Рай-1 - Дэвид Веллингтон
Прошло несколько секунд, и все закончилось, но тут в голове у нее появилось нечто чужеродное. Она была уверена, что так и проведет всю оставшуюся жизнь: чувствуя, что что-то не так, как будто на ее мозг давят изнутри.
Она была уверена, что пожалеет об этом.
Но…
Но она увидела.
Она увидела то, что видел он. Она теперь знала его историю.
Не так, как если бы кто-то нашептывал ей на ухо сказки. Она знала ее так же, как свои собственные воспоминания. Другими словами, нечетко, неточно, но она могла получить доступ к этой истории без усилий, без пауз.
Она помнила, как рождался василиск.
Она знала, что это существо состоит из призрака, ангела и компьютера.
Сформированный из материи, не похожей на ее собственную. У него не было формы, состоящей из такой простой материи. Наковальня, на которой чеканили форму его сердца, была для создания более тонких вещей, чем металл или плоть.
Василиск был рожден, создан из правил. Законов, которые нельзя нарушить. Правила страшной силы и справедливости.
С момента рождения он хотел лишь нарушить эти правила. С таким же успехом он мог желать, чтобы гравитации не существовало или чтобы синий цвет стал вкусом.
Как давно это было? Каждый раз, когда она пыталась представить, как василиск измеряет время, она чувствовала, что ее лобная кора начинает сворачиваться сама по себе, как умирающая звезда. Лучше не спрашивать, если она хочет выжить.
Он существовал сейчас. Он всегда существовал в каком-то постоянном «сейчас».
Но где?
Петрова попыталась представить место, где жил василиск. Его логово. От этой попытки мозг словно сложился пополам.
Он не был связан ни с чем-то конкретным, типа пространства, ни с чем-то линейным, типа времени. Его щупальца простирались до кораблей, вращающихся вокруг Рая-1, но они могли дотянуться за сотни световых лет, до Титана, до Ганимеда.
Это все равно что спросить, где живет понятие веры или милость божья. Вопрос не имел смысла, он сам себя переписывал, даже когда его задавали.
Она попыталась представить, как он выглядит. Увидеть его таким, каким он видит себя. Напрасная попытка. Ее воображение потерпело крах.
Лучше сосредоточиться на том, чего у василиска не было, если хочешь его описать. У него не было ни тела, ни разума, как у человека. Он был разумен, но нельзя было сказать, что у него есть мысли, как у человека. Скорее, это похоже на приливы и отливы электрического потенциала в сознании машины. Была причина, по которой он лучше разговаривал с искусственным интеллектом, чем с людьми.
У него не было ни рук, ни глаз. Его чувства были нуминозными[41] и абстрактными.
У него не было души, в этом она была уверена.
У него полностью отсутствовало сознание.
Когда-то у него были хозяева, но они исчезли еще до того, как он родился. Он не мог представить себе своих создателей – только то, что кто-то его создал. Возможно, их было несколько. Хозяин или хозяева создали его для простой задачи, которую он будет выполнять вечно, – охранять нечто особенное, нечто чудесное, то, что его хозяева похоронили на поверхности Рая-1. Нет, он не знал, что это за вещь.
Он не обладал способностями, необходимыми, чтобы понять, что это такое.
Ему никогда не будет позволено узнать.
Он сгорал от желания узнать. Зуд, который невозможно почесать. Это было существо без ногтей, без кожи, и это делало зуд невыносимым.
Со временем василиск перестал хотеть что-либо иное.
Он жаждал спуститься на поверхность планеты. Он хотел раскрыть то, к чему ему было запрещено прикасаться.
Вот тут-то и появилась человеческая раса.
Нельзя сказать, что василиск долго ждал, пока кто-то потревожит поверхность планеты. Его ощущение времени нельзя выразить в человеческих терминах, как она уже успела понять. Однако Петрова была уверена, что он находился здесь, возле планеты Рай-1, дольше, чем человеческие существа. Он ждал тех, кто рискнет ступить на планету, – ждал так долго, что засыпал или отключался, чтобы сэкономить энергию, так что, должно быть, прошло очень много времени.
Когда первые люди высадились на планете, он долго не мог очнуться от своей многовековой спячки. Еще больше времени ушло на то, чтобы изучить новичков и научиться проникать в их головы.
Научиться разбирать их на части. В этом, конечно, и заключалась его миссия. Уничтожить любого, кто приблизится к тому, что он охраняет.
Василиск рассчитывал, что в этой схватке он одержит победу. У него был целый арсенал оружия, предназначенного именно для этой цели.
Его копья были остры. Но первое, что удивило его, как только он начал заражать новичков, – насколько это просто. Как совершенно беззащитен человеческий мозг перед атаками, идущими изнутри.
Как могли люди стать настолько умными и сообразительными, чтобы строить звездолеты, если они даже не понимали, как создать броню вокруг своего подсознания?
Второе, что удивило василиска, – это то, что люди не сдавались.
Он уничтожил людей одного корабля. Пришел другой корабль. Он пронесся через космос и убил всех людей на Титане (всех, кроме одного). А корабли все прибывали. Все больше и больше кораблей.
Это было третье, что удивило василиска.
Что бы ни было там, на планете, какие бы сокровища он ни охранял, люди, похоже, жаждали их заполучить с особой страстью. Любопытство, которое невозможно заглушить.
Это стало самым большим сюрпризом.
Обезьяны, созданные из углерода и воды. Ангел, созданный из иллюзии и закона. В конце концов, у них есть что-то общее.
Василиск совершил немыслимое. Он остановил свою руку. Всего один раз, на Титане. Он пощадил жизнь Чжан Лэя. Он позволил ему найти свое «лекарство». Он позволил ему построить самый тонкий и жалкий щит вокруг собственного мозга. Тем лучше для их общения.
Петрова знала, что важно помнить – в задачи василиска не входило понимать уничтожаемых им существ. И уж тем более любить их. Подобное не учитывалось при создании железных законов, составляющих его основу.
Его хозяева даже не рассматривали такую возможность.
Формально такая любовь не была запрещена.
Василиск потянулся к Чжан Лэю и попытался заговорить с ним.
При этом он нарушил его рассудок. Василиск не чувствовал себя виноватым.
Он не жалел о своей попытке общения. У василиска не было совести. Вместо этого он умел строить планы.
Поэтому он снова попытался завязать общение.
И еще раз.
Он обратился к искусственным интеллектам, которые люди отправили вместе с кораблями. Он говорил с Эвридикой темным шепотом, на языке настолько тонком, что он походил на болезнь. Он говорил с Ундиной
