Тёмная мудрость: новые истории о Великих Древних - Гари Майерс
Я уже прочувствовал, как темнота и тишина влияют на воображение. Но мой прежний опыт был ограничен, сглажен обществом Блэра и прочих. А теперь, когда я остался один, то хлебнул этого полной мерой. Но, всё же, эффект оказался довольно утончённым. Я не столько представлял чудовищ, сколько обдумывал возможность их существования. К примеру, возьмём Уббо-Сатлу. Это самое диковинное божество, какое только отыщется в пантеоне первобытного человека. Нетрудно представить богов в паучьем или жабьем облике, поскольку жабы и пауки — обычная часть человеческого опыта. Но как удалось, за целый миллион лет до Левенгука и Дарвина, вообразить бога в облике гигантской амёбы и провозгласить её истоком эволюции видов? Это невозможно — если только прежде не вступить в контакт с существом, которое неким образом навело бы на мысль и о первом, и о втором.
Всё это, разумеется, абсурдно. Но через минуту я наткнулся на то, что заставило меня усомниться — абсурдно ли это на самом деле. Мне попалась некая котловина в пещере — мелкая впадина, чьи пологие склоны спускались до кромки округлого пруда, футов шестидесяти диаметром. Я назвал это прудом, будто там находилась какая-то жидкость, но его содержимое оставалось заледеневшим уже три четверти миллиона лет. Вообрази бассейн, полный замёрзшей матово-белой массы, а в середине высится громадный белый купол, и ты довольно хорошо представишь, на что это было похоже.
Что до меня, то я был уверен, что этот пруд с его содержимое важны не менее всего прочего, что попадётся нам тут. Я решил взять пробу. Кончиком ножа я выдолбил кусочек замёрзшей массы и, не имея под рукой ничего лучшего, наскоблил с него образец вещества в пузырёк из-под аспирина, который случайно прихватил с собой.
Они добрались до подвальной двери. Кесслер отпер и отворил её, и они с Джо остановились на пороге. Пространство впереди заполняла почти беспросветная чернота. Единственный свет исходил от тусклой лампочки в коридоре у них за спиной. Она освещала верх лестницы с грубыми деревянными ступенями, но остальное тонуло во тьме.
— Я считал эту штуку важной, но, пока не вернулся с ней в Штаты, не сознавал, насколько она важна. Я верил, что обнаружил нечто поистине поразительное, то, что сможет переписать книгу жизни с её начальных глав. Но вскоре я узнал, что это лишь часть. Я узнал… Но взгляни сам.
Он щёлкнул выключателем и в подвал хлынул свет.
Этот свет не явил Кесслеру ничего такого, чего не являл бы много раз прежде, но он никогда не мог смотреть на это без содрогания. Подвал заливала полужидкая масса, белая вязкая субстанция, на три фута затопившая пол, стены и подножие лестницы. По большей части масса была спокойной, но тут и там колыхалась и вздымалась, словно под самой поверхностью что-то двигалось. Быть может, это просто проявлялись внешние признаки внутреннего брожения. Но они придавали всей картине зловещий вид и намекали на жуткую разумность.
Если уж Кесслер не мог смотреть на эту массу без содрогания, то что же Джо? Он двинулся вперёд, так что его лица Кесслер не видел. Но реакцию всё равно можно было оценить: по напряжённым плечам, вытянутой шее и тому, как Джо, даже не глядя под ноги, спускается наощупь, чтобы рассмотреть это поближе.
На полпути он замер и оглянулся на Кесслера.
— Не понимаю. Что это такое?
— Успокойся, Джо. Это то самое доказательство, про которое я упоминал. Это образец, который я забрал из промёрзшего пруда.
— Но как он стал таким огромным?
— Питаясь. Его аппетит обнаружился очень скоро. Сперва он пожирал только насекомых и грызунов. Потом перешёл на кошек и собак, которых я подманивал кормом или скупал в приютах. Но нет предела тому, что он сможет съесть или насколько сможет вырасти.
— Съесть? Вырасти? Вы так говорите, будто эта мерзость живая!
— Оно и есть живое, Джо. Куда живее тебя или меня. Куда живее всех прочих живых тварей планеты. Разве может быть по-другому, когда оно и есть самый источник жизни? Но вспомни, у божественности две фазы. Созидание и разрушение. Рождение и смерть. Плодовитая утроба и пожирающая пасть. Фаза созидания завершилась давным-давно. Она кончилась за миллионы лет до появления гиперборейцев, до того, как они обнаружили это существо и склонились перед ним. Уже тогда оно вступило в фазу разрушения, поэтому его ритуалы с древнейших времён включали жертвоприношения животных. Затем наполз ледник и прервал цикл. Он заставил это существо спать и поститься три четверти миллиона лет. Но теперь оно пробудилось и изголодалось. Изголодалось по своим детям. Изголодалось настолько алчно, что не насытится, пока не пожрёт всех живых тварей на земле. Вот и наступил твой черёд.
— Мой черёд…
— Джо, не смотри с таким удивлением. Мог бы и сам догадаться, что ты не первый человек, которого я сюда привожу. Мог бы догадаться, что это существо не выросло бы до такой величины на горстке бродячих собак и кошек. Другие тоже с трудом понимали. Но действительность очень проста. Всю свою историю человек жаждал лицом к лицу встретиться со своим создателем и полностью слиться с ним сущностью. Теперь ты осуществишь и то, и другое.
Есть ещё вопросы? Нет? Тогда начнём.
Кесслер полез в карман пиджака и вытащил оттуда блестящий чёрный предмет, около восьми дюймов длиной. Им оказался обсидиановый нож с библиотечного стола.
Но в этот миг в грудь ему врезалась изрядная тяжесть. И через миг он очутился лежащим навзничь поперёк лестницы, а сверху на нём Джо — одной рукой сжимающий его горло, а другой — запястье руки с ножом. Это последнее, чего мог бы ожидать Кесслер. Его прежние жертвы всегда оказывались либо чересчур одурманены наркотиком, либо чересчур напуганы ножом, чтобы сопротивляться по-настоящему. Видимо, он неверно оценил опьянение этого человека, как и его скорость и силу, позволившие Джо одним скачком преодолеть шесть футов расстояния между ними. Но Кесслер тоже был силён, и никакой наркотик не затуманивал ему мозг. Одной-единственной ловкой увёрткой он вырвался из захвата Джо и со всей мочи толкнул его. Кесслер едва успел заметить, как тот застыл на месте, молотя руками и цепляясь за воздух, прежде чем опрокинулся назад и пропал с глаз.
От борьбы Кесслер растерялся и запыхался, но не мог отдохнуть, пока не убедится, что всё завершено. Он поднялся, цепляясь за
