Шайтан Иван 2 (СИ) - Тен Эдуард
Зашёл Эркен.
— Все сделали. Бились отчаянно, в плен сдаваться отказались.
— Ну, что, Барон. Сам всё расскажешь, покажешь или помучиться желаешь? — посмотрел я многообещающим взглядом на этого гадёныша.
— Я всё отдам, только не убивайте. — Барон выдал два своих тайника и место, где обитал Чухонец. Савва, не вникая, просто сгрёб содержимое в кожаный мешок, завязал и посмотрел на меня. Я кивнул. Он выхватил метельный нож и с разворота всадил его барону в глаз. Эркен не спеша прошёлся по дому и нашёл тайник в комнате Анфисы. Также, не разбирая, сложили в мешок. Позвали проводника и сказали какой нам нужен дом. Савва и Эркен, с четырьмя бойцами отбыли на адрес.
— Пленные не нужны.
Нам повезло или помогла наша оперативность, девочек нашли спустя шесть часов после похищения. Женя и Амина были в комнате с тремя другими девушками. Их завтра планировали вывезти на дальний хутор. Что делать дальше? Одна из них — Глафира Комкова, дочь торговца зерном, купца 1 гильдии, Артемия Комкова. За неё просили выкуп. Две другие сёстры Оксана, четырнадцати лет и Алефтина шеснадцати лет. Приехали сегодня с родителями из станицы Заречной, Сунженского полка, отец — есаул Худяков Ефрем Давыдович. Ладно, решил не светиться, девок развезём, взяв с родителей подписку о неразглашении, шучу. Всем табором прибыли на постоялый двор. Заказал поздний ужин в номера. С Глафирой понятно, а сёстры не знают, где остановились, первый раз в Пятигорске. Счастливый Саня не отходил от Жени, а та с сияющими глазами смотрела на него. Ну ещё бы, принц освободитель.
— Артём, найди возчика.
Явились Савва с Эркеном. Эркен с сумкой, кивнул и поставил рядом со мной.
— Всё чисто, командир. Чухонец с тремя подельниками. Двое живут своими домами, обоих нет. — доложился Савва.
Зашёл Артём с возчиком.
— Нашёл только его, командир, отказывается ехать.
— Так чего на ночь глядя, завтра поедем.
Достаю два рубля серебром.
— Ну, это другое дело, пойду запрягу, — обрадовался возчик, расстроенный поначалу.
Первым делом поехали к дому купца Артемия Комова. Когда мы погрузились в возок, я обратился к девушкам.
— Если вас будут спрашивать, кто освободил, скажите, что не знаете. Пришли, забрали и развезли по домам. Не помните со страху. Запомнили. Ни кому, ни слова? — они молча кивнули. Было видно, что они до конца не верят в освобождение.
— Вот и хорошо, теперь по домам. Трогай, к дому купца Комова.
В ворота стучались минут пять.
— Кого принесло на ночь глядя. — раздался сердитый голос.
— Хозяина зови, быстро, насчёт дочери его разговор.
За воротами послышалась суета, калитка отворилась. На улицу выскочил приземистый мужик с окладистой бородой, за ним крепкий парень с дубинкой в руке. Увидев меня, остановился.
— Спокойно, любезный. Вы Артемий Комов?
— Я, чего про дочь сказать хотел? — его прям трясло не пойми отчего.
— Да ничего, привёз я её. Глафира, иди к отцу.
Она вылезла из возка и, увидев отца, кинулась к нему.
— Батюшка!!! — обняла и застыла.
У купца, видимо, не было сил шевелиться. Он обнял дочь и только причитал.
— Доченька, Глафирушка, — и плакал.
— Успокойтесь, всё в порядке, в дом идите, холодно.
Купец очнулся и суетливо стал уводить дочь, потом вернулся и счастливо улыбаясь спросил.
— За кого бога молить?
— Сотник Иванов, Семёновский полк. Все разговоры завтра. До тех пор ни слова, ни кому. Договорились?
— Да, конечно, ни слова. Завтра жду вас.
Сел в возок, и мы поехали объезжать постоялые дворы. Только на третьем нашли постояльца, есаула Худякова. Половой вызвал его. Худяков спустился. Глаза красные, синие круги под ними. За ним вышла женщина с лицом, опухшим от слёз.
— Худяков Ефрем Давыдович?
— Он самый, чего надо? — Есаул не мог понять, кто перед ним. Я в полушубке, с кинжалом на поясе и пистолетом в кобуре, без знаков различия. Следом Савва завёл дочерей. Женщина с воем кинулась к ним, те, в свою очередь, заплакали навзрыд. У есаула навернулись слёзы, но он как истинный казак смог собраться и твёрдо сказал.
— А, ну цыц, курицы, народ разбудите. Галя, идите в комнату.
Я хотел уйти
— А ты кто таков будешь?
— Сотник Иванов, Пётр Алексеевич, пластунская сотня, Семёновский. — Повернулся я.
— То-то гляжу форма не знакомая, Дорожный у вас есаулом?
— Да, Василий Иванович.
— Сродственник мой, дальний.
— Спаси тя бог, Пётр Алексеевич — есаул обнял меня. — Думал всё, не увижу дочерей, даже не знаю, как и благодарить тебя, сотник.
— Полно, Ефрем Давыдович, добром всё разрешилось, ну и слава богу.
— Станица Заречная, там полковой штаб, еже ли нужда какая случится, всегда помогу. Век буду помнить, сотник. — Пожали руки, и я пошёл во двор.
Приехали на постоялый двор, Савва на по следок возчику.
— Язык будешь распускать, найду, отрежу.
— Да, что я без понятия, что ли. Могила.
— Ну-ну могильщик, помни, что сказано тебе.
В комнате Ада помогла снять сапоги. Заглянул Савва.
— Командир, баня не остыла, вода тёплая есть.
Бегом мыться, кушать и спать.
Глава 6
Просил не будить меня рано, да куда там. Еще не было девяти, как в комнату ввалился хорунжий.
— Прошу прощения, командир. Думал ты уже, проснулся. — смутился он увидев меня в постели.
— Думал он, — ворчал я, вставая. — Ну чего застыл, рассказывай почему в такую рань, начальство беспокоишь.
— Так ты не знаешь ничего?
— А что я должен знать?
— Весь город гудит, некто Боронин жестоко убит в своем доме. Служанке шею свернули, хозяину глаза вырезали, дворовых, как скот порезали. Только дворник живой, да и то чуть не убили дубинкой. — и так подозрительно смотрит на меня. — А почему меня не позвали?
— Времени не было, Андрюха, — я коротко рассказал ему о вчерашнем происшествии.
— Эх, жаль, — с досадой воскликнул он.
— Не жалей, ни чего хорошего в том нет. Ничего бы не произошло, если бы сдались. А так героически погибли. Бились отчаянно.
— Ты серьезно, командир?
— Бандиты, я же говорил, чем они занимались.
— Ну скрутили бы и сдали в полицию, — настаивал на своём Андрей.
— Так хотели, но они не дались. Вот в процессе задержания и погибли. Но это не мы, понял Андрей.
— Конечно, командир. Народ говорит наградить того надо, кто это сделал.
— Где все?
— На базар ушли. Савва с Эркеном в соседней комнате.
— Ладно, пошли завтракать.
Завтракали вдвоем. Савва с Эркеном куда-то ушли и при мне остались Бирюк и Ёлкин. Бирюков Паша, полностью оправдывал свою фамилию. Не многословный, основательный и спокойный. Он как никто подходил в пластуны. Физический сильный, выносливый и какой-то незаметный. Вроде не мелкий, видный парень, ну вот, рядом, а не замечаешь его. Прирожденный разведчик диверсант. Рукопашник из него получился отменный и с ножом работал прекрасно, а вот с шашкой фехтовал на троечку. Поэтому у него был прямой армейский тесак с гардой. Тихон смастерил его из палаша. Бирюк, вот так незаметно, стал одним из моих приближенных. После Саввы и Эркена он третий доверенный. Парень с не простой судьбой. Его мать в девичестве, будучи в невестах, умудрилась забеременеть, когда её жених из другой станицы, был в походе. Пошла в лес, по делам и там её изнасиловали, кто, не знает. Жених принял версию невесты и женился, но поставил условие, что она отдаст ребенка родителям на воспитание. Через два года мать Паши привезла его родителям и забыла про него. К тринадцати годам он остался сиротой при живой матери. В восемнадцать лет, когда пришло время писаться в реестр, подвернулся шанс попасть в полусотню. Он был гол как сокол, старая дедовская шашка и древнее ружьё. Сотня стала его домом, а я старший, любимый брат. Он верит мне без оглядки, что меня порой пугает.
— Где гаврики?
— Пошли узнавать дорогу на дальний хутор. — ответил Бирюк.
