Чемпионы Черноморского флота (СИ) - Greko
Глава 6
Вася. Поти, конец июня-июль 1838 года.
Потийский госпиталь по сравнению с гарнизонным показался Васе чуть ли не «архитектурным попаданцем». Или окном в Париж, в цивилизацию.
Госпиталь был большой. Грамотно устроен. Два толково спланированных корпуса. Один для офицеров и разжалованных, другой для остальных служивых. Баня, госпитальная контора, аптека, кухня. И еще один дополнительный корпус с просторной палатой и двумя туалетами по обеим сторонам. Все строения вместе образовывали своеобразное каре с караульней, во главе которого размещался госпитальный погреб и большой внутренний двор.
Палаты были большими. В каждой была печь, а то и две. В самой большой и вовсе — четыре. Потолки трехметровой высоты. Палаты были довольно светлыми, благодаря огромному количеству окон. Позже Вася от скуки насчитал 67 штук. И размерами окна были отнюдь не маленькие, не бойницы. Отсюда и много солнца. Витамин «Д» как-никак, для пациентов — самое то.
С детства Вася запомнил как-то высказанный его дедом и казавшийся весьма спорным довод о том, что о качестве любого дома, предприятия, вокзала, офиса и прочего следует судить, в первую очередь, по состоянию туалетов. Теперь же после всех мытарств он, наконец, осознал житейскую мудрость своего пращура и был с ним полностью согласен. Теперь и он считал, что туалет — глава всему! Поэтому дал высокую оценку госпиталю не только из-за его размеров и грамотного обустройства. А, прежде всего из-за состояния туалетов. Один был на 4 общих места, а другой был разделён на два помещения по два места в каждом. К ним вели два тамбура, каждый из которых имел свои двери. На всех отхожих местах было оборудовано деревянное сиденье, перед которым имелась ступенька.
«Вот ведь! — подумал Вася. — Простое деревянное сидение! А уже — настоящий цивилизационный скачок!»
Потом обратил внимание на пол. Опять удивился, и даже похвалил про себя строителей.
«Предполагали, наверняка, что из-за местных напастей все палаты будут заполнены засранцами, — тут усмехнулся, — непрерывно извергающими из-за болезней дерьмо в огромном количестве. Вот и обезопасились. Стоки с пола и сидения наклонили. Теперь будет в разы легче все это убирать и сливать в выгребную яму!»
Ну и последней зачетной галочкой туалету послужил высокий вытяжной короб, который способствовал хорошей вентиляции помещения.
«Вполне себе мощная вытяжка! — оценил Вася. — Запах такого количества говна, конечно, ничем не перешибить… (Ну, разве что тонну Шанели пятой вылить). Но, если бы короба не сделали, так часть народу точно от вони померла бы раньше срока!»
На этом все положительные оценки заканчивались. Дальше начинался ад. И не по вине строителей.
Вася прибыл в контору госпиталя. Сдал конверт с сопроводительными бумагами. Получил распределение в палату и отправился знакомиться с теми, кто его вылечит. Армейские лекари по неизвестной причине отсутствовали. Весь медицинский персонал был представлен фельдшером Никоном и «цирульником».
— Госпиталь хоть и большой с виду, но рассчитан-то всего на шестьсот человек! — бухтел и возмущался фельдшер, на котором лежала обязанность навещать больных или, как он выражался, «визитировать». — А тут сейчас знаешь, сколько вас солдат, офицеров, разжалованных?
— Сколько? — Вася примерно представлял, но не хотел отнимать хлеб у говорливого фельдшера.
— За тыщу!!!
Выдав эту цифру, фельдшер уставился на Васю, ожидая и требуя правильной реакции.
— Мать честная! — Вася не подкачал, выкатив глаза и открыв рот.
— Да и это… — Никон заволновался, губы его задрожали. — Ещё… Пустяк!
— Какой же это пустяк⁈
— А я говорю — пустяк! Это еще июль не наступил! Вот в июле мы тут хлебнём! Когда малярийные сюда пачками начнут поступать! Тут, Вася, в июле, поверь мне, живого места не найдешь! Пола не разглядишь! Всюду будут больные лежать. Иной раз не будешь знать, куда ногу поставить, чтобы подойти к кому-нибудь воды дать напиться, или, того хуже, мертвого забрать и в морг отнесть!
Вася горестно покачал головой.
— Вот так вот! — подтвердил цирульник слова коллеги. — Так что, Вася, нас послушай. Что хошь делай, как хошь, но постарайся быстрее отсюда выбраться. Пока тут Вавилон полный не начался! Слягут все, включая лекарей. Останемся я и Никон на всю енту ораву!
Цирульник оказался чуть ли не главным человеком в госпитале. На нем лежало все лечение. Сводилось оно к укрепительной микстуре под названием mixtura roborans, которую солдаты прозвали «рубанцом». И к порошкам того же свойства. Пациенты сами выбирали предпочитаемый вид «лекарства». Зельевар с самым суровым видом проходил по палатам с ведром микстуры и мешком с порошками в бумажных кулечках и покрикивал:
— Не задерживать! Не задерживать! Я тут за всех фельдшеров отдуваюсь по вашей милости!
Удивительное дело: солдаты выздоравливали. И те, кто принимал микстуру. И те, кто выбирал порошок. И даже те, кто тайком от этого плацебо отказывался.
Вася понимал, что Никон, конечно, немного палку перегнул про «некуда ногу будет поставить», но сути дела это сильно не меняло. И совет, данный ему цирульником, был, что называется — в жилу. А, в общем-то, очень ценным советом.
«Нужно рвать когти отсюда. Иначе сгину», — понял он со всей ясностью.
Но легко сказать — рвать когти. Как⁈ Ну, допустим, малый крепкий. Так просто на милость хвори не сдастся. Бороться будет. Но и тут — ресурсы ограничены. Какой бы здоровяк ни был, а малярия, дизентерия или какая другая зараза рано или поздно на лопатки положат. Лекарств нужных нет. Денег! Денег нет! А без них вообще никаких планов строить нельзя. Одна надежда была. На Раевского. Визита генерала в госпитале ждали. Ходили такие слухи.
«Раевский! Не может он не сдержать слова! У него в руках моё спасение, — думал Вася, медленно прохаживаясь по внутреннему дворику. — А если не появится? Или появится, но только, чтобы глаза мне закрыть? — Вася поморщился, и тут же отогнал такие мысли. — Нет! Раевский не таков. Он — человек слова. Не обманет. Мне главное дождаться его и не окочуриться прежде. А там, с деньгами, я уже что-нибудь придумаю. Отсюда точно вырвусь!»
…Укрепившись в вере подобным образом, Вася больше не отвлекался на мрачные рассуждения. Предпочитал не валяться, полагая, что так точно свыкнется с положением больного, а там и до апатии один маленький шаг. Благодарил судьбу за то, что от природы совсем не был брезгливым. На радость фельдшера, стал по старой привычке помогать, ухаживая за совсем немощными. Никон уж так расхваливал Васю, что всерьез предлагал бросить службу, на которой каждую секунду можно поцеловаться с пулей-дурой, и заняться тем, к чему у Васи есть явная предрасположенность — лечить и поднимать на ноги людей. Вася, не забывая благодарить, с улыбкой отказывался. Все-таки ружье он при любых обстоятельствах всегда предпочел бы ночному горшку.
Готовность Васи прийти всем на помощь, конечно же, вскоре сделала его любимцем госпиталя. Он завел кучу знакомств. Разговоры вёл и просто так, чтобы лясы поточить, и с умыслом. Рассуждая, что никогда не вредно прощупать почву, узнать про новые пути-дорожки. Наматывал на ус.
Одного из офицеров Куринского полка, поручика Лосева, непонятным образом занесло в Поти из крепости Грозной, а следом и в госпиталь. Он, прознавший про Васины геройские дела, стал усиленно агитировать его, чтобы рядовой Девяткин перевелся к нему в полк.
— Сам посуди, — словно змий эдемский нашептывал Лосев, — ну что тебе делать в двух топорах⁈[1] Так и будешь бегать между битвой и госпиталем. Ты человек, конечно, геройский. Но толку что? Совершишь очередной подвиг, опять малярию подхватишь в этом гнилом краю. И понеслась: от койки до туалета. Так и сгинешь, все внутренности высрав. А мы, куринцы, сидим в Чечне. Там не то, что здесь. Хоть воздухом здоровым подышишь.
— И что я там буду делать?
— Что умеешь! — рубанул офицер, прищурившись. — Воевать. Но не так, как сейчас.
