Дайте собакам мяса (СИ) - Черемис Игорь

Да уж. Я был прав, Денисов был уверен, что в Сумах я провалюсь — потому что хорошо знал своего подчиненного. Но капитан Орехов в моём исполнении во время командировки показал себя так хорошо, что привел полковника Чепака в полный восторг. Чем именно — вопрос дискуссионный, но подписанную характеристику так просто в архив не спишешь. Я считал, что Чепак очаровался мной после того, как я использовал его патрон в «люгере» — судя по всему, его страсть к оружию была не напускной, а самой настоящей. Всё остальное пошло довеском, ну а окончательно я перетянул полковника на свою сторону откровенным разговором в ту апрельскую пятницу.

Я немного покатал в голове, что лучше будет сказать стандартное «понятия не имею», но потом решил быть откровенным — не полностью, но в весьма широких пределах.

— Трофим Павлович любит трофейное оружие, а я под прицелом «люгера» задержал того убийцу, который потом в камере повесился, — напомнил я. — Думаю, после этого полковник Чепак и написал эту характеристику…

— Под влиянием момента? — недоверчиво усмехнулся Денисов. — Нет, Трофим не такой. Да и другие данные лишь подтверждают его слова. Ты раскрыл старое убийство, ты наладил работу по нашей линии, ты подобрал в Сумское управление хороших сотрудников… Претензий к тебе действительно не может быть. Ты даже в художественной самодеятельности отличился, чего тут за тобой никогда замечено не было. Знаешь, какая у меня была первая мысль, когда об этом стало известно?

Мне сразу стало тоскливо.

— Нет, даже предположений строить не буду.

Денисов понимающе кивнул.

— Не бойся, не буду я твою кандидатуру предлагать на роль руководителя нашей самодеятельности, — сказал он. — Понимаю, что там выхода не было, а заниматься этим на регулярной основе не каждый сможет. И я почему-то думаю, что это не по тебе. Так?

— Так, — подтвердил я. — В Сумах я действительно не мог уйти в сторону, хотя очень хотел. Но в нашем управлении талантов побольше будет, я на их фоне — любитель. Там это сработало, у нас, боюсь, сделаю только хуже.

Насчет талантов в московском управлении я, конечно, не обольщался, но заниматься ещё и этим мне действительно очень не хотелось. К тому же я не помнил других примеров хорошей самодеятельности правоохранительных органов, которые можно украсть из отечественного кинематографа, а пороть отсебятину опасался — к этому надо иметь определенный талант. Правда, можно было найти безработного сценариста в Москве и за малую мзду заставить его что-нибудь придумать, но пусть этим будет озадачен кто-нибудь другой.

Не знаю, понял ли меня полковник Денисов, но он отвечать не стал, спрятал характеристику обратно в стол и сказал очень серьезным голосом.

— С этим разобрались. Будем считать, что в Сумах ты действительно проявил все свои таланты. И будем надеяться, что после возвращения в Москву эти твои таланты не исчезнут бесследно.

— Постараюсь оправдать, Юрий Владимирович, — скромно сказал я. — Но всегда приятно, когда хвалят твою работу, а не ругают за провалы. Есть же пословица про доброе слово и кошку.

— Да, есть такая, — задумчивый кивок, который может означать всё, что угодно. — Но ты не кошка, а сотрудник Комитета государственной безопасности…

— Нам тоже приятно, — тихо сказал я, но Денисов меня услышал.

— Поговори мне тут ещё, — проворчал он. — Конечно, после такой характеристики тебе впору присваивать следующее звание — ты показал, что способен справиться с майорской должностью. Но есть одно «но». Вот, ознакомься.

Он достал из ящика стола — вроде не того самого, а чуть ниже, но мне было плохо видно — весьма толстую папку. Обычное канцелярское приспособление с белой обложкой, на которой большими черными буквами было пропечатано «Дело №». Самого номера у дела не стояло, то есть содержимое папки было не пойми чем — то ли набором каких-то документов, которое только предстоит превратить в дело, то ли папку просто использовали, поскольку иначе собрать вместе все бумаги не смогли.

Денисов не стал отдавать папку мне, положил её перед собой, медленно развязал тесемочки, открыл верхнюю обложку, провел по ней ладонью, чтобы она не закрывалась обратно. С моего места было плохо видно, что находится внутри, ещё и письменный прибор на начальственном столе мешал, но меня посетили очень нехорошие предчувствия.

— Итак, что мы тут имеем… — он поднял один лист, посмотрел на следующий, передумал, вернул лист обратно в папку и начал читать прямо оттуда: — «Ваш сотрудник, Орехов Виктор Алексеевич, коварно соблазнил актрису театра… слово „театра“ с большой буквы… драмы и комедии на Таганке Иваненко, Татьяну Васильевну, чем причинил сильный душевный ущерб актеру того же театра… „театра“ опять с большой буквы… народному артисту… оба слова с большой буквы… Советского Союза Владимиру Семеновичу Высоцкому. Требую примерно наказать вашего сотрудника, Орехова Виктора Алексеевича, по всей строгости закона и назначить ему уголовное наказание за развратные действия». Дата, подпись. Следующее… здесь написано, что именно твои действия привели к тому, что Владимир Семенович Высоцкий не участвовал в спектаклях означенного театра… да, с большой буквы… третьего, пятого, шестого и седьмого мая. Тут тебя требуют расстрелять.

Денисов отложил прочитанные письма в сторону и посмотрел на меня. Я промолчал. Он усмехнулся и взял из папки третье письмо.

— Тут то же самое, — он переложил бумажки. — И тут. И дальше, — он сложил письма обратно и закрыл обложку. — Ну что, прелюбодей, осознал глубину своего падения? У половины писем из этой папки есть обратный адрес и фамилия отправителя, оставшаяся половина отправлена анонимно. Впрочем, это не важно, почерк во всех один и тот же. Рассказывай, что там у тебя произошло.

Я вздохнул и начал рассказывать. Про Татьяну Денисов был в курсе, но я всё равно напомнил ту давнюю историю со случайной связью, которая обернулась внеплановой беременностью. Про другие её визиты ко мне в январе вспоминать не стал — всё равно к делу это не относилось. На мой взгляд, я вообще не был виноват в этой истории — если только тем, что плохо предохранялся в тот день. В общем, на роль коварного соблазнителя я не тянул, а мог считаться, скорее, жертвой обстоятельств, но об этом я благоразумно промолчал.

— Так… — протянул Денисов. — С тобой всё понятно, с этой актрисой — тоже. Непонятно, что с вами обоими делать. Мы должны как-то реагировать на сигналы общественности, — он похлопал по папке, — тем более — настолько многочисленные. И что ты предложишь?

— Если честно, Юрий Владимирович, то понятия не имею, что тут можно предложить, — я пожал плечами и вздохнул.

— И всё же? — настойчиво повторил полковник. — Дело-то серьезное.

Судя по его тону, он тоже понимал, что никаких толковых предложений по поводу преследования «поклонниц Высоцкого» у меня сейчас быть не может. Но, видимо, надеялся, что я проявлю себя с неожиданной стороны — с которой проявил себя в Сумах. Конечно, можно было просто подождать — вскоре у неведомой доброжелательницы появится новая цель и новая точка приложений усилий, такие не в состоянии долго сосредотачиваться на чем-либо, кроме своего кумира. Правда, меня больше беспокоило кое-что другое.