Цена Победы (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович
— Стой! — скомандовал он внезапно водителю и, едва скорость снизилась до относительно безопасной, достал «браунинг» из наплечной кобуры, выбрался на подножку, а затем спрыгнул так, как учили — сильно оттолкнувшись назад и продолжая бежать по ходу движения, постепенно снижая скорость.
Разумеется, пара телохранителей, сопровождавших его на заднем сиденье, последовала за ним, но из-за промедления они отставали. А их «охраняемое лицо» в одиночку убегало в слабоосвещенный и узкий переулочек, где невысокая и хрупкая девушка отбивалась от троицы мордоворотов совершенно бандитского вида.
Ну, как отбивалась? Скорее, уворачивалась и вырывалась из захватов. Хотя, вот она ловко пнула одного из них в колено, чему способствовала короткая, лишь чуть ниже колена, юбка, к тому же, похоже, уже треснувшая по шву.
— У, стерва узкоглазая! — взвыл тот и извлек из-за голенища нож. Времени не оставалось, и Кирилл сразу открыл огонь, целясь в правое плечо бандита.
— Всем лежать! — гаркнул он и выстрелил ещё раз, на этот раз в центр корпуса бандита, решившего посоревноваться с ним в стрельбе.
Сзади набегали отставшие телохранители, и бандиты растянулись в грязи. А рядом с ними, опередив их на мгновение — и их жертва.
Санкт-Петербург, квартира Воронцовых на Миллионной улице, 16 февраля (1 марта) 1915 года, суббота, утро
— Проходи, мой руки и марш за стол! — распорядилась Натали сразу после короткого поцелуя. — И учти, у нас гости. Артузов и одна барышня.
Заинтригованный, я поспешил переодеться в домашнее и привести себя в порядок.
— Знакомься, это Ким Хейя[59], она из Кореи. В Россию попала по программе сотрудничества с Японией. Работала на Сестрорецком заводе, но мечтала попасть в Беломорск, на знаменитые курсы «воронцовских секретарш». Хейя, это мой муж, Юрий Анатольевич.
— Очень приятно! — поклонился я, слегка недоумевая. Мало ли кто мечтает попасть на наши курсы? Даже если эти двое решили помочь девушке, зачем тащить её к нам в квартиру?
— Один китаец пообещал госпоже Ким свести её с людьми, которые помогут в реализации её мечты, — ответил Артузов на невысказанный вопрос. — Тем более, что данные у неё есть.
Ну, некоторые точно есть. Возраст подходящий, на вид чуть старше восемнадцати, красивая даже по европейским меркам. Для кореянки довольно высокая, но не дылда. Глаза умненькие. Фигура и манера движений как у танцовщицы.
— Но когда я сняла пальто и прошла в дом, они не говорить со мной, а лапать руками! — непривычно ставя ударения, вступила в разговор кореянка. Они решить, раз я — модан гару, со мной можно так!
— Модан гару? — переспросил я. — Это что, профессия такая?
— Нет, милый! — улыбнулась моя драгоценная. — Модан гару — это японский термин. Но сам знаешь, японцы сейчас управляют Кореей, и корейцы их термины иногда перенимают. А сами японцы позаимствовали его у американцев. Модан гару — это искаженное английское modern girl.
— Современная девушка? — машинально перевёл я.
— Осен современная, осен! — согласилась Хейя, видимо решив, что это был вопрос, причём заданный ей, а не риторический. — Носить юбка короткий, европейский одезда, танцевать современный танцы.
— В Европе таких называют флэпперами, — пояснила Натали. — Они держатся с мужчинами свободно и отвергают показную скромность викторианских нравов. У нас в Беломорске они тоже появились, хоть их пока и немного. Многие мужчины такую свободу поведения воспринимают, как доступность. И ведут себя соответствующе.
— Вообще вы правы, Наталья Дмитриевна, но в данном случае дело в другом! — вмешался Артузов. — Захваченные бандиты «раскололись». Девушку хотели похитить и сдать в бордель, для любителей экзотики. Сами видите…
Тут Артузов прервался и неожиданно смутился.
— Пс-ст! — тихо прошипела моя «половинка» и, не ограничившись этим, пнула меня под столом ногой. Убедившись, что я смотрю на неё, она указала глазами сначала на кореянку, потом на Артузова. Ну да, не заметить их взаимную симпатию было трудно.
— Ты права, родная, это будет интересное решение! Госпожа Ким, простите. Мы ненадолго оставим вас. Кирилл Бенедиктович, пойдёмте ко мне в кабинет, потолкуем.
из мемуаров Воронцова-Американца
'…Разговор с Артузовым вышел непростым, но своего я добился. Затем мы вернулись к дамам и, к моему удивлению, Ким сразу согласилась нам подыграть и изобразить любовницу Кирилла. Правда, честно скажу, я не знаю, да и знать не хочу, как долго это оставалось только игрой.
Зато скандал, который им закатила Мария Соррель, был самым настоящим. Ярилась она, как обманутая законная жена, а не шпионка, втёршаяся в доверие. Кричала, закатила Кириллу пощечину, пыталась расцарапать лицо сопернице…
Однако не только осталась в Беломорске, но и приняла от Кирилла солидную денежную «компенсацию понесённого ущерба». А уже через месяц военная контрразведка аккуратно «подвела» к ней своего офицера, игравшего роль инженера.
Но для меня было важно другое. Мой друг и начальник безопасности не только успокоился душой, но и нашёл своё счастье. И симпатия переросла в нечто большее, а разница в возрасте в двадцать один год — не смутила. Так что осенью мы уже сыграли свадьбу, а на следующий год Натали стала крестной матерью для их сына…'
Беломорск, квартира Воронцовых, 2 (15) марта 1915 года, суббота, время обеденное
— Кстати, о Кирилле! Ты не права, родная, его командировки оказались очень полезны. Например, на фронте он выяснил, почему интенданты почти не сдают пустые консервные банки, несмотря на строгие приказы. Представляешь, оказалось, что это — своеобразная валюта. Из банок делали 'окопные свечи, рефлекторы для ламп, крючки для одежды и множество разных необходимых, но не полагавшихся по нормам довольствия мелочей. Так что даже то, что попадало в интендантские лапы, они выменивали на что-то другое, им нужное. Стоило только обеспечить, чтобы банки после снятия с них олова, возвращали в часть, как их саботаж как рукой сняло! Стали все вежливые, баночки привозили с уже снятыми этикетками, отмытые и высушенные!
— Что, все⁈
— Просто, за каждую банку, с которой они схалтурили, им не возвращали не только её, но и ещё две!
Слушатели рассмеялись.
— А стоило ли так заморачиваться? — всё ещё посмеиваясь, спросил генерал Клембовский.
— Стоило, Владислав Наполеонович, ещё как стоило! Консервы нынче большой дефицит, они и нам нужны, и союзникам. По ценам Лондонской биржи, если купить олова на копейку, его хватит, чтобы произвести пять банок консервов. Союзникам мы их продаем почти за два рубля! Родной казне — за полтора.
— Изрядно! — похвалил генерал. — Но ведь в консервах олово — не основная затрата, верно? Мясо нужно купить, жесть…
— И специи, и труд рабочих. Кстати, со специями нас Персия теперь сильно выручает. Но важно другое. Жесть у нас имеется, мясо выращиваем. Получается, ограничивает нас только олово. А ведь мы не в убыток даже с Отчизной торгуем. Так что из-за нехватки олова всего на копейку, мы недосчитаемся примерно семидесяти-восьмидесяти копеек прибыли. И двух рублей выручки во франках или фунтах.
— Да на что нам их франки? — всплеснул руками генерал. — Добро ещё фунты. Те на золото поменять можно, а французики золото и серебро с началом войны из оборота изъяли, одни бумажки, и те дешевеют!
— Верно, всё верно. Только мы эти бумажки там же и тратим. Война же! Вспомните, как Перемышль взяли! Тамошние нормы настрела на ствол оказались втрое выше, чем даже рассчитанные по итогам Балканской войны. Миномёты я и сам произведу. И многие детали для орудий. Откатники там, станины, прицелы, тягачи. Но со стволами — затык. Их у французов и закупаем. И станки тоже. До войны у меня интервью брали, корреспондент спрашивал, куда нам столько станкостроительных заводов. А сейчас они в круглосуточно работают, и всё равно — только три четверти потребностей в станках покрывают. Инструментов тоже не хватает. Да много чего. Например, налоги с производства удобрений во Французской Полинезии мы этими франками платим.
