Сага о Головастике. Изумрудный Армавир - Александр Нерей
Он, оказывается, курил вместе с отцом на пороге дома. Вернее, папка курил, а он дышал беломорканальным воздухом.
— Я пока ещё… Этот… Паренёк, — застеснялся я своей временной подростковой внешности. — Годков на пять старше выгляжу, — уточнил всё ещё из-за угла дома.
— Предлагаешь нам зажмуриться? Так тебя там Андреевны, всё равно, встретят, — вступил в разговор папка, каким-то незнакомым мне тоном.
Делать было нечего, и я, собравшись с духом, вышел на вечерние смотрины.
— Только у меня эти… Трусы поверх штанов, — объявил я присутствовавшим.
— Балда. Так и должно быть, — серьёзно сказал Николай, что не помешало ему тут же расхохотаться. — Ты в таком виде покорял… А куда тебя носило? — приступил к расспросам дядька.
— А как мне вас называть? — начал я официально, собираясь узнать, не играет ли Угодник какую-нибудь роль дальнего родственника.
— Дядей Колей. Я же тебе говорил, что сегодня здесь все свои. Что души правят балом. А разумы дремлют. У Серёги только и у кобелька вашего всё по-прежнему, — объяснил Угодник, и они с отцом из-за чего-то рассмеялись.
— Над кем хохочете? — начал я возмущаться, но, увидев слёзы на взрослых мужских лицах, сразу же потупился. — Я только что из американского Нью-Йорка. На острове Свободы был. На небоскрёбы лазил. В китайском квартале чудил, — зачастил я с новостями, пытаясь сгладить неловкость перед прослезившимися, но всё ещё посмеивавшимися Григорьевичами.
— Где полсотни ящиков с бананами добыл? — поинтересовался папка.
— А… — не смог я вымолвить ни слова от неожиданности.
— Откуда знаем? — деловито подсказал Николай. — А кто, по-твоему, их в пещеру перетаскивал? Мы с твоим отцом. Он в пещеру, а я дальше сквозь стену. И мир наш помогал. Он же мне сразу видео-телеграмму отбил. Ещё до приземления вашей вагонетки. Так, мол, и так. Летит груз с бананами. И летит прямиком на Фортштадт. Ещё дымом каким-то все ящики окуривал. Уже потом догадался, что это он так, чтобы поспели по дороге.
— Ага, — вернулся ко мне дар речи, а вот мой разум встал на дыбы и ни в какую не соглашался мириться с душевным и всезнающим папкой.
— Так откуда такое банановое чудо? — пристал ко мне родитель.
— С парохода… С банановоза «Atlantic Winner». Они их всем экипажем в океан выбрасывали, а наш мир решил подобрать. Это по дороге в Америку было, — признался я в содеянном.
— Счастливчик, — позавидовал мне или сам папка, или его душа. — Пора бы и за стол. Андреевны уже шуметь перестали. Значит, всё готово.
— Бананов вы захватили? У меня ящик в огороде под яблонькой стоит. Ещё пепси в бутылках. Тоже ящик, — признался я в очередном подвиге.
— Бананы у нас есть, а пепси неси. Тебе что, десятки баксов на всё про всё хватило? — засомневался Угодник.
— Какой ещё… Той бумажки на десять долларов? Так я её благополучно дома забыл. А пепси, и ещё с десяток упаковок со всякой китайской всячиной, мне в подарок выдали. За то, что Чайна-Таун не сжёг вместе с миром Горынычем, — начал я бахвалиться.
— Стоп-стоп-стоп, — запротестовал родной отец. — Тащи своё пепси, и сразу за стол. Пусть мамки тоже о твоих похождениях послушают. Моя мамка и твоя мамка, — уточнил папка.
Я мигом в огород за ящиками. Приволок сначала бананы и оставил их на пороге, а потом и за пепси-колой. Её уже в дом занёс и на веранду поставил, чтобы в прохладе была. Дверь из коридора в мой банкетно-спальный зал оказалась распахнутой, и я, коротко откашлявшись, вошёл в комнату с большим раздвижным столом, уставленным домашней снедью, и нарядными мамками – бабулей и мамой с Сергеем на руках.
— Я же тебе говорила, что он в костюме, — зашептала мама бабуле.
— Это он героем вырядился, — объяснил Николай с порога. — Я надоумил. Наливай, Григорьевич. Пусть сынок начинает о приключениях хвастаться. Посидим, послушаем его правдивые истории. Оттаем. Потом он нас новым стишкам и песенкам научит. Живот надорвём! Обещаю.
Я покосился на Николая, но ничего подозрительного не увидел. Или моё суперменство глаза подвело, или он пока не включил свой невидимый и негасимый свет добра и жизни, или я в этом свете уже не один день жил, и привык к нему, поэтому начал воспринимать его, как само собой разумевшееся.
«Нужно будет за ним понаблюдать. Чует моя душенька, что сегодня не всё так просто будет», — решил я для себя и начал принимать в семейном празднике самое живое участие.
— Дядь Коль, каким ещё стишкам? Каким таким песенкам? — начал шутливо нудить, пока взрослые разливали по стопочкам прозрачную жидкость из огромной бутыли с непонятным названием «четверть».
— Не стесняйся. И у тебя сегодня душа нараспашку. Слушайся её. Она не только стихи и песенки знает. Ну, будьте здоровы. Живите в мире, — закончил Угодник поучительную речь тостом, и все, чокнувшись, залпом осушили стопки.
«Моя душа тоже нараспашку? — удивился я. — Значит мой разум дремлет. Но почему я этого не чувствую? Почему же мне опять всякая ересь в голову лезет?»
Я перестал бороться с одолевшими меня видениями с картинками крадущегося из неизвестного мира «меня» ко мне же, и, извинившись, вышел из-за стола.
— Вы пока закусывайте, а я к миру на разговор. Он мне кого-то в гости ведёт, — объяснил своё бестактное поведение и вышел на веранду.
— Кто там ещё? Одиннадцатый? — справился я у Скефия.
— Пуфф!
— Всё равно никого не пускай сегодня. Отвадь любого из своего снежного пулемёта. Пусть подольше себя виноватыми почувствуют. А я пока по душам сегодня беседую. Душевный карантин у меня, — попросил или приказал я родному миру, и сам до конца не понял.
— Фу-у-ух! — сверкнул он «одобрительным» факелом на всю веранду.
— Ты там что-то поджигаешь? — всполошилась мама, увидев зарево от мирного общения.
— Я с миром разговаривал. У него теперь такие пламенные реплики есть. Сама же ему в обед о моей детсадовской роли напомнила, — спокойно и доверительно рассказал я маме, вернувшись за стол.
— Давай с подробностями и в лицах, — потребовал Угодник. — О своём заокеанском турне с банановым исходом и пепси-кольной полировкой. Во! Выговорил. Ещё по одной? Пирожки, ну,
