Чемпионы Черноморского флота (СИ) - Greko
— Предполагаю, господин штабс-капитан, сыграла роль и глупая затея англичан, отправивших под Анапу шпиона Белла. Насвистел он всем в уши изрядно. А флот-то обещанный и не пришел. Отсюда упадок духа. Обождите, то ли ещё будет! Как новости из Константинополя придут, сразу захотят и дальше мириться.
— Ваши слова — да богу в уши! Вот только гибель флота у берегов Кавказа многое поменяла.
— Даже у вас? Под Анапой? — удивился я.
— Увы, черкесы — народ впечатлительный. Во всем видит божественное провидение!
— А вы их солью!
— О-хо-хо-хо! Ну, насмешили, — Иван Данилович затряс головой. — Но ведь точно подметили! Затеяли мы, по указанию генерала Раевского, меновую торговлю солью. По-местному — сатувку. Черкесы привозят мед, воск, баранье сало, масло, татарский сыр, иногда баранов. Даже древнее вооружение со знаками и надписями времен крестовых походов — панцири, шлемы, кольчуги, луки, кинжалы и шашки…
Я хмыкнул про себя по поводу шашек. Сложно представить крестоносца с шашкой в руках, вместо меча. Но поправлять не стал. Лишь уточнил:
— Черкесы же денег почти не знают. Как с ними торговать?
— Ну, почему не знают? Вполне у них в ходу и червонцы голландские, и наше серебро — рубли да полтинники. А еще придумали мы взять в расчет казенную стоимость пуда соли, назначенную для черкеса. 40 копеек. Желающий делать покупки на сатувке заранее покупает билеты в соляном магазине, в которых прописаны количество и цена. Этими билетами тоже можно рассчитываться.
— Ловко!
— А то! — подбоченился офицер. — В торговый день у «русских» ворот ставлю караул. Забираем у горцев все оружие в обмен на бирку с условленным знаком. И ломаем ее пополам. Одна половина остается у гостя, другую вешаем на оружие. И по предъявлении нужной половины, если все нарисованные черточки и кружочки сойдутся, оружие возвращается. Все четко! Споров нет.
— Как же может быть торг без споров?
— Ясно дело — никак. Посему назначаем от крепости уполномоченного. И от горцев почтенного старшину. Только ему и позволено в крепости пребывать с оружием. Плюс переводчик. Вот эта троица и управляется со всеми спорами, торговыми жалобами и недоразумениями.
— Выходит не обманул меня де Витт. Анапа превратилась в оазис нормальных мирных сношений с черкесами.
— Истинно так. Ближайшие аулы выдали нам мальчиков-аманатов. Для команды из этих юнцов назначен старший — поручик Прасолов. И приглашен мулла, чтобы их учить письму. Желаю я в день тезоименитства Государя пригласить к нам вождей и устроить праздник с салютом. Вот только не знаю, чем их поить? Не шампанским же? Слышал, есть у них напиток «бмак-сима». Что за питие?
— Это же просто буза! Просяное пиво. Думаю, шампанское гостей устроит!
— Вот спасибо, голубчик! Выручили! Чем вам отплатить за любезность?
— В тюрьму меня посадите!
Штабс-капитан вытаращился на меня в полном недоумении. Я тут же поспешил его успокоить.
— Дано мне сложное задание от Черноморского флота. Я никак не могу вот так, с бухты-барахты, свалиться в Черкесию всем на голову. Легенду мне придумали такую. Я, урум Зелим-бей, возвращался из Константинополя под Анапу. Был задержан в пути люгером «Геленджик» и доставлен в крепость. Здесь от большого начальства русских ко мне поступило предложение: помочь выкупить пленных моряков. Я то предложение склонен принять, но нуждаюсь в одобрении старейшин.
— Хитро. Я вам смогу подыграть.
— Буду очень благодарен.
— Приглашу на встречу местных вождей…
— А меня на эту встречу доставите в кандалах как арестанта!
— Божечки мои! Еще и в цепях!
— Мне не привыкать! — «успокоил» я плац-майора. — И еще, дражайший Иван Данилович! Мне бы очень пригодились ваши билеты на соль!
— Устрою все в лучшем виде, не извольте волноваться. Денежками вас же снабдили моряки? Да? Вот и отлично. Сколько нужно, столько я и продам по казенной цене. По 10 копеек за пуд!
Кто бы сомневался, что богатенький офицер, владевший 3000 душ в Саратовской губернии, хорошо знал счет деньгам! Но каков честный торг! В четыре раза дороже черкесам соль продают![2]
… Под крепостью Анапа хватало подземелий и катакомб, включая огромную подземную казарму на сорок тысяч человек. Накопали за многовековую историю взлета и падения города. Анапа только за прошедшие полвека выдержала шесть осад русскими, включая четыре успешных штурма и три случая, когда укрепления полностью снесли. Адрианопольский мир поставил точку в истории «зловредной крепости» и лишил турок надежды на возврат Крыма. Начался русский период Анапы. Подземелья превратили в склады и тюрьму.
В эти казематы доставляли задержанных турецких контрабандистов и их пассажиров из числа черкесов. Турок ждал суд, конфискация и направление в военные арестантские роты[3]. С черкесами поступали суровее. Их высылали подальше от Кавказа. Одного князя отправили аж в Финляндию. Потребовалось вмешательство султана, чтобы горцу разрешили вернуться.
Поучительный рассказ Ивана Даниловича, провожавшего меня за решетку, меня не впечатлил. Развод арестантской полуроты на плацу перед входом в тюрьму — откровенно напряг. Мы проходили мимо. Мне показалось, что в строю крепостных арестантов, наряженных в потертые, но целые солдатские мундиры без знаков различия, мелькнуло знакомое лицо.
— Господин штабс-капитан! — спросил я моего спутника. — Кто содержится в этих ротах?
— Кого тут только нет! И солдатики, беглецы и буяны, и разжалованные офицеры, и гражданские, военным судом судимые, и бродяги, и даже турки-контрабандисты. Все они делятся на два разряда. На испытуемых и исправляющихся. Для каждой группы — свои условия содержания под стражей…
— Я думал, контрабандистов в Сибирь ссылают, — перебил я плац-майора.
— Помилуй бог, несчастных! Да кто ж тогда в крепостях будет работать?
— Тут вот какое дело, господин капитан. В строю я увидел турка из экипажа кочермы, которую я перед Рождеством захватил и препроводил в Керчь. Как он мог тут оказаться?
— Случается такое. Наверное, мастеровой хороший. А в Керчи применения ему не нашлось. Если каменщик, точно к нам отослали. Работы у нас непочатый край. Одних стен три с половиной версты с тремя воротами. Главную мечеть перестроили в церковь во имя преподобных Онуфрия Великого и Петра Афонского. Дома европейского вида возводим чиновникам, дабы избавиться от облика малороссийского села.
— Был бы признателен, если отослали бы его от греха подальше. Мне он может составить большую проблему.
— Постараюсь, господин подпоручик. А теперь извольте в камеру! Как просили! — плац-майор захихикал. — Ну, каков анекдот! И ведь не расскажешь никому, как офицер, чье имя на слуху, сам попросился в кутузку! Умора!
Двери с лязгом захлопнулись. Загремел засов. Сюда, в крепостную темницу, не проникал солнечный свет. Лишь тусклый огонек лампадки у иконки на мрачной стене. Настоящий каменный мешок. Его стены словно сомкнулись вокруг меня.
«Ну, что, весельчак. Помнится, шутил насчет „сижу за решеткой…“ со своими греками. Вот и сиди теперь. Вкушай, так сказать, тюремную баланду. Вдыхай стылый воздух подземелья. Опыт — врагу не пожелаешь!»
Я вздохнул и стал устраивать себе постель из набора постельных принадлежностей, которыми меня снабдил любезный хозяин. Хоть в этом мне подфартило. Не хватало еще спать на соломе на холодном камне. Я молился, чтобы плац-майор долго не рассусоливал со сбором вождей.
[1] Отец известной писательницы и мемуаристки Е. В. Зариной-Новиковой. В его доме в Анапе принимали декабристов и Е. А. Арсеньеву с внуком, с М. Ю. Лермонтовым.
[2] С ценами за пуд соли все очень сложно. У вольных торговцев для выкупа пленных соль покупали и по 1.2, и по 1 ₽ серебром. Разница с казенной была огромной из-за государственной монополии и внутренних пошлин (ввозимая на Кавказ из Крыма соль облагалась госпошлиной).
[3] Военные арестантские роты (преобразованы позднее в военно-исправительные роты) — вид уголовного наказания для судимых военным судом за преступления, не наказываемые кнутом. В эти роты отправляли бродяг и даже гражданских, а также лиц привилегированного положения (до 1842 г.). Нечто вроде дисбата советского времени. Арестованные содержались в ротах определенный срок или «навечно». На ночь запирались в тюрьму. Использовались на крепостных и общественных работах. В свободное время занимались строевой подготовкой. Порядки были строжайшие.