Небо за нас (СИ) - Оченков Иван Валерьевич
— Это за какой срок?
— С момента высадки союзников…
— Они там что, совсем ох… погоди-ка, это ведь не первая жалоба на них, верно?
— Так точно-с. Вы тогда еще распорядились на первый раз отдать управляющего и провиантмейстера под арест на неделю каждого.
— То есть, с первого раза не дошло? Ну, что же, видит бог, я хотел по-хорошему. Управляющего Симферопольской Провиантской Комиссией статского советника Стратановича и обер-провиантмейстера коллежского советника Сервирога за явное нерадение и нераспорядительность по получению данного приказа подвергнуть немедленному аресту и доставить в Севастополь для придания Военно-Полевому суду!
— Что⁈ — едва не выронил от неожиданности перо Юшков.
— Ты чем-то недоволен?
— Что вы, ваше высочество, но…
— Никаких, но! Если эти мерзавцы творят такое, находясь рядом со мной и зная, что об их грязных делах в любой момент может стать известно даже государю, то что же позволяют себе иные? Нет уж, с меня хватит!
— Поднимется шум…
— Вот и прекрасно! Пусть все знают, что шутки кончились. Воровство во время войны ничем не лучше измены!
— Ни в коем случае не смею перечить. Более того, всем сердцем поддерживаю. Вот только…
— Что еще?
— Не знаю даже, Константин николаевич, как вам докладывать…
— Давай сюда, — отобрал я у него бумаги и принялся за чтение.
Это оказалось донесение от командующего IV пехотным корпусом генерала Данненберга, о случившееся во вверенных его командованию войсках прискорбном случае. Некий поручик Толубеев, служивший прежде в запасном батальоне Подольских егерей, был прикомандирован во время войны к Астраханскому пехотному полку. Следуя к месту службы, он ухитрился проиграться в пух и прах на одном из постоялых дворов, после чего не нашел ничего лучшего, как изготовить подложное письмо от имени вышеупомянутого генерала Даннеберга. В котором именовался его адъютантом князем Трубецким и явился с этим письмом к обер-криг-комиссару IV корпуса коллежскому советнику Коломийцеву, от которого и получил по нему семьдесят пять тысяч рублей серебром. Некоторое время спустя, опомнившийся чиновник поднял шум, после чего злоумышленник был найден и чистосердечно во всем признался.
— Сколько? — на всякий случай уточнил я.
— 75 тыщ!
— Ай да, сукин сын!
— Не смею спорить. Но каково будет ваше решение?
— Тут и думать нечего, Коломийцеву выговор за глупость, а Толубеева под суд.
— За такое каторга полагается.
— Время военное, нечего кадрами раскидываться. Пойдет в арестантские роты, а там посмотрим. Ладно, если это все…
— Не совсем, — тонко улыбнулся Федор и выложил стойко приберегаемые им на конец доклада списки на производство, представления на награды и тому подобные приятные вещи.
Не знаю, что он этим добивается, может, что я устану, и не буду придираться. Если так, то зря. Доставшаяся мне от Кости память позволяет припомнить все даже самые незначительные нюансы. И если в реляции о некоем сражении особо отмечен какой-нибудь высокопоставленный офицер, которого там и близко не было, то написавшего в самом скором времени могут ожидать неприятности по службе, а «герой» получит возможность продемонстрировать свою храбрость на практике.
Правда, в последнее время, такие фокусы случаются все реже и реже…
— Позвольте, ваше императорское высочество? — выглянул из-за тихонько приоткрывшейся двери Трубников.
— Как вам не стыдно, Константин Васильевич! — ревниво посмотрел на чиновника Юшков, искренне считавший доступ ко мне своей исключительной собственностью.
— Очень стыдно, Федор Осипович, — повинился тот. — Но уж больно дело безотлагательное!
— Заходи, мы уже закончили, — велел я, подписывая последние листы. — Рассказывай, что у тебя случилось?
— Да у меня, собственно все хорошо, — расплылся в улыбке неофициальный глава русской журналистики. — Просто появилась одна совершенно гениальная идея!
— Ты меня пугаешь.
— Вас и в мыслях не было, но бьюсь об заклад, что неприятелю сей прожект придется не по вкусу!
— Даже так?
— Именно! Все дело в том, Константин Николаевич, что европейцы, изволите ли видеть, народ весьма меркантильный, но не слишком богатый!
— Ты издеваешься?
— Никоим образом! Хотя, виноват-с, я не обо всех жителях Старого Света, а токмо о солдатах.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Французская армия, как известно, формируется за счет призыва, которому теоритически подлежат все граждане Второй республики… виноват, империи. Однако же на практике, мобилизуются только беднейшие слои, а люди сколько-нибудь состоятельные имеют возможность выставить вместо себя заместителя, чем активно пользуются.
— Положим, что так, а дальше?
— А дальше британцы, вроде бы нанимающиеся за деньги, но на деле подвергающиеся насильственной вербовке. Причем, деньги не сказать, чтобы большие, а служба тяжелая. Да что там говорить, у них нижних чинов секут не хуже нашего, даром, что просвещенные мореплаватели!
— Куда клонишь?
— Все просто, ваше высочество. Раз уж они так бедны, то отчего бы их не переманить?
— Каким образом?
— Элементарным! Раскидать на их позициях прокламации, в которых написано, что всякий перешедший на нашу сторону с оружием, получит участок земли в собственность и известную сумму подъемных. Каково?
— Даже не знаю, что тебе сказать…
— Да что тут толковать! — обескураженно развел руками не ожидавший такой реакции Трубников. — Идея ведь преотличнейшая! К тому же наше правительство и так постоянно зазывает к нам переселенцев, причем на таких же условиях. А тут они уже прибыли, да еще и винтовку с собой прихватят. Сплошной профит… Или вы беспокоитесь, что в Крыму земли не хватит? Так ее здесь много, да и распределять ее будут уж после войны. К тому же есть еще, Кавказ, Поволжье, Сибирь, наконец!
— Нет, это все понятно, — покачал я головой. — Лучше скажи мне, а что получат после победы наши?
— Пардон, кто?
— Наши солдаты, матросы. Те самые которые прямо сейчас за Отечество кровь проливают. Что им даст Родина за свою защиту?
— Боюсь, я вас не понимаю, — растерянно развел руками журналист.
— В том-то и беда, братец. Привыкли мы, что народ государству всегда и все должен, а о том, чтобы наоборот и мысли нет. Сам посуди, если мы вражескому солдату, пришедшему на нашу землю с оружием, столько всего после войны дадим, то своему, если, по справедливости, надобно как минимум вдвое! А где взять?
— Господи, да тут бы просто свободу объявили, — вздохнул начавший понимать в чем дело Трубников.
— Ладно, — решился я. — Идея твоя и впрямь недурна. Так и быть пиши свои прокламации. Потом покажешь. Можешь обещать молочные реки с кисельными берегами. Денег, правда, не обещаю. За штуцера, если целые принесут, так и быть заплачу, но не более! Кстати, а как думаешь доставлять сии «прелестные письма»?
— Да, найдем как. В пушку зарядим и выстрелим!
— Что? — озадачено посмотрел я на журналиста, после чего не выдержав расхохотался! — Ступай, артиллерист. Придумаем, что-нибудь.
Забегая вперед, могу сказать, что хоть и не сразу, но затея Трубникова сработала. Чем хуже у союзников шли дела, тем больше появлялось перебежчиков, в одной руке которых была зажата прокламация с обещанием бесплатного земельного участка в империи, а в другой заветный штуцер.
[1] Bonmot — острота (фр.)
[2] Первая вакцина создана в 1890-х годах франко-российским биологом Владимиром Ароновичем Хавкиным.
Глава 9
Война — двигатель прогресса, – сказал или вернее скажет один умный человек. [1] Ведь именно там востребованы новшества, двигающие вперед научные знания. Недавно я, как и все жители Севастополя имел возможность в очередной раз в этом убедиться. Стрелявшая до сих пор только по укреплениям Сапун-горы Ланкастерская батарея англичан открыла огонь по остававшейся до сих пор невредимой Корабельной стороне, а также бухте.
