Дайте собакам мяса (СИ) - Черемис Игорь
Соратники единодушно заклеймили обоих предателями и прекратили с ними всякое общение. Якир переживал это тяжело, пил горькую и умер в восьмидесятые, всеми забытым — кроме семьи, разумеется. Красин добился эмиграции, его даже выпустили и деньгами снабдили на первое время, но счастья на чужбине он не нашел, а остаток жизни провел в неудачных попытках оправдать своё сотрудничество со следствием. [1]
На диссидентском движении их арест сказался примерно никак. То есть у тех, кого они называли, были какие-то неприятности, которые, скорее, можно назвать легкими неудобствами. А все остальные смотрели на эти танцы КГБ вокруг Якира и Красина с любопытством естествоиспытателей, обнаруживших новый ритуал у дикого племени из лесов Амазонки. Вволю насмотревшись, они окончательно выработали линию поведения — ничего не подтверждать, никаких фамилий не называть, всё отрицать — и практически парализовали нормальную работу следственных отделов Пятого управления. Коллеги, конечно, нашли противоядие — я его уже озвучивал и Денисову, и Семичастному, — но поздно, да и применяли его не в полном объеме, так что получилось так себе.
Но даже так к середине восьмидесятых от диссидентского движения остались рожки и ножки, вот только оказалось, что проблема гораздо глубже и шире. Вскоре началась перестройка, страну начали рвать по границам республик — и в результате порвали на пятнадцать частей, причем первую скрипку играли вовсе не диссиденты, на борьбу с которыми были фактически потеряны годы. Пятое управление упустило все остальные направления, в том числе и процветающий в союзных республиках национализм, который как раз был врагом более серьезным. Диссиденты обеспечили бандеровцам и прочим лесным «братьям» передышку лет на десять, которых тем вполне хватило.
В общем, это было дело, которое могло обеспечить мне целый год бравурных отчетов и хороших показателей. Когда группа под моим руководством доведет Якира и Красина до суда и той пресс-конференции, сверху прольется водопад наград — всяких медалек, орденов, ордеров на квартиры, премий и новых званий. Конечно, меня вряд ли сделают подполковником — всё же год для такого карьерного рывка очень малый срок, — но потом мне наверняка поручат что-то не менее вкусное… В общем, года через три я буду сидеть в центральном аппарате и поплевывать в потолок под непосредственным руководством товарища Бобкова. Но и только. Для страны это дело не только не нужно, но и вредно.
К тому же через три года наступит семьдесят пятый год. В восемьдесят втором умрет Брежнев, ещё через год — Андропов, потом — Черненко, за ним — Горбачев, который пока секретарил в Ставрополье и не думал, что доберется до самых высот советской иерархии. Ну а Горбачев начнет свою перестройку, которая будет означать конец всего. Ещё через несколько лет всем нам в Комитете придется активно каяться, чтобы остаться на свободе, и ещё более активно лизать задницы новым демократическим правителям, если мы вдруг захотим продолжить работать по прежнему профилю. Мне будет всего сорок восемь лет — в принципе, хороший возраст, чтобы замутить собственный бизнес под прикрытием оставшихся в системе коллег. Но ещё лучше для этого возраста — не осваивать новые способы выживания, а заниматься тем, что знаешь и умеешь. И развилка для меня находится не там, в 1991-м, а здесь, в кабинете полковника Денисова.
* * *
— Насколько широкие полномочия у группы? — спокойно спросил я.
Денисов с усилием пожал плечами.
— Достаточные, чтобы решить поставленную задачу.
Я промолчал, ожидая продолжения, хотя видел, что начальнику очень не хочется про это говорить. Его можно было понять — диссидентов уровня Якира всегда вело центральное управление, московская «пятка» была на подхвате, а тут Лубянка проявила неслыханную щедрость. Это дело выглядело достаточно простым и богатым на награды, такими просто так не разбрасываются, а потому опытный Денисов видел во всем этом какой-то подвох. Правда, у него не было моего послезнания, поэтому он не знал, чего опасаться, а потому боялся сразу всего. Но привычка к подчинению у него тоже имелась, к тому же создаваемая следственная группа решала — пусть и на время — мою проблему. Ведь мне действительно уже не было места на уровне управления — ещё бы, целый майор, которому прожженный диверсант Чепак дал очень лестную характеристику.
— И какая задача стоит перед группой? — я не собирался сдаваться и лишь надеялся, что Денисов выгонит меня не сразу.
— Якира задержали на два месяца… — нехотя сказал полковник. — Предполагается, что за это время следствие будет завершено. Группе ставится задача определить степень вины подследственных и выйти в суд с вескими доказательствами этой самой вины.
Мне захотелось завыть на луну. Всё обстояло примерно так, как я и предполагал — начальство хочет по-быстрому извлечь из дела Якира и Красина все возможные дивиденды, что, в принципе, логично. Но в центральном аппарате сидят далеко не дураки, там понимают, что за два месяца управиться нереально, потом придется выходить с ходатайством о продлении следствия, придумывать для этого какие-то доводы, краснеть перед высшим руководством. В общем, легкое дело на глазах превращалось в геморрой гигантских размеров — и его решили тихо слить на московское управление, которые и будут крайними.
— Юрий Владимирович, по какой статье задержали Якира? — спросил я.
— По семидесятой, по какой ещё? — он недоуменно посмотрел на меня.
— Тогда за два месяца не управиться, — уверенно сказал я. — Помните прошлогоднее дело Надежды Емелькиной? — Денисов кивнул. — Это, кстати, жена Красина. С ней всё было гораздо проще — она провела несанкционированную акцию, её и арестовали по другой статье, доказательства были железобетонные, но следствие тянулось почти полгода. С Якиром так не получится. Даже если прямо завтра провести допрос, суметь его запугать или как-то иначе развязать ему язык, то два месяца уйдет только на предварительную проверку того, что он скажет. А если он через неделю скажет ещё что-нибудь? Придется ждать, пока наши сотрудники проверят результаты первого допроса, потом ещё два месяца — пока они разберутся, что он ещё наболтал… В общем, я предполагаю, что расследование займет не меньше года — и это ещё очень оптимистичный срок. А дадут ему года два или три, больше по семидесятой статье нельзя. [2]
Повисло тяжелое молчание. Первым не выдержал Денисов.
— И что же ты предлагаешь — отпустить его с миром? — с плохо скрытым раздражением спросил он.
Я покачал головой и снова спросил:
— Насколько широкие полномочия у группы?
Я вёл себя слегка нагловато, но имел для этого все основания. Приказ, который Денисов пока мне не подсунул, лежал неудобно, но явно был оформлен по всем правилам и вышел из недр центрального управления. Я подозревал, что и подпись под ним стоит соответствующая — либо самого Андропова, либо его заместителя Цвигуна. Поэтому мы с полковником находились примерно в равных условиях — и оба должны думать, как выполнить распоряжение начальства с наибольшей выгодой и с наименьшими потерями. А общие цели, как известно, сближают людей лучше всего другого — и я мог позволить себе некоторые вольности, а Денисов мог позволить себе не обращать на них внимания. Кроме всего прочего и он, и я прекрасно понимали, что после этого дела мы перестанем быть начальником и подчиненным. А вот куда мы разойдемся — вопрос вопросов, и ответ на него целиком и полностью зависит от того, как я справлюсь с Якиром. Поэтому Денисов до сих пор не выгнал меня из кабинета, а смиренно принимал правила игры.
