Действие и противодействие. Через Дух Андрэ Луиса - Франсиско Кандидо Хавьер
Силас весело представил его нам.
Это был Орзил, один из охранников «Мансао», в служении теней.
Скоро мы уже находились внутри тёплого жилища.
Согласно строгим инструкциям, данным охраннику, две из шести больших собак устроились возле нас, улёгшись у наших ног.
Орзил имел гигантское телосложение, которое делало его похожим на медведя в человеческой форме.
Искренность и преданность сверкали в зеркале его ясных глаз.
Меня вдруг охватило ощущение, что перед нами стоит виновный, осознавший свои ошибки, стоящий на пути уверенного обновления.
В маленькой и скромной комнатке стояли в ряд несколько скамей, а над ними выделялась овальная ниша, внутри которой был начальный крест, освещённый свечой, сделанной в форме ракушки.
Орзил на миг отлучился, чтобы успокоить менее послушных собак внутри домика, и в это время Помощник проинформировал нас:
— Это друг с пока ещё бедной культурой, который был сообщником печальных преступлений на Земле. Он сильно страдал под владычеством былых своих противников, но сегодня, после долгого пребывания в лоне «Мансао», он оказывает ценную помощь в этой обширной области, где приютилось отчаяние. Ему помогают так же, как и он помогает другим. И служа с братским бескорыстием и преданностью, он не только перевоспитывается, но и смягчает для себя поле нового опыта, которое ждёт его в плотской жизни, поскольку он создаёт симпатию в свою пользу.
— Он живёт один? — спросил я, с трудом сдерживая своё любопытство.
— Он посвящает себя медитациям и изучению личностной природы, — терпеливо прокомментировал Силас. — Но поскольку это происходит со многими другими помощниками, он живёт по соседству с небольшими комнатками, занятыми сущностями, проходящими курс лечения, готовыми к тому, чтобы быть принятыми в наше учреждение.
В этот момент объяснения Орзил вернулся к нам, и Помощник любезно обратился к нему:
— Как проходит работа?
— Очень хорошо, шеф, — скромно ответил тот. — Вчерашняя буря принесла огромные разрушения. Думаю, что на болотах сейчас много страдания.
Отдавая себе отчёт в том, что тот ссылается на глубинные бездны, где барахтаются тысячи несчастных потрясённых душ, Хиларио спросил:
— И возможно ли достичь подобных мест, чтобы оценить число тех, кто там страдает?
Наш новый друг изобразил на лице гримасу печали и смирения и сказал:
— Невозможно…
Как человек, идущий на помощь спутнику, Силас сказал:
— Те, кто мечется в этих пещерах, как правило, почти всегда оказываются чрезвычайно возмущёнными, и в безумии, которому они предаются, они обращаются в настоящих демонов необдуманности. Необходимо, чтобы они были предрасположены к ясному и мирному смирению, чтобы, даже находясь в полусознании, они могли с пользой для себя принимать помощь, которая простирается к их сердцам.
И, словно желая перейти к демонстрации того, что он утверждал, он пригласил нас на осмотр соседних клеток.
— Сколько сейчас здесь интернированных больных?
Орзил, не колеблясь, услужливо ответил:
— У нас здесь три человека в откровенно бессознательном положении.
Отойдя на несколько шагов дальше, мы услышали целый хор из мощных криков.
Приспособления, приготовленные для больных, находились в глубине, по образу широких ящиков, которые можно найти в комфортабельной конюшне. Этот образ наиболее подходит к нашей описательной задаче, поскольку сама конструкция предполагала грубость и безопасность, естественным образом послушная для целей борьбы.
По мере того, как мы приближались к убежищу, неприятный запах стал бить по нашим ноздрям.
Отвечая на этот внутренний вопрос, Помощник подчеркнул:
— Вы знаете, что все сущности живут, окружённые жизненным нимбом энергий, вибрирующих в их внутреннем мире, и этот нимб состоит из силовых частиц, которые распыляются во все стороны, затрагивая наши обонятельные органы приятным или неприятным образом, согласно природе индивидуума, излучающего их. Поэтому, как это происходит на Земле, каждая сущность здесь характеризуется присущими ей испарениями.
— Да, да, — одновременно подтвердили Хиларио и я.
Но тревожный запах разлагающейся плоти для нас здесь был чем-то из ряда вон выходящим.
Силас заметил наше удивление и обратил вопросительный взгляд на друга, ответственного за эту очистительную молельню, и тот быстро объяснил:
— Перед нами брат Корсино, чья мысль продолжает оставаться полностью вырванной из захороненного тела. Охваченный памятью о злоупотреблениях, которым он предавался при жизни во плоти, он ещё не смог отделаться от воспоминания о том, что случилось, перенося образ своего трупа на поверхность всех своих воспоминаний.
Силас больше не сделал никаких других комментариев, поскольку мы вдруг прибыли к первому приюту, чья решётчатая дверь давала увидеть внутри старого человека, обхватившего голову руками, который восклицал:
— Позовите моих детей! Позовите моих детей…
— Это наш брат Вейга, — охотно сказал Орзил. — его мысль застыла на наследстве, которое он утратил в момент своего развоплощения: много золота и добра, которое стало собственностью его детей, трёх молодых людей. Они соперничают друг с другом в физическом мире, чтобы добиться лучшей и большей части наследства, прибегая для этого к помощи продажных судей легкомысленных крючкотворов-бюрократов.
Приблизившись теперь к порогу двери, Силас посоветовал нам внимательно понаблюдать за окружением, которое формировало психосферу больного.
Действительно, со своей стороны, я стал ощущать ситуации, которые скоротечно возникали и исчезали, подобные на эфемерные представления, которые в молчании отделяются от огней фейерверков.
В этих сценах, которые оживали и сразу же затухали, высвечивались трое молодых людей, чьи преходящие образы витали посреди разбросанных документов, монет и сундуков, наполненных ценными вещами, словно были нарисованы в воздухе чрезвычайно тонкими чернилами, которые последовательно испарялись и вновь возникали.
Я понял, что мы улавливаем мыслеформы, создаваемые воспоминаниями нашего друга, который, бесспорно, из-за своей теперешней ситуации, не мог пока что делать ничего другого, как проживать свою внутреннюю драму, настолько настойчивой была ментальная фиксация, в которой он был заключён.
Явно поддерживаемый вибрациями, которые посылал ему Помощник, как я мог заметить, он протёр глаза, словно желая освободиться от неощутимого дождя, и обнаружил наше присутствие. Одним прыжком он оказался перед нами и, опираясь на разделявшие нас решётки, вскричал, охваченный безумием:
— Кто вы? Судьи? Судьи?…
И стал изливать на нас свои жалобы, трогающие душу:
— Я двадцать пять лет боролся, чтобы снова обрести наследство, доставшееся мне после смерти бабушки и деда… И только я увидел его в своих руках, как смерть безжалостно вытянула меня из тела… Я не покорился этому предписанию и остался в своём стареньком доме. Я хотел хотя бы сопровождать раздел принадлежавшего мне наследства, но мои мальчики проклинали моё влияние, при каждом шаге навязывая мне враждебные и ядовитые фразы. Не удовлетворённые ментальными нападками, которые мне наносили, они начали преследовать мою вторую супругу, которая была для них
