Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая (СИ) - Хренов Алексей

Мальчишка ещё всхлипывал, а медик уже рылся в своей сумке, вытаскивая бинты и йод.

— Вот ведь ослиное дерьмо… — пробормотал техник, переглядываясь с коллегами.

Кто-то тихо засмеялся, но быстро замолчал, когда Капутнахер поднял голову, размазал по лицу слёзы с соплями и, заикаясь от волнения, начал говорить:

— Я… я… Я полетел! Как вы и приказали!

— А-а-а-а!!! — раздался душераздирающий крик, заставивший вздрогнуть даже самых хладнокровных наблюдателей.

Капутнахер взвыл так, будто его доктор пытал его каленым железом, а не просто обрабатывал рану. Он дернулся, едва не сбив медика, и вцепился в ближайший край крыла.

Доктор, не обращая внимания на агонию пациента, спокойно, методично и очень щедро лил йод прямо в пилотскую задницу на рану, словно святой водой окропляя грешника. От толчка лётчика, жидкость разлилась, растекаясь по коже, и моментально впитываясь, превращая задницу в желто-зелёную картину абстракциониста.

— Ай-ай-ай-ай-ай! — Капутнахер заорал ещё громче, дёрнулся, но тут же схлопотал по затылку от доктора.

— Стой смирно, герой хренов! — проворчал медик, продолжая обрабатывать рану.

— Вы меня убиваете! — захлёбываясь соплями, взвыл Хейно. — Лучше бы пуля сразу в голову, чем этот ваш проклятый йод!

Вокруг раздались смешки.

Лётчик Хейно Капутнахер стоял, придерживая дрожащими пальцами лётный комбинезон, пока доктор бинтовал его тыл. Он, заикаясь от волнения, выплёвывал слова, перескакивая с одного на другое.

— Я… я… на патрулирование! Осмотреть эшелон! Я увидел его… зашёл… осмотреть только!

Он снова всхлипнул, подтянул штанишки и наконец сумел закрепить их на талии.

— А они! Они сразу по мне очередь дали! Открыли огонь!

Толпа загудела.

— Кто они⁈ — рявкнул Кнюппель, перебивая истерику.

— ПОЕЗД!! — завопил Капутнахер. — Эти хреновы испанцы! Этот чёртов эшелон!

Кто-то нервно хохотнул.

— Я, как было приказано, зашёл в атаку, спикировал… Открыл огонь… Открыл огонь по эшелону! Попал. Попал в этот пулемёт. А они… Они…

Толпа в изумлении стала переглядываться и перешёптываться.

— Что, чёрт возьми⁈ — выдавил кто-то.

Вновь переживаемый ужас плескался в глазах пилота. Он судорожно кивнул, побелевшими пальцами вцепился в свой лётный комбинезон и произнес:

— А они изувечили мой самолёт к чёртовой матери и чуть меня не убили! Вот!

Капутнахер снова попробовал повернуться к начальнику задницей, чтобы продемонстрировать повреждённый тыл своего организма, но был остановлен решительным взмахом начальственной руки.

А Кнюппель медленно перевёл взгляд на самолёт. Дыры на фюзеляже, пробитая стойка шасси, разорванное полотнище крыла… не сказать что бы критично, биплан действительно был подбит.

Но самое ужасное — его пилот атаковал дружественных испанцев…

Если разбираться, это запросто может привести ко всеобщему пи… Нет. К упитанному русскому пушному зверьку размером с корову! Значит…

Как из поражения сделать победу? Объявить о победе первым и объяснить, в чём именно она заключается. Главное не сомневаться и действовать быстро.

— ВСТАТЬ! — заорал Кнюппель, что вороны на ближайшем дереве дружно опорожнили свои желудки и взлетели с криком.

— СМИРНО! — Вороны дружно перешли на повышенную скорость махов крыльями и рванули прочь.

Капутнахер вскочил, забыв про раненую задницу, вытянулся по струнке, придерживая штаны руками и поедая начальство глазами.

Толпа шустро изобразила подобие строя и замерла, внемля откровениям командира.

Кнюппель медленно прошёлся перед замершими пилотами.

— Республиканские бандиты захватили эшелон! Они открыли огонь по нашим самолётам!

Но!!!

— Наш бравый Капут… наш храбрый Нахер! наш доблестный Капутнахер!

— Не взирая на опасность, атаковал мятежников и уничтожил эшелон! Да! ВЕСЬ эшелон!

Не зря говорят, врёт как очевидец! И вот сейчас Кнюппель активно делал из окружающих самых убежденных очевидцев!

Он похлопал раненого засранца по плечу:

— Берите пример с нашего героя! С Хейно Капутнахера! Он был серьёзно ранен, но выполнил боевую задачу! — подвел итог своего короткого выступления.

— Хейно! За мной! — бросил Кнюппель и быстрой походкой помчался в штаб. К телефону!

Вторая половина июня 1937 года. Небо над железнодорожным туннелем в окрестностях города Авила.

Старинов завозился на заднем сиденье, пытаясь придвинуться ближе к краю, хотя и прекрасно понимал, что это не лучшая идея. Больная нога ныла, а открытая дверь сбоку словно манила вниз, туда, в пустоту. Но инстинкт любопытства оказался сильнее.

Он вытянул шею, приподнялся, почти высунулся наружу, цепляясь за обшивку, и, щурясь, посмотрел на правое крыло над головой.

— Придурок! Аккуратнее. Выпадешь нафиг со своей ногой! — Командир воздушного судна провёл краткий брифинг по технике безопасности полётов.

Где-то там, сзади, в вихре воздуха, мелькало и клубилось что-то странное.

— Лёша! — крикнул Илья, стараясь перекричать рёв мотора. — А что это за след за нами тянется⁈

Лёха, не отрываясь от контроля полёта, мгновенно напрягся.

— Какой ещё след⁈ — бросил он, дёрнув головой.

Старинов глубже высунулся, уже сильно рискуя сверзиться в открытый провал, но подтвердил увиденное:

— Полоса! Тёмная, будто дым от сигареты на ветру в жгут закручивается и тащится за нами!

Он вдохнул носом — и тут же поморщился.

— И бензином жутко воняет!

Лёха побледнел, быстро пробежался взглядом по приборам, и уставился на топливный датчик, а затем повернул голову вбок, пытаясь хоть краем глаза увидеть крыло, но ракурс был неудобный.

Если у них реально пробит бак, через пару минут стрелка начнёт опускаться быстрее, чем падающий в штопор самолёт.

Лёха быстро глянул вправо,

— Илья, ты видишь, откуда течёт⁈

— Да прямо с правого крыла и течёт, ближе к фюзеляжу! — Старинов щурился, пытаясь понять, откуда именно уходит бензин.

Внутри у Лёхи всё сжалось.

Глава 5

Как выносит нас земля!

Вторая половина июня 1937 года. Правая сторона железнодорожного полотна со стороны города Авила.

Услышав стрельбу, Педро Очоа, упал первым. Ну или одним из первых.

Когда до него дошло, что одна часть его батальона радостно истребляет другую, засевшую с другой стороны железнодорожного полотна, он едва не сорвал голос, пытаясь остановить этот фарс. Педро Очоа почувствовал, как у него задергался глаз.

Он надрывал голос и размахивал руками, но впрочем не спеша подниматься.

— СТОП, ИДИОТЫ! НЕ СТРЕЛЯТЬ! — орал он, но его голос терялся в хаотичном треске винтовок.

Ещё несколько выстрелов, чей-то истошный вопль, и наконец грохот стих. С трудом остановив перестрелку, которую устроили его же бойцы с разных сторон железнодорожного полотна, подождав, когда к нему подойдут сержанты, он опасливо поднялся. Педро Очоа глубоко вздохнул, сжав кулаки так, что побелели костяшки.

— ЦЕЛЫХ ДЕСЯТЬ МИНУТ потребовалось, чтоб привести этих придурков в чувство! — выдохнул он сквозь зубы.

Когда, наконец, порядок был восстановлен, и бойцы перестали палить друг в друга, выяснилось самое интересное.

Его косорукие и косоглазые воины, которые никогда не могли попасть в мишень, тут вдруг проявив завидную меткость, ухлопали аж троих своих же товарищей!

— Браво, сеньорес! — процедил Педро Очоа, не веря своим глазам.

Ротные и взводные пытались навести порядок, собирая потрёпанных бойцов в шеренги, но Педро Очоа даже не обращал на это внимания.

Его злило не только то, что половина его батальона оказалась безмозглыми идиотами с винтовками, но и то, что теперь ему предстояло как-то объяснить, КАК ЭТО ВООБЩЕ МОГЛО ПРОИЗОЙТИ!

Так что Педро Очоа в этот момент срочно решал другую проблему: Как, мать его, отмазаться от заслуженного пендаля в свой юридически неподкупный зад? И тут до него дошло.