Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая (СИ) - Хренов Алексей

Он не успел отследить, когда и как, но… все трое убитых уже были раздеты и обобраны его трусоватыми орлами. Они были раздеты. Нет, не просто раздеты — их обобрали подчистую.

Бойцы его батальона, в прошедшем бою трусливо палили куда то зажмурив глаза, но зато успели обшмонать убитых товарищей так, что у них не осталось ни сапог, ни поясов, ни даже носков.

Педро Очоа моргнул, осознал, что это значит, и… улыбнулся.

А почему бы и нет?

— Так даже лучше…

В голове быстро складывалась легенда.

Вот тебе, пожалуйста, и три шпиона! Тех самых, на поиски которых его отправили!

Он мысленно похлопал себя по плечу за находчивость и уже начал диктовать донесение своему начальнику штаба — бывшему мирному владельцу похоронного бюро, который, казалось, мог бы расписать на красивой бумаге даже собственную кончину.

Педро Очоа перевёл дух, сжал кулаки, на секунду закрыл глаза и, когда снова их открыл, начал диктовать донесение таким тоном, будто они только что захватили вражескую столицу.

— В самоотверженной атаке, при поддержке союзной авиации… — Педро Очоа не забыл лизнуть в задницу немцев, для солидности. Он сделал паузу для эффектности, — батальон уничтожил… отделение вражеских…

Штабист моргнул, изогнул брови, выражая крайнюю степень удивления таким незначительным размером происшедшего. И не спеша записывать подобную глупость.

— Нет, что я говорю! Взвод!

Он прикинул число жертв и решительно добавил важности…

— Нет, ДО РОТЫ диверсантов!

Штабист тихо кивнул, грустно улыбнулся и принялся старательно выводить текст, словно писал важнейший документ в своей жизни.

Но тут…

Вдалеке грохнул взрыв!

Очоа резко повернул голову, приставляя руку ко лбу, вглядываясь вдаль.

Что там ещё⁈

Ротные и взводные, отбросив все вопросы, начали быстро строить бойцов. Педро щурился на горизонт.

Что там ещё произошло? И кто снова начудил? Если не разобраться первым, то разберутся за него. А это последнее, чего ему хотелось.

— Бегом марш!

И он погнал своё потрёпанное, но теперь уже безусловно «победоносное» войско вперёд, надеясь новым героическим эпизодом культурно прикрыть свой прошлый косяк. И главное отвести любые подозрения, от того как он состряпал красивую, но совершенно фальшивую победу.

Вторая половина июня 1937 года. Небо в окрестностях города Авила.

Лёха пристально вглядывался в горизонт, прокручивая в голове карту местности. Он по мере возможности сориентировался и направил самолёт по прямой к позициям республиканцев. Но даже так до ближайшего аэродрома истребителей в Сото оставалось как минимум километров восемьдесят, а то и все девяносто.

К глубокому сожалению нашего героя, чуть в стороне под ним тянулась дорога из города в сторону аэродрома.

Движение на дороге было редким. Он обогнал пару пылящих грузовиков, несколько повозок устрашающего вида, запряжённых понурыми лошадьми. К счастью, просто марширующих по дороге пехотинцев он не заметил.

Дорога, поля, перелески и редкие рощицы мелькали под крыльями, но не давали главного ответа: где приземлиться?

Он снова бросил взгляд на приборную панель, и сердце сжалось неприятным холодком. Стрелка топливомера падала на глазах. Начав с половины бака, она уже перешагнула отметку четверти и уверенно приближалась к красной зоне. Бак не просто подтекал — он истекал, как пробитая артерия.

Услышав крик Ильи про утечку топлива, первым делом он щёлкнул тумблер, переключая подачу топлива на резервную магистраль. В душе молясь, чтобы был повреждён топливопровод, но, похоже, дело было в самом баке.

Лёха сбросил газ до минимальных оборотов, когда самолёт уверенно держался в воздухе, надеясь замедлить утечку топлива. Он снова огляделся в поисках места для посадки. Выбирать не приходилось — он либо сядет сам, либо самолёт сам сделает это за него. До республиканцев топлива не хватало в любом случае.

И сейчас перед ним во весь рост встал вопрос: где?

Лёха, не отрывая взгляда от горизонта, крикнул назад, перекрывая гул мотора:

— Илья, сколько у тебя патронов⁈

Старинов, ворча, покопался под сиденьем, шаря в темноте среди всякого хлама — тряпок, кучи пустых стреляных гильз и какого-то мусора, который Лёха таскал с собой, будто это могло когда-нибудь пригодиться.

— Ща, погоди! — донеслось сзади.

Лёха на секунду оглянулся, а в этот момент Старинов радостно заорал:

— Ещё одна лента! Та самая, что ты привёз!

Он выдернул её наружу, размахивая трофеем, словно охотник, нашедший последний патрон перед атакой на медведя.

Лёха кивнул, облегчённо выдохнув. Хоть что-то.

Но тут же Старинов озвучил ещё одну новость:

— А вот еды, Лёша… еды вообще нет ни хрена!

Наступила короткая пауза.

Лёха только скривился, ощущая, как внутри неприятно сжался пустой желудок. Ел он, надо сказать, уже больше суток назад.

— Ну и ладно, пожрём потом… если доживём. — пробормотал он, снова сосредотачиваясь на управлении.

Сзади недовольно забурчал Старинов, явно не согласный с таким распределением ресурсов.

Лёха плавно заложил вираж блинчиком в сторону от дороги.

Ну же! Где хоть клочок нормальной земли⁈

Пальцы сжались на ручке управления.

Перед ним стоял выбор, от которого зависело всё.

Уже потом можно было решать, что делать дальше — попытаться устранить течь и найти где-то топливо или поджечь самолёт и уходить пешком.

Первый вариант, конечно, исключительно рискованный. Даже если он залатает бак, то где взять бензин?

Второй — ещё хуже. Пешком по чужой территории, да ещё и с раненым Ильёй. Уже прошло больше суток с момента ранения, и, по-хорошему, нужно было срочно двигаться в госпиталь. Антибиотиков пока не было, и всё зависело от того, насколько хорошо и своевременно обработана рана.

Но всё это отходило на второй план.

Сначала — приземлиться.

И срочно.

Вторая половина июня 1937 года. Палаточный городок немецкой эскадрильи, аэродром в окрестности города Авила.

Гауптман Кнюппель точно знал главное правило выживания в армии: первый, кто доложит, того и тапки… в смысле, тот и прав, и главное, задаст тон всей истории.

А если задать тон правильно…

Значит, можно не только избежать разноса, но и выжать из скользкой ситуации максимум пользы. Он поколебался несколько мгновений, в голове выстраивая непротиворечивую, а главное, выгодную ему картину произошедшего.

Ложь должна быть простой. Ложь должна быть убедительной. Ложь должна приносить награды.

Кнюппель вздохнул, кивнул связисту и решительно взял трубку.

— Господин генерал. Так точно. — Голос его был чётким, уверенным, как будто он докладывал не выдуманную ахинею, а только что выигранное сражение за Мадрид.

— Докладываю! В соответствии с вашим гениальным приказом были отправлены самолёты на поиск бандитов.

Он сделал небольшую паузу, чтобы генерал успел осознать важность момента.

— Благодаря вашему предвидению, во время патрулирования была обнаружена диверсионная группа противника численностью до усиленной роты.

Хрен его знает, кто в кого и почему стрелял. А рота, да ещё и усиленная, звучит солидно.

— Бандиты сумели захватить поезд у этих идиотов… Э-э-э… этих разгильдяев испанцев. И прорывались на нём к линии фронта.

Кнюппель уже начал разгоняться, а дальше оставалось только разбавить историю красивыми мазками.

— Обнаружив захваченный эшелон, наш самолёт был обстрелян бандитами. Наши лётчики героически атаковали состав.

Факт.

— С риском для жизни, несколько раз пикировали на состав. Усилиями наших лётчиков эшелон был остановлен.

Факт. Ну, почти факт.

— С наилучшей стороны проявил себя лейтенант Капутнахер.

Полуправда.

— Да, наш мальчик, тот самый. Племянник нашего… да-да, ваш протеже.

Бинго. Неоспоримый факт.

Кнюппель даже услышал в трубке, как генерал шевельнулся и довольно заворчал что-то на том конце провода.