я отвёл его, шатающегося, к двери комнаты, замочную скважину которой сделал хрупкой. Достаточно было одного нажатия на двери, и мой расстроенный отец застал их на месте преступления, как я того и желал. Несмотря на своё разочарование, Армандо ловко и не без цинизма удалился, осознавая, что не сможет получить опасный удар от измождённого шестидесятилетнего старика. Но глубоко задетая в своём самолюбии, моя мачеха бросила своему старому супругу в лицо унизительные обвинения и удалилась в свои собственные покои, полная горечи. Дополнив начатое дело, я стал выказывать выражения нежности к внутренне уничтоженному больному. Медленно протекли две недели в нашем семействе. Пока Аида оставалась в постели под присмотром двух врачей, которым мы во всём доверяли, и которые совершенно ничего не знали о скрываемой трагедии, я обхаживал своего отца жалобами и косвенными предложениями, направленными на то, чтобы всё имущество дома, в большей своей части, было сохранено на моей фамилии, имея в виду, что второй брак не может быть расторгнут законными властями. Я продолжал своё преступное дело, когда мачеха вдруг умерла. Наши друзья-врачи констатировали странное отравление, но, в стеснении, они сказали моему отцу, что она совершила самоубийство, конечно же, спровоцированное невыносимой неврастенией, которой она страдала. Мой отец оставался подавленным всё время пышных похорон, а я, несмотря на это, внутренне радовался в своих разрушительных намерениях. Теперь — да. Мне будет принадлежать всё семейное сокровище. Но моя сатанинская радость была непродолжительна. Со дня смерти своей второй жены отец слёг в постель, чтобы уже никогда с неё не подняться. Врачи и священники старались предоставить ему облегчение и улучшить его состояние, но всё напрасно. Прошли два месяца, и мой отец, который никогда больше не улыбался, вошёл в мучительную агонию, в течение которой, в порыве доверительности, смешанной со слезами, признал, что отравил Аиду, передав ей сильнодействующий яд, под маркой обычных успокаивающих средств. Тем не менее, я также навязал ему смерть тем фактом, что он не мог простить себя, нося в себе груз постоянных и невыносимых угрызений совести, и я признал себя побеждённым. Впервые душа заставляла меня глубоко страдать. Привязанность к плотскому богатству разрушила мою жизнь. Любимый старик-отец угас у меня на руках, считая мои слёзы сожаления слезами любви. Оставив его уставшее тело холодной земле, я возвращался в наш господский дом, чувствуя себя самым несчастным из всех существ. Всё золото мира не могло мне сейчас гарантировать ни малейшего утешения. Я оказался один, совсем один и бесконечно несчастен. Все закоулки и постройки нашей обители говорили мне о моём преступлении и взывали к совести. Множество раз ночная тень казалась мне населённой ужасными привидениями, которые насмехались над моей болью, и посреди этих невидимых демонов, замышлявших заговор против меня, мне показалось, будто я услышал уникальный голос своего отца, взывающий к моей душе: «Сын мой! Сын мой! Отступи, пока ещё есть время». Я стал отстранённым и недоверчивым… Жертва ужасного нравственного кризиса, я доехал до Европы в развлекательном путешествии. Но очарование великими городами Старого Света не смогло облегчить мои внутренние раны. Куда бы я ни ехал, самое благородное из блюд оставляло привкус горечи, а самые красивые спектакли доставляли лишь тревогу и печаль. Я вернулся в Бразилию, но не нашёл в себе мужества вернуться в лоно нашего бывшего дома. Поддерживаемый добрыми чувствами одного из старых друзей отца, я на несколько дней поселился у него, пока здоровье не позволило мне задуматься о радикальных переменах в существовании… Убаюкиваемый семейной нежностью этого человека, я провёл долгие месяцы, стараясь найти успокоение в мыслях, которого не заслуживал. И вот однажды той незабываемой для меня ночью, когда боль в желудке обратилась в настоящий бич, я взял флакон мышьяка в погребе моего хозяина, думая, что это бикарбонат натрия, который он оставил накануне. Яд выбросил меня из тела, навязав ужасные страдания. Как это было с моей мачехой, которая развоплотилась в жестоких страданиях, я также со смертью перешёл в аналогичные условия. А мои друзья, приютившие меня в своём доме, не ведая об ошибке, жертвой которой я стал, несомненно, подумали, что я в самоубийстве постарался найти утешение нравственным мучениям, которые ударили по душе «молодого богатого и уставшего от жизни человека», согласно версии о моей смерти.
Силас окинул нас печальным взором, словно ища эффекта от своих слов, а затем продолжил:
— Но этого оказалось недостаточно, чтобы исправить мои ужасные ошибки. Охваченный безумием, перейдя по ту сторону могилы, я слышал жестокие слова ужаса и расстройства, оказавшись в живых ситуациях, которые проявлялись в моём разуме, привязанном к своим собственным созданиям, пока мне не стали помогать друзья моего отца, который также находился на пути восстановления, и, соединяясь с ним, я задействовал все силы в исправлении будущего.
Мгновения тяжёлой тишины повисли над нами, затем он заключил:
— Как видите, причиной моих утрат стало очарование золотом. Мне нужно приложить великое усилие в добре и в твёрдой вере, чтобы не пасть снова, поскольку я должен посвятить себя новому опыту среди людей.
Леонель и Клариндо были удивлены не меньше, чем мы с Хиларио, привыкшие видеть в Силасе замечательного спутника, внешне без проблем и печали.
Леонель прервал молчание, спрашивая у умолкшего Помощника, как если бы он сам оказался во власти своих собственных воспоминаний:
— Значит, ты скоро вернёшься в плоть?
— О, пусть мне дадут шанс вернуться туда как можно быстрее!.. — вздохнул руководитель нашей экспедиции с признаками нетерпения. — Должник неотвратимо связан с интересами кредиторов. Так, прежде всего, необходимо, чтобы я отыскал свою мачеху в обширной стране теней, где мы находимся сейчас, чтобы начать трудную задачу своего нравственного освобождения.
— Как так? — взволнованно спросил я.
— Да, друг мой, — сказал Силас, обняв меня, — мой случай полезен не только для Леонеля и Клариндо, которые стараются сами вершить правосудие, что во многих случаях означает только насилие и жестокость, но и тебе с Хиларио, изучающим в настоящее время закон кармы, или иначе, законом действия и противодействия. Нас здесь подводят к воспоминанию урока Господа: «помогайте врагам вашим», поскольку если я не помогу женщине, в сердце которой я создал важного противника своего покоя, я не смогу получать её поддержку, без которой мне не обрести спокойствия. Я воспользовался слабостью Аиды, чтобы бросить её в бездну потрясения, сделав её более хрупкой, чем она была в самой себе. Теперь мой отец и я, осложнив свои пути, естественным образом вынуждены искать её, восстанавливать её, защищать её и вернуть ей относительное равновесие на Земле, чтобы
