Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Четвертая (СИ) - Хренов Алексей
— Эй, военный! — вдруг окликнул старикан с телеги, прищурив один глаз и внимательно вглядываясь в зелень. — Ты что, думаешь, хорошо спрятался? Да тебя за километр видно!
Лёха поморщился, не торопясь встал, отряхнулся и спокойно вышел из укрытия.
— Добрый день, уважаемый! Как ваши дела, какие виды на урожай? — Лёха включил максимум своего обаяния и знания испанского.
Через пару минут обсуждения кто, кого и сколько раз, а также откуда он и почему говорит, растягивая слова, как эти лентяи с юга, дед воскликнул:
— О! Руссия! — тон его резко сменился. — Молодец, Руссия! Ты лучше отойди вон до тех камней! Там самое место засаду устраивать!
Он ткнул костлявым пальцем метров на триста дальше по дороге, где виднелась груда камней.
— Там поворот, дальше отличное место для охоты. Как достали эти немцы и итальяшки! Всё поворовали, всё отняли… Фача гаврон! Девок всех перепортили! — продолжал жаловаться дед.
Лёха молча слушал, а старик тем временем, вдохновлённый вниманием, ударился в воспоминания.
— Эх, мало я этих немцев пострелял в ту Мировую войну! — проворчал он, хрустнув костяшками пальцев.
— Когда это вы воевали? Испания же нейтральной была.
— Ох, давали мы жару! — дед расправил плечи. — Целый испанский батальон был у лягушатников в их Легионе! Шеф-сержант! А воевать я начал ещё на Кубе, и с Америкой больше десяти лет сражался!
Лёха усмехнулся. Вот тебе и незаметный деревенский старик.
— Поезда под откос пускал лет десять после окончания войны? — пошутил он.
— Нет! Поезда не удалось! — расстроенно произнёс не понявший шутки дед. — Вот пароход, да! Взорвал! — лицо престарелого милитариста снова расцвело радостью от воспоминаний.
На вопрос о еде дед молча полез в узел, достал половину круглого каравая хлеба, пару луковиц и огурцов, аккуратно завёрнутых в чистую тряпочку.
Лёха без слов вспорол шов подкладки своей куртки, вытащил золотую монету в 25 песет и протянул старику.
— Спасибо. Это тебе, отец.
Старик отшатнулся, будто увидел призрак.
— Ты что, Руссия⁈ — в ужасе запротестовал он. — Сейчас бумажные деньги ничего не стоят! Это много! Очень много! У меня телега с лошадью меньше стоят! А тебе ещё далеко идти!
Лёха приподнял брови, задумался… и тут его осенило.
— Дед! А давай я у тебя её куплю!
Старик настороженно прищурился.
— Кого купишь?
— Телегу и лошадь куплю!
— А тебе она зачем, моя Динамита?
Лёха глянул на дорогу, затем снова на старика.
— Смотри… Ты подъедешь вон туда, за камни, встанешь, сено сбросишь. — Он ткнул пальцем в сторону каменной насыпи.
— Будто авария. Так, чтобы телега или машина с трудом, но проехали, а грузовик — уже не смог.
— И зачем? — старик всё ещё не понимал гениального замысла нашего попаданца.
— Если испанцы — подвинешься чуть, чтобы проехали. А если немцы или итальянцы — падай и прячься.
Старик нахмурился.
Лёха выдохнул и добавил, не скрывая ухмылки:
— Грузовик встанет, немцы выйдут, начнут орать… А тут мы их и прищучим.
Старик потёр подбородок, недоверчиво покачал головой, явно взвешивая предложение.
— Хитро ты задумал… Динамиту только жалко! Так мою кобылу зовут, — пояснил дед. — Ей, конечно, не сегодня-завтра уже пора на встречу с создателем, но всё равно жалко её…
Он молчал добрую минуту, потом махнул рукой и забрал золотую монетку:
— Ладно. Смерть в бою всё лучше, чем на колбасу переработаться! И этих фашистов, как ты сказал, прижучим. Но если моя кляча выживет — я её заберу обратно!
Лёха улыбнулся и кивнул:
— Договорились.
Легче всего прошло перемещение Ильи. Дед, увидев ещё одного русского с автоматическим дрыном в руках, заулыбался, долго и любовно гладил пулемёт, бормоча испанские ругательства.
— Лёша, а о чём дед разговаривает с пулемётом? — поинтересовался Старинов.
Наш полиглот прислушался, после чего синхронно перевёл:
— «Сын грязной шлюхи, какая же ты чудесная, ебу**ая адская пиписька! Святое дерьмо, как же мне твоей зашибенной поливалки не хватало на Кубе! С тобой мы бы размазали тех поганых абизянов в полный дерьмовый фарш…»
Дед явно был в восторге, и, кажется, будь у него возможность, он бы ещё и поцеловал пулемёт, но Старинов поспешил забрать свой агрегат подальше, пока тот не начал делать с оружием что-то совсем непристойное.
Спустя пять минут…
Телега со сброшенным сеном застряла поперёк дороги. Кляча спокойно стояла, пережёвывая роскошное пиршество рядом с собой, не подозревая, что участвует в гениальной военной операции.
Дед, словно старый полковой конь при звуках трубы, взбодрился, вытащил из телеги устрашающих размеров тесак, ускользнул на безопасное расстояние и затаился в зарослях.
— Да, Хренов! Тебе точно в диверсанты переквалифицироваться нужно! — промямлил свою мысль Илья, активно заталкивая в рот хлеб с луком.
Лёха хмыкнул в ответ, хрустя огурцом:
— Мы храбрые разведчики, трусливые шпионы — это у врага! Ну что, ждём гостей?
И буквально через десять минут неспешного ожидания на горизонте показалось облако пыли…
— Илья! Внимание! Кто доставку бензина заказывал⁈
Вторая половина июня 1937 года. Палаточный городок немецкой эскадрильи, аэродром в окрестности города Авила.
Гауптман Кнюппель встал сегодня с ощущением, что день обещает быть дрянным. С утра он уже успел выслушать несколько докладов о текущей обстановке, и чем дальше шло утро, тем мрачнее становилось его настроение.
После подрыва туннеля снабжение аэродрома превратилось в настоящий кошмар. Весь бензин, что у него был, ушёл подчистую на предыдущие вылеты. Теперь каждый литр топлива был на вес золота, и получить новый было практически невозможно. Туннель, через который шли основные поставки из Саламанки до железнодорожной станции Авила, теперь представлял собой груду дымящихся камней. Испанцы, конечно, уже начали строить временную платформу перед завалом и прокладывать дорогу к ней, но это было делом не одного дня, а топлива не хватало уже сейчас.
Он раздражённо сунул в рот сигару, но даже не смог её подкурить — не было времени. Кнюппель провисел на телефоне почти час, пытаясь выбить хоть пару бензовозов из командования снабжения. Те, в свою очередь, распинались о сложностях, о перегруженности логистики и о том, что приоритет у крупных аэродромов, а не у их «дырявой задницы в испанской пустыне», как выразился один из интендантов.
— Schweinehund! — сплюнул Кнюппель, грохнув трубку о стол.
Вместе с бензовозами, Он был вынужден отправить обычные бортовые машины, в надежде разжиться бензином с бочках.
Теперь им придется делать огромный крюк, тащиться по разбитым дорогам далеко в сторону, что только усугубляло ситуацию. Это означало дополнительные километры, лишний расход и так дефицитного топлива и, как итог, ещё больше головной боли.
Он выдохнул и посмотрел на расписание вылетов. Конечно, об интенсивных операциях можно было забыть. Без бензина не было ни ударных миссий, ни долгих патрулей. Каждый взлёт теперь стоил как маленькое состояние.
Кнюппель, нахмурившись, скользнул взглядом по списку лётных экипажей. Внутренне ругнувшись, он пересчитал прикинул оставшиеся топливные ресурсы и отдал короткий приказ:
— Взлетают только два «Хенкеля 51» на патрулирование. Всё остальное — к чёрту!
Офицеры молча переглянулись, но спорить не стали.
— Выберете самых опытных. Без фокусов. Разделите район патрулирования. Горючее — считать на каждом этапе. Если увидят что-то подозрительное, сразу доклад, желательно без погонь и перестрелок.
Штабист рядом кивнул и быстро вышел, отправляя приказ дальше вниз по цепи.
Кнюппель устало сел за стол, вдавливая пальцами виски.
Этот проклятый туннель… Если бы у него была возможность, он бы самолично пристрелил этого мудацкого Капутнахера, который его взорвал. Хотя и только что сам же и наградил его.
Но у него не было времени на ненависть. Ему нужно было думать, где взять бензин.
