Джо Аберкромби - Герои
– Я? – вылупился Зоб.
– Ты, ты, драть твою лети! Совсем, что ли, оглох?
– Но… почему я-то?
– Ну как. У тебя опыт. И уважение… Прямо скажу: ты мне напоминаешь Тридуба.
Зоб моргнул. Ничего более хвалебного он ни от кого прежде не слышал, а уж тем более от человека, из которого похвалы щипцами не вытянешь. Насмешку – да, окрик – да, но похвалу…
– Ну, э-э… не знаю, что и сказать. Благодарю тебя, вождь. Это много для меня значит. Чертовски, знаешь ли, много. Да будь во мне хоть десятая доля достоинств этого человека, радости моей и гордости не было бы…
– Да насрать. Ты, главное, скажи, что согласен. Мне нужен кто-то, на кого я могу положиться. А ты, Зоб, делаешь все как в старину, по-правильному. Ты прямой, как резак, теперь таких немного осталось. Просто скажи, что ты на это пойдешь.
В облике Доу мелькнуло что-то странное. Как-то слабовольно дрогнули губы. Похоже, Зоб уловил то, чего Доу никогда не выказывал на людях: страх. Да-да, со всей внезапностью он углядел именно его.
У Доу не было никого, к кому он мог бы без опаски повернуться спиной. Не было друзей, а только те, кого он страхом же заставил служить себе, да еще прорва врагов. И оставалось ему лишь довериться малознакомому человеку, потому что тот напоминал ему старого товарища, давно ушедшего в грязь.
Стоимость и цена великого имени. Плоды, пожатые за жизнь в черном теле и черном же деле.
– Конечно же пойду, – вот так взял и сказал Зоб.
То ли он, как бы безумно это ни звучало, на секунду к Доу проникся, осознал одиночество вождя. Или же это тлеющие угли собственных амбиций, которые, как он полагал, давным-давно в одночасье выгорели у могил его братьев, а Доу их разворошил, а они, гляди-ка, после стольких лет возьми да разгорись. В общем, слова прозвучали, а слово, как известно, не воробей. Причем сказал их Зоб без обдумывания, правильно он поступает или нет – в отношении себя, своей дюжины, вообще кого и чего угодно. Тут же возникло жутковатое чувство, что он сделал глупейшую, а главное непоправимую, ошибку.
– Но только пока длится битва, – поспешил оговориться он, отгребая от рокового водопада насколько возможно. – Буду держать брешь, пока ты не подыщешь кого получше.
– Вот и молодчина.
Доу протянул руку, и они скрепили слова рукопожатием. А когда Зоб вновь поднял глаза, его взгляду предстал всегдашний волчий оскал, без малейших признаков слабости, страха или чего-то там еще.
– Зобатый, ты поступил как надо.
Зоб смотрел, как Доу по склону поднимается обратно к камням, и с тяжелым сердцем раздумывал, действительно ли это с вождя упала маска жесткости, или же он просто нашлепнул поверх нее маску мягкости. Поступил как надо. Это что же получается: он, Зоб, только что подписался стать правой рукой у самого ненавистного во всем свете злодея? Человека с количеством врагов бо́льшим, чем у любого в стране, где каждый друг с другом на ножах? И он, Зоб, обещал оберегать жизнь человеку, который ему даже не особо по нраву? Зоб беспомощно застонал. А что скажет дюжина? Замотает головой Йон с лицом, подобным грозовой туче. Дрофд, угрюмо нахохлившись, отведет взгляд. Брек, по обыкновению, начнет яростно тереть виски… Тьфу ты, ведь Брек отошел в грязь. А Чудесница? Именем мертвых, вот уж кто…
– Зобатый!
Вот она, легка на помине, у самого локтя.
– Ау, – Зоб невольно отшатнулся.
– Как харюшка-то?
– А? Да ничего, наверно… Как там все, в порядке?
– Йон получил в руку осколком древка, так что лютует еще больше обычного. Но жить будет.
– А-а. Ну и славно. В смысле, это я не о древке, а о… Так, обо всем. Хорошо, что все хорошо.
Чудесница нахмурилась, подозревая неладное, что неудивительно, исходя из его жалкой попытки что-то от нее скрыть.
– Что тебе там напел наш благородный протектор? Чего он хотел?
– Он хотел…
Зоб пожевал губами. Как бы это складнее высказать… А впрочем, дерьмо все равно дерьмо, какие розочки из него ни лепи.
– Он хотел мне предложить… место возле себя. Вместо Треснутой Ноги.
Зоб ожидал злобного ехидного смеха, уничижающих колкостей, но Чудесница лишь прищурилась.
– Тебе? И зачем?
Хороший вопрос. Зоб и сам начал задумываться.
– Ну, он сказал, что я прямой. Как резак.
– Это и так ясно.
– Еще сказал… что я напоминаю ему Тридуба.
Зоб поймал себя на том, с какой гнилой помпезностью он произносит эти слова. Теперь уж она точно рассмеется. Но Чудесница лишь снова сощурилась.
– То есть, что тебе можно довериться. Ну так это и без того все знают. А мне кажется, причины здесь иные.
– Какие же?
– Ты был тесно связан с Бетодом и его окружением, а до этого с Руддой Тридуба. Так что Доу наверняка думает, что через тебя может обзавестись друзьями, которых у него нет. Или что у него поубавится врагов.
Зоб нахмурился: причины действительно иные. И веские.
– Это одно, – продолжала Чудесница. – А другое, он знает: куда идешь ты, туда и Жужело, а лучше Жужела, если дело запахнет скверно, у себя за спиной и представить кого-то сложно.
Вот черт. Вдвойне права баба. Надо же, все разом так вынюхать и разузнать.
– А, зная Черного Доу, можно с уверенностью сказать: дело обязательно запахнет скверно… Так что ты ему сказал?
Зоб поморщился.
– Я сказал «да».
И с неловкой поспешностью добавил:
– Только пока длится битва.
– Понятно.
По-прежнему ни гнева, ни удивления. Только взгляд. Но такой, что уж лучше кулаком по мордасам.
– А как быть с дюжиной?
– С дюжиной? Э-э…
Стыд-то какой: он ведь об этом даже не подумал.
– Ну наверно, со мной пойдете, если будете не против. Ну а коли захотите обратно по хуторам, по семьям, то…
– То есть на покой?
– Ага.
Чудесница презрительно фыркнула.
– Хочешь сказать, трубка, завалинка и закат над водой? Ну так это для тебя, а не для меня.
– Ну тогда… Тогда, думаю, пусть это пока будет твоя дюжина.
– Что ж. Ладно.
– Получается, ты меня языком, как помелом, не отхлещешь?
– За что?
– Ну, что ни с кем не посоветовался. Для начала. Что мне бы лучше сидеть ниже травы, не высовываться, да чтобы все в дюжине были целы-невредимы, и что старый конь новых барьеров не берет, ну и так далее.
– Так это ты бы стал говорить, Зобатый. А я ж не ты.
Он моргнул.
– Наверно, нет. Значит, ты думаешь, я поступаю как надо? По-правильному?
– По-правильному, говоришь?
Она отвернулась с чуть заметной усмешкой.
– Да, в этом ты весь.
И пошла себе обратно к Героям, одной рукой придерживая рукоять меча. А он остался стоять, один на ветру.
– Именем, язви их, мертвых.
Зоб растерянно оглядел холм, попутно выискивая хоть один уцелевший ноготь, который можно погрызть. Оказывается, невдалеке стоял Хлад. Ничего не говорил, просто стоял. И смотрел. С таким видом, будто ему загородили дорогу. Вот тебе и раз. Лицо у Зоба, и без того кислое, совсем перекосило. Как будто именно это выражение теперь становилось у него естественным. «Худшие враги человека – его собственные амбиции», – сказал однажды Бетод. Вот и получается, что они завели его, Зоба, в то дерьмо, в котором он сегодня нежданно-негаданно очутился по уши.
– Добро пожаловать в срань, – пробубнил он сам себе.
Вот в чем незадача с ошибками. Совершаешь их в секунду. А годы и годы, что уходят на обходные маневры, дурацкую ходьбу на цыпочках, получается, псу под хвост. Вот так по неосторожности отвел на миг глаза, и… Бум.
Побег
Судя по всему, их упрятали в какой-то сарай или хлев. Пол земляной, от сырого сквозняка пробирала дрожь. Пахло плесенью и скотом.
Финри завязали глаза и, держа под мышки, через мокрое поле поволокли куда-то в деревья. За ноги цеплялись колосья, кусты хватались за платье. Хорошо, что на ней были сапожки для верховой езды, иначе ноги в конце концов оказались бы босыми. Финри почудилось, что сзади она слышала шум сражения. Ализ еще какое-то время вопила, голос все больше садился, и наконец она умолкла. Давно бы так, тем более что это ничего не меняло. На скрипучей лодчонке переправились через реку, судя по всему, на северный берег. И вот их запихнули сюда, хлопнула дверь, громыхнул засов. Теперь они сидели в темноте и ждали неизвестно чего.
Когда восстановилось дыхание, Финри почувствовала боль. Кожа под волосами горела, глухо шумело в голове, при повороте шеи стреляло между лопатками. Хотя она, бесспорно, была в несравненно лучшем положении, чем те, кого заперли в западне гостиницы.
Неизвестно, добрался до безопасного места Хардрик или его настигли в поле и бесполезное послание он так и не доставил. Перед глазами стоял балагур-майор, с бесконечно удивленным видом ковыляющий с разбитой в кровь головой. Мид, держащийся за рану на шее, из которой с журчанием хлещет кровь. Все они мертвы. Все.
Она судорожно вздохнула и прогнала эту мысль. Проку от нее не больше, чем канатоходцу от предательской мысли про землю. «Надо смотреть вперед, – учил ее отец, забирая очередную фишку при игре в квадраты. – Сосредоточивайся на том, что ты можешь изменить».
