Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая (СИ) - Хренов Алексей

Annotation

Когда "Небо - твоё поле боя, а каждый полёт — шаг как по лезвию!" Скучать некогда!

1937! Добро пожаловать в Гражданскую войну в Испании! Война не прощает ошибок, а судьба любит пошутить.

Лёха Хренов — морской лётчик, оказавшийся в самом центре этого огненного ада.

Воздушные битвы, спасение товарищей, взрывы мостов, смертельно опасные миссии, прыжки с парашютом, разведка, диверсии — всё это становится его новой реальностью. Истребитель или бомбардировщик, погони и засады, смех и боль, дружба и предательство — Лёха несётся сквозь вихрь войны, балансируя между жизнью и смертью.

Один вираж — и всё в его жизни может перевернуться.

Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвёртая.

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвёртая.

Глава 1

Вдох глубокий, руки шире!

Вторая половина июня 1937 года. Штаб франкистов, самый центр города Авила, 100 км от Мадрида.

Комендант Авилы, майор Хуан Менендес, был разбужен среди ночи так, будто уже начался Страшный Суд.

Сначала позвонил дежурный офицер и с надрывом в голосе проорал, что на мост напали, что взрывы, стрельба, часовые мертвы и вообще «¡Dios mío!». Затем связисты сообщили, что связь с блокпостом на мосту пропадала. За ними последовал этот железнодорожный придурок со станции, который кричал в трубку так, что Менендес почти физически чувствовал его слюну у себя в ухе.

Но самым неприятным был звонок командующего фронтом.

— Менендес! — заревел генерал, едва комендант поднял трубку. — Вы что там, спите⁈ Что у вас с мостом⁈ Дорога перекрыта! Поезда стоят! Боеприпасы не могут пройти, подкрепление застряло! Вы понимаете, что это значит⁈

Менендес сдержал стон. О, он прекрасно понимал, что происходит!

— Синьор генерал… — начал он.

— Закройте рот! — рявкнул Гомес. — Если вы в ближайший час не обеспечите прохождение составов с боеприпасами, то завтра я лично отправлю вас в окопы, и там вашу толстую задницу республиканцы используют по назначению!

Трубка грохнулась на рычаг.

Менендес остался сидеть в тишине, тупо глядя на телефон.

Суки! Козлы в больших погонах! Мост-то выдержал! Да, был взрыв. Да, были жертвы. Но охрана героически сумела сохранить мост! Однако этого, видимо, было недостаточно.

За последние полчаса ему позвонили все, кто мог. И даже те, кто не мог, тоже позвонили.

От мэра, вопившего, что гражданские требуют разъяснений, до какого-то связиста с аэродрома от какого-то Кнюппеля, который вообще не понял, почему его дёрнули среди ночи и зачем ему теперь лично докладывать коменданту, что самолёты готовы взлетать.

— Дьявол вас всех подери, — пробормотал Менендес, хватаясь за виски, с удовольствием посылая в задницу и мэра, и аэродром.

Рассвет уже приближался, а он не спал ни минуты. В штабе царил хаос.

Он уже отдал все необходимые приказы. Поднял всех, включая комендантскую роту и жандармов. Сапёрам приказал проверить мост до последнего камня. Кроме того, на прочёсывание местности был брошен маршевый батальон из свежего пополнения.

Теперь оставалось ждать.

Но, честно говоря, в глубине души комендант сильно сомневался, что они найдут этих проклятых республиканцев. Если эти ублюдки были достаточно хитры, чтобы пробраться к мосту незамеченными, то и уйти они тоже умели. Но раз сам генерал приказал — значит, надо искать.

В пять утра Менендес не выдержал.

Когда в трубке раздался голос начальника штаба армии, орущего, что движение поездов к чёртовой матери парализовано, что в Саламанке стоят составы с боеприпасами, Менендес окончательно понял — пора!

Получив доклад от командира сапёров, что мост, похоже, цел, но требуется дополнительная проверка, он наорал на ни в чём не повинного капитана и душевно шваркнул трубку на рычаг.

Хуян Мендес взял бутылку, плеснул в стакан, залпом выпил, морщась от крепкого привкуса.

Поставив стакан на стол, он потер красные глаза, затем махнул рукой в сторону дежурного офицера:

— Отстучите по телеграфу: Дорога в порядке. Пусть пускают поезда.

Мост устоял. А значит, ему всё-таки повезло.

Вторая половина июня 1937 года. Пасторальный пейзаж в окрестностях города Авила.

Обсудив озвученный Лёхой план, сотоварищи стали готовиться в меру сил и возможностей.

В силу ограниченной подвижности Илью затолкали в кабину Шторьха вручив ему пулемет и коробку с патронами.

На скулёж Старинова, что он спарится сидеть в этой консервной банке в такую жару, наш авиационный специалист не колеблясь предложил его тут бросить, а лучше сразу и пристрелить, что бы не мучился.

— Времени заталкивать одноногого капитана Флинта в аэроплан точно не будет! —

— Капитан Флинт был одноглазым! — поправил нашего специалиста Старинов.

— Одноглазым говоришь! — уставился на него Лёха с жуткой ухмылкой.

— Э! Э! Хренов ты это брось! Не надо на меня так пристально смотреть!

Изрядно помудохавшись, Лёха снял правую дверь, и теперь пулемёт имени Хайрема Максима в исполнении товарища Токарева грозно уставился своим стволом за пределы самолётика.

— Будешь стрелять, главное не попади сюда — наш герой ткнул в подкосы крыла, — А то крылья сложатся и мы точно скопытимся куда нибудь.

Таким образом наш попаданец автоматически стал главной действующей диверсионной единицей.

Он напряжённо вглядывался в унылую окружающую его действительность. Солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы разогнать ночную прохладу, и тени начали укорачиваться. День вступал в свои права, а это означало, что с каждой минутой оставаться здесь становилось всё рискованней.

— Ты говоришь, вчера первый состав прошёл в восемь? — Лёха покосился на Илью, который сидел в кабине самолётика, привалившись спиной к противоположному борту и гладя ноющую ногу.

— Угу, — хрипло отозвался Старинов, поднимая усталые глаза. — Четыре состава. Первый в восемь, потом один в четырнадцать, перед обедом, ещё один вечером, в восемнадцать тридцать и последний уже почти после заката, в двадцать три.

Лёха бросил быстрый взгляд на часы. Половина седьмого утра.

Не понятно. Если франкисты придерживаются расписания, то до появления поезда у них есть ещё минимум полтора часа. Но было ли оно неизменным? Кто знает, как повлияла ночная диверсия. Учитывая, что мост не рухнул, составы могли уже пойти, а могли и задержаться.

Солнце пригревало уже во всю и маскрировка из веточек стала ощутимо увядать. Разглядывая окрестности, Лёха размышлял. Ему не нравилось сидеть сложа руки в ожидании, особенно когда ситуация оставалась неоднозначной. В итоге, он вылез из под крыла «Шторьха» одёрнул ремень, проверил Браунинг и сказал Илье:

— Я быстро прошвырнусь по окрестностям. Вон недалеко каменный пупок какой то торчит, попробую залезть на него, посмотрю вокруг… Ты если что, кричи, должно быть слышно.

— Главное не геройствуй, Хренов, сразу используй ноги, — пробормотал разомлевший в кабине Старинов. Было видно, что он сам жалеет, что не может пойти в разведку.

Лёха кивнул и трусцой побежал к каменному выступу, торчавшему примерно в километре от самолёта. Это был невысокий, но удобный для обзора холм с почти голой вершиной — ни деревьев, ни густых зарослей, только серые, выветренные временем камни. Примерно десять минут он карабкался вверх, цепляясь за выступы, нащупывая трещины в скалах, пока наконец не выбрался на вершину.