Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая (СИ) - Хренов Алексей
Основная колонна ушла уже часа два назад, а его грузовик застрял на этом проклятом складе. Сначала молодой и неопытный водитель заглох, сдавая задом, и никак не мог завести новый немецкий грузовик. А потом прямо перед ним влезли танкисты со своим лейтенантом. Против лейтенанта он не потянул по званию, и пришлось ждать.
В кузове грузовика «Опель Блиц» уже ждали отправки ряды аккуратно поставленных бочек. Пространства оставалось немного, но нужно было втиснуть ещё канистры, и испанцы попытались просто набросать их сверху. Рявкнув, как рассерженный лев в зоопарке, фельдфебель добился, чтобы каждая бочка и канистра была ровно поставлена и плотно зафиксирована. Он лично проследил, чтобы ничего не вытекало и все крышки были надёжно закручены.
— Давай быстрее! — рявкнул он, похлопав себя по ремню, где висел парабеллум.
Испанцы бурчали что-то явно нелицеприятное для него себе под нос, но ускорились. Они запихали последние канистры, ещё раз проверили, чтобы груз не болтался слишком сильно, и наконец работа была закончена. Грузовик был загружен под завязку — три тонны, не меньше.
Фельдфебель довольным взглядом окинул машину, покрутил в руках ремень планшетки и подписал кладовщику накладные. Он вытер ладонью пот со лба, показывая, как он устал, словно лично перетаскал все бочки. Удовлетворённо кивнув, фельдфебель махнул рукой:
— Готово. Поехали!
Двое испанцев с винтовками забрались в кузов и уселись у заднего борта на узких деревянных лавках, привычно поставив оружие между ног и придерживая его коленями.
Сам фельдфебель залез в кабину, важно плюхнувшись на место пассажира.
За рулём сидел ещё один немец — молодой водитель из снабженцев, обиженный на фельдфебеля за утреннюю выволочку и теперь угрюмо сопящий в усы.
Мотор рыкнул и мерно заурчал, грузовик качнулся, взревел выхлопной трубой и медленно тронулся в сторону выезда из города. Колёса с глухим звуком вкатывались в выбоины грунтовой дороги, подвеска жалобно скрипела. В кузове бочки лязгали, канистры подпрыгивали на каждой кочке, создавая глухой дребезг.
Испанцы, сидящие сзади, переговаривались вполголоса, сплёвывали в пыль, лениво озирались по сторонам. Пропетляв минут десять по кривым улочкам города грузовик выехал на грунтовое шоссе. Скрытые тентом кузова от глаз немецкого надсмотрщика, испанские карабинеры украдкой достали сигареты и, наплевав на технику безопасности, закурили. Немецкий фельдфебель молчал, сосредоточенно глядя вперёд. Ему было плевать на неудобную дорогу, мрачного водителя и на болтовню этих испанских чертей.
Мыслями он был далеко, дома в Аугсбурге, размышляя и подсчитывая, сколько марок у него должно остаться после этой испанской кампании и хватит ли этого, чтобы посвататься к Грете, дочке бакалейщика через дорогу от его дома.
Вторая половина июня 1937 года. Дорога от железнодорожной станции города Авила до аэродрома.
Лёха, не теряя времени, экспроприировал у Ильи нож, упёрся в сиденье и начал разрывать обшивку потолка кабины. Края ткани поддались легко, потянув за собой куски утеплителя, а следом открылся доступ к баку, топливопроводам и прочей тряхомудии, культурно спрятанной под панелями.
Снизу бак выглядел вполне себе целым. Лёха провёл рукой по металлу, нащупал края пробоин и хмыкнул.
— Ну, что сказать… Илья! Нашему везению можно позавидовать!
— Повезло? — недоверчиво буркнул Илья, пытаясь поудобнее устроиться у дерева. — Ты вообще слышишь себя⁈ У нас пробитый бак, нет топлива, мы сидим в чёрти-каких кустах, и ты говоришь «повезло»⁈
Лёха усмехнулся и похлопал по баку.
— Ага. Потому что могло быть значительно хуже.
Пуля прошила бак наискось — аккуратная дырочка на входе, чуть выше ребра, где днище переходит в боковую стенку. На выходе, правда, дело обстояло хуже — там она уже прилично разорвала металл, пробив верхнюю поверхность бака.
Но бак не взорвался и не потёк, как дуршлаг. В нынешнем состоянии из 240 литров полной заправки в баке осталось литров десять, может, пятнадцать. Именно они плескались внутри, тихонько перекатываясь при каждом движении.
И это был шанс.
Лёха внимательно, буквально по сантиметру, исследовал бак из кабины, потом даже залез снаружи на крыло, осмотрел повреждения. Самозванец, выдающий себя за механика самолёта пришёл к своему, единственно правильному мнению — залатать можно.
Он огляделся, подобрал палку подходящего размера и сунул её Илье в руки вместе с ножом:
— Давай. Строгай чопики! Первый вот такого примерно размера. — Он продемонстрировал Илье свой грязный большой палец.
Илья удивлённо повертел палку в руках, потом посмотрел на новоявленного учителя, явно ожидая обоснования нарезанного ему фронта работ.
— Хренов, я тебе плотник, что ли⁈
— Ты не плотник! Ты артист деревянного зодчества. — Лёха заржал. — Ну и спаситель наших задниц по совместительству! Так что ты лежишь тут, или сидишь и стругаешь, пока я бегаю вокруг самолёта и разбираюсь с повреждениями.
— Прямо сейчас начинать или можно перекурить перед трудовым подвигом?
— Курить вредно! — безапеляционно произнес сторонник ЗОЖ — да и сигарет нет больше.
— Ну, если хочешь, могу тебе ещё политинформацию прочитать взамен. Не хочешь? Зря ты отказываешься от политического просвещения в трудной боевой обстановке да ещё и от своего проверенного товарища!
— Иди, балаболка, проверяй свой аэроплан, язык у тебя без костей! — отозвался Старинов, начав выстругивать.
Видимо, на нервах словесный понос мутной волной подхватил нашего товарища и унёс. Илья вздохнул, улыбнулся, обречённо махнул рукой и начал строгать. Лёха почувствовал прилив бодрости. Настроение резко улучшилось.
А почему бы и нет?
Мало того, что они живы, так ещё и есть реальный шанс улететь отсюда. Лететь гораздо быстрее, чем шариться по вражеской пересечённой местности, прячась от патрулей и рискуя получить пулю.
Плюс ко всему — он летать любил. А бегать — вот совсем не очень.
Так что идея была отличной. Он заглянул в самолёт, посмотрел на приборную панель. Стрелка топливомера почти упала в ноль, но топливо явно хлюпало в баке. Значит, если заделать пробоину, ещё можно будет что-то вытянуть.
— А бензин ты где возьмёшь? — саркастически спросил Илья, не отрываясь от выстругивания деревянных затычек.
Лёха лукаво усмехнулся, щёлкнул пальцами и со всей уверенностью в мире выдал:
— Скоро испанцы привезут.
Старинов замер, перевёл на него подозрительный взгляд и недоверчиво переспросил:
— Какие ещё испанцы⁈
— Те, что везут топливо на аэродром. Они скоро подъедут, а мы у них его экспроприируем.
Илья отложил нож, глубоко вздохнул, задумчиво почесал затылок и посмотрел на Лёху, как на психа.
— Ты сейчас серьёзно⁈
— Как никогда.
— То есть ты хочешь сказать, что где-то тут, неподалёку, к нам едет грузовик с горючкой, и мы такие выйдем, помашем ручкой, и они сами нам его добровольно отдадут?
— Почти добровольно. Только не машем, а целимся, и не ручкой, а пулемётом.
Видя непонимающее лицо Старинова, Лёха решил снизойти до объяснений:
— Илья, смотри. — Наш герой махнул рукой вправо. — Туда километров через семь — восемь аэродром франкистов.
Потом менеджер логистики махнул лапой в другую сторону.
— А туда — примерно столько же станция со складами, куда приходит топливо. Знаешь, сколько истребитель жрёт топлива за вылет? А бомбер? Лично я заливал… — поймав скептический взгляд Старинова, товарищ менеджер решил честно уточнить:
— Ну ладно, ладно, спиз… видел в общем, как заливают почти полторы тысячи литров.
Прямо на аэродром железка не приходит, значит, и бензовозы сновать должны тут регулярно.
— Главное, чтобы они не катались колоннами под прикрытием солдат. Но тут тыл… Был, до нашего появления, так что вряд ли они так уж перестраховываются. Да и думаю, у них на весь аэродром один-два бензовоза.
Так что ждём «поставщиков топлива».
