Тёмная мудрость: новые истории о Великих Древних - Гари Майерс
— Тед, о чём ты толкуешь? Кто не очень-то ладит с людьми?
— Дэйв, послушай. Тебе известен задел истории Человека-Рыбы — идея, что когда-то в нашем мире обитала целая раса таких существ — полулюдей-полурыб? Ладно, а, если я скажу тебе, что это правда? Если я скажу, что и в самом деле была подобная раса, только не ютящаяся в амазонских заводях, а расселившаяся по океанам доисторического мира? И если я скажу, что они до сих пор там обитают?
— Тед, я…
— Дэйв, просто послушай. Это не выдумка. Это даже не такая уж тайна. Уже много лет о них знает уйма народу. Немало добрых старых семей из Новой Англии разбогатели на торговле с ними. И некоторые из этих семей участвовали не только в торговле. Вроде моей семьи. Моей и дядюшки Эйзы.
Понимаешь, Дэйв, я не валял дурака, когда говорил, что своего Человека-Рыбу рисовал с натуры. Эйза действительно мой дядя. Но он ещё и тварь, вроде той, что изображена на моём рисунке. Он обитает в море, но, если потребуется, может выбираться и на сушу. По счастью, мой дизайн одобрили, потому что за такой малый срок я не нашёл бы никакого другого дублёра. Но из-за этого же, всё обернулось к не-счастью.
Потому что возникли трудности. Видимо, дядюшка Эйза с головой втюрился в Ив. Что ж, вряд ли можно винить его за это. Но он нацелился на куда большее, чем просто вздыхать по ней. Он намеревается прихватить её к себе домой. Я пытался ему объяснить, что это невозможно, но он не желает меня слушать. Так что большого выбора мне не остаётся. Я собираюсь убить его, Дэйв, если сумею. И я хочу тебе сказать — если что-то произойдёт…
Такое для меня оказалось уже перебором.
— А теперь ты послушай меня, Тед, — перебил я. — Это какой-то бред. Ты либо переработал, либо перепил, либо всё вместе. Тебе не следует убивать своего дядю. Тебе следует прилечь и немного поспать. Завтра я заскочу с самого утра и мы обсудим это за завтраком…
Но он бросил трубку.
Я решил не дожидаться утра и сразу же двинул прямиком к нему домой. Но когда, где-то через час, я притормозил у его бунгало, то подумал, что проделал весь путь напрасно. В доме не горел свет, будто Тед послушал моего совета и отправился в кровать. Но тут я заметил, что входная дверь распахнута и висит на одной петле.
Вид входной двери мало подготовил меня к тому, что предстало моим глазам при включённом свете. Весь дои был разгромлен. Он выглядел, как обстановка салуна из вестерна после знатного побоища. Лампы разбиты, стулья перевёрнуты, обивка располосована. Ковёр пропитался водой и ещё чем-то, смахивающим на кровь. А куда делись Тед и его дядюшка?
По телефону Тед казался изрядно свихнувшимся, но настолько ли он спятил, чтобы напасть на собственного дядю, поддавшись бредовой идее, что тот оказался монстром, угрожающим его любимой женщине? Настолько ли спятил, чтобы убить его, уволочь труп на пляж и похоронить в песке или выбросить в воду, предоставив судьбе? Понятия не имею, да и не моё дело это выяснять. Я откопал из-под хлама Тедов телефон и позвонил в полицию. Потом вышел на крыльцо, где и собирался их дождаться.
И вот там я и заметил кое-что, отчего подумал, что, наверное, бедный старина Тед не так уж и спятил. Кто-то проходил тут до меня, и наследил по доскам пола водой и кровью с промокшего ковра. Но этот кто-то не был Тедом. Я опознал ступни, оставившие эти следы, поскольку истратил уйму времени, пытаясь резиной и краской скопировать каждую их чёрточку.
Это были когтистые и перепончатые лапы того существа, которое Тед притащил из моря ради спасения кинокартины, кошмарной твари, которую он звал дядюшкой Эйзой.
Общая картина
Лучше всего толпу собирает сама же толпа, думал Том. Пусть полдюжины человек станут что-то разглядывать на оживлённой улице средь бела дня и очень скоро набежит вдвое больше, просто поинтересоваться, на что там люди смотрят. Но, когда Том присоединился к ротозеям и пригляделся поближе к объекту их ротозейства, то усомнился — а не сговорились все они его разыграть.
Всеобщее внимание приковывала тележка лоточника с обширным ассортиментом дешёвых репродукций в рамках. Эти-то репродукции люди и разглядывали. Причём не просто разглядывали. Они смотрели на картины с такой глубокой заинтересованностью, какой не смог бы добиться и самый придирчивый ценитель. Это могло показаться забавным, если бы репродукции стоили того, чтобы на них смотреть. Но они явно не стоили. Это оказалась худшая разновидность абстракционистской халтуры: расплывчатые узоры перетекающих цветов, не представляющие взору ничего интересного.
— Это называется стереограмма, — услыхал Том, как один мужчина любезно разъяснял своей спутнице. — В ней скрыта объёмная картинка и её можно увидеть, если знаешь, как посмотреть. Вся штука в том, чтобы расфокусировать взгляд и глядеть на картинку так, словно стараешься увидеть что-то позади неё…
Объяснение заняло немало времени. Теперь Том почти поверил, что тот человек участвует в розыгрыше. Но он уже свалял дурака, клюнув на эти картины и глупее не станет, если присмотрится повнимательнее. Том, насколько мог, придерживался подслушанной инструкции, стараясь заглянуть за поверхность картины. С минуту ничего не происходило. Затем изображение раздвоилось и две копии заскользили друг по другу, словно стеклянные диапозитивы. Потом диапозитивы неожиданно сошлись вместе и Тому бросилось в глаза скрытое изображение. Само оно большого впечатления не производило — скверная репродукция Великого Сфинкса, явно позаимствованная со смятых рождественских упаковок. Но он казался таким реальным, что Тому почудилось, будто можно протянуть руку и коснуться его.
— Поразительно! — произнёс он вслух, не обращаясь к кому-то определённому.
— Бирюльки! — прозвучало прямо у него из-за спины.
Том нашёл силы оторваться от очарования картины, обернулся и посмотрел на говорившего. Им оказался маленький старичок в длинном чёрном плаще. Причём, застёгнутом до самого подбородка, хотя день выдался тёплый. Грифоподобная голова старичка, безволосая, кроме нескольких аккуратно расчёсанных жидких чёрных прядок, утопала между сгорбленных плеч. Он смотрел не на Тома, а на одну из картин на
