег после этих слов все дружно застонали. Мысленно. Вслух же никто ничего не сказал, только нацепили на лица серьезные вдумчивые маски.
— Товарищи! Каждый год одно и то же! — с легким возмущением в голосе начала завуч. — Помощь колхозу — это достойно и почетно! Тем более, родному колхозу! — подчеркнула товарищ Шпынько. — Тамара Игнатьевна, как вы себе это представляете: вся школа выйдет на уборку брюквы, и только десятый класс будет прохлаждаться на уроках.
Брови Тамары Игнатьевны изумленно взлетели на лоб. Я склонился над партой, чтобы не рассмеяться. Впрочем не я один. Зоя Аркадьевна сообразила, что выдала что-то не то и моментально исправилась.
— Конечно, уроки — это архиважно, не только для выпускного класса. Но помощь колхозу — задача государственного масштаба! Коллеги, не будем превращать педагогического собрание в никому не нужную дискуссию! Партия доверила нам детей! Мы в ответе за ум, честь и совесть молодого поколения! Такие разговоры недопустимы! — отчеканила товарищ Шпынько, заканчивая свою пламенную речь.
