Тёмная мудрость: новые истории о Великих Древних - Гари Майерс
— Что вы сказали? — переспросил Том.
— Это бирюльки! — повторил старик, даже не взглянув на своего собеседника. — Бирюльки — выискивать никчемные картинки в разводах красок, когда перед нами раскрыта великая книга жизни, когда тайны вселенной ожидают, пока мы прочтём их в узорах реального мира…
Старик внезапно умолк, будто изумился, услыхав такие идеи, высказанные его же собственным голосом. Он обернулся и пытливо всмотрелся в лицо своему слушателю. Затем снова отвернулся и, без единого слова, торопливо удалился. Последнее, что увидел Том — скрюченная чёрная фигурка, подраненой птицей ковыляющая вдоль краснокирпичной стены.
Репродукция оказалась достаточно лёгкой, чтобы нести её в руках и, вдобавок, достаточно большой, чтобы доставить неудобство. Ещё она была без упаковки, то есть притягивала заинтересованные взгляды прохожих. Но, невзирая на всё это, Том без особого труда донёс своё приобретение до офиса. Он поставил картину на пол, прислонив к стене своего рабочего бокса и только-только отступил назад, чтобы её оценить, как в дверь просунулась голова Джека, его начальника.
— Привет, Том. Я тут заглянул, чтобы… Это что за чертовщина?
— А, Джек, привет. Этим я разжился сразу после обеда. Называется стереограмма.
И Том принялся пересказывать подслушанные на улице объяснения. Но не успел он углубиться в подробности, как собеседник его прервал.
— Давай, об этом ты расскажешь позже. Я только заскочил поблагодарить тебя за всё то сверхурочное время, которое ты провёл над проектом «Моретон». Это не прошло незамеченным. А, да, ещё предупредить, чтобы ты передохнул, пока есть возможность. Нас только что утвердили на работу с «Филлипс», поэтому придётся рвануть с места в карьер, если мы собираемся уложиться в срок.
Том обрадовался, когда Джек наконец-то ушёл и снова можно было восхищаться картиной. Ну, не то, чтобы именно восхищаться. Если честно, Том удивлялся своей покупке и пытался понять, какой импульс толкнул его на это. Что же его так внезапно заворожило? Уж точно не сама картина. Она привлекала своей новизной, но не более, чем, к примеру, стереоскоп «Вью-Мастер», которым он забавлялся в детстве. А что до замечания старика, так оно выдавало в нём просто ещё одного безумного пророка, которых и без того было полным-полно в городе.
Но если ни слов, ни картины самих по себе не хватило, чтобы воспламенить внезапный интерес Тома, что могли они вместе? Картина и слова — это две стороны одной медали. По отдельности они казались бессмысленными, но вместе могли сложиться в нечто третье, наполненное смыслом, указывающим на что-то ещё, гораздо значительнее. В конце концов, о чём в действительности говорил тот старик? Не о том, что в картине содержатся тайны вселенной. Вот это на самом деле было бы безумно. Он лишь предположил, что картина может указать путь к тем тайнам. Ибо картина была не просто изображением. Она символизировала нечто большее. Это была метафора всего мироздания.
Как всё просто, когда имеется ключ! На первый взгляд картина смотрелась хаотично. Но, если заглянуть под поверхность, видимый хаос собирался воедино, являя скрытый в нём тайный образ. Разве мир так уж отличался от неё? Всю историю люди пытались отыскать порядок в хаосе своего бытия. Инструментами поисков служили суеверие и наука. Но эти инструменты каждый раз подводили человека. Суеверие проигрывало, потому что уводило от реального мира. Наука проигрывала, потому что сосредоточилась на мелочах этого мира за счёт общей картины. Наука даже не догадывалась о существовании общей картины. Но она существует. Должна существовать. Она просто скрыта, вот и всё, скрыта, наподобие стереограммного Сфинкса в узорах видимого мира. И, подобно Сфинксу, чтобы открыть её, требовался лишь намётанный глаз.
— Ох, Том! — вздохнула его жена Марсия, через несколько вечеров встречая мужа у двери, с новой репродукцией под мышкой. — Неужели ещё одна?
— Прости, Марсия. Но, как я уже говорил, они мне требуются для нового проекта, над которым мы начали работать. Я бы рад рассказать о нём, но ты же терпеть не можешь технических объяснений. Как бы там ни было, это ненадолго.
Марсия покачала головой и удалилась. Но, по-правде говоря, она просто не нашлась с ответом на его ложь, как и рассчитывал Том, когда придумывал такое. Из-за этого его немало терзала совесть. Хотя, куда проще было ответить жене ложью, которую она понимала, чем правдой, которую он и сам понимал лишь отчасти.
А правда оказалась весьма незатейливой. Как упражнять свои глаза, чтобы находить скрытое изображение в видимом мире? Тренироваться на образцах. Если у вас получалось управиться с картинками, где следовало известным способом отыскивать известные изображения, вам открывался путь к перспективам обширнее, с пока ещё неизвестными изображениями и способами их поиска.
Безусловно, успехам Тома помогло и то, что стереограммы находились на пике популярности. Иначе наличного ассортимента ему не хватило бы. К первой тележке, стоящей прямо на улице добавились ещё две в ближайших торговых центрах. В каждом художественном магазине на виду были выставлены такие картины. В каждом книжном магазине находилось несколько изданий, посвящённых им же. Том мог бы неделями тратить обеденные перерывы на охоту за картинами, а их запасы даже не начали бы истощаться.
Но долго так продолжаться не могло. Хотя бы в этом Том не солгал. Может, ассортименту стереограмм и не было конца, но по сути все они представляли одно и то же, а ему требовалось что-то сильнее и разнообразнее. В последнее время Том подкармливал своё стремление картинами иного типа. Теми картинами, на которых вроде бы изображались сплошные фигуры, но, если присмотреться поближе, они рассыпались беспорядком разрозненных элементов. Теми картинами, элементы которых располагались так, что ошарашивали зрителя неожиданно складывающимися лицами. Но, когда Том обнаружил, что времени на поиски уходит всё больше и больше, а находок всё меньше и меньше, то понял, что научился по картинам всему, чему только смог. Настало время применить изученное.
Начал он с малого — не потому, что не осмеливался испытать что-то большее, а потому, что ещё не умел ничего большего представить. Его тренировки пока что ограничивались абстрактными образами. Поэтому-то, применяя изученное, Том вполне логично взялся за те абстрактные образы, что появлялись в окружающей его среде. Это оказалось на удивление плодородным полем, даже в рамках его ограниченной жизни. Приемлемые абстракции обнаруживались в аскетизме голой стены или в неровностях текстуры потолка, в узоре на ковре или дизайне галстука сослуживца. Том был способен часами разглядывать их, стараясь выследить ту единственную ниточку, что приведёт его к искомому скрытому образу.
Однако обзор
