Джо Аберкромби - Герои
Перед клином готового к броску воинства возвышался на коне дородный старик в черной кольчуге и видавшем виды шлеме; сидел и обломком какой-то палки указывал через площадь, гремя осипшим от дыма голосом:
– Столкнуть мне эту нечисть с моста! Гнать их взашей!
Возле старика стоял карл со штандартом на шесте: белый конь на зеленом поле. Знак Коула Ричи. Получается, это сам Ричи и есть.
До Бека лишь сейчас начало доходить. Северяне, как и сказал тогда Фладд, сами подготовили натиск и поймали увязший в домишках и извилистых переулках Союз. И сейчас гонят его обратно за реку. Так что помирать сегодня, возможно, и не придется. От этой мысли на глаза навернулись невольные слезы – ну, если не от этого, так уж во всяком случае от разъедающего глаза дыма.
– Ричи!
Старый воин обернулся.
– Фладд! Никак жив еще, седая твоя башка!
– Условно. Несладко нам тут пришлось.
– А кому нынче легко! Видишь, я топор к бесу сломал? Крепкие у Союза шлемы, ничего не скажешь. Ну да мы их все равно проломим.
Ричи швырнул ненужный черенок, тот покатился по булыжнику разрушенной площади.
– А вы молодцы, неплохо тут потрудились.
– Да вот, почти всех своих ребят потерял, – вздохнул Фладд. – Один только этот остался.
Он хлопнул Бека по плечу.
– Веришь, нет, четверых ихних сволочей один уложил. Своими глазами видел.
– Неужто четверых? Как звать тебя, парень?
Бек с угрюмой растерянностью поглядел снизу вверх на Ричи и его названных. Все смотрели на него. Надо было рассказать им, как все обстояло на самом деле. Всю правду. Но будь даже в нем, Беке, кость, которой, получается, не было, на такое обилие слов у него не хватило бы дыхалки. И он односложно буркнул:
– Бек.
– Просто Бек?
– Да.
Ричи радушно улыбнулся.
– Такому, как ты, сдается мне, не мешает иметь имя повидней. Назовем-ка мы тебя… – он оглядел Бека и сам себе кивнул, будто получив желаемый ответ, – Красным Беком. А?
Он повернулся в седле и крикнул своим названным:
– Как вам оно, ребята? Красный Бек!
Все застучали – кто в щит рукоятью меча, кто в грудь боевой рукавицей – подняв соответствующее ритуалу громыханье.
– Ну что, видите? – возгласил Ричи. – Вот парень, который нам нужен! Гляньте-ка на этого удальца! Побольше бы нам таких чертяк!
Всюду смех, веселые возгласы, кивки одобрения. В основном оттого, что Союз отогнан обратно за реку, но отчасти и из-за него, за его кровавое омовение. Бек всегда грезил уважительным к себе отношением, компанией ратных людей, а паче чаяния знатным именем. И вот теперь все это у него было. А он лишь прятался в шкафу и убил своего, и присвоил чужие заслуги.
– Красный Бек. – Фладд улыбнулся горделиво, как отец первым шагам своего чада. – Как оно тебе, парень?
Бек стоял, глядя в землю.
– Не знаю.
Как резак
– Ы!
Зоб дернулся, отчего нитка лишь сильнее стянула щеку, а значит, еще больней.
– Ы-ы!
– Зачастую, – как ни в чем не бывало, вещал Жужело, – человеку целесообразнее пребывать со своей болью в обнимку, нежели пытаться ее избежать. При более близком взгляде вещи не столь внушительны.
– Легко говорить: иголка-то у тебя.
Зоб с присвистом втянул воздух, когда игла в очередной раз куснула щеку. Стежки и швы были для него не внове, но странно, насколько быстро забывается та или иная разновидность боли. И вот сейчас эта ее разновидность безошибочно воскресала.
– Вот бы побыстрее разделаться…
– Понимаю и скорблю, только вся беда в том, что калечить у меня получается несравненно лучше, чем лечить. Трагедия моей жизни. Но тем не менее неплохо делаю швы, знаю, как по Аломантре накладывать повязки с вороньим когтем, да еще могу напеть-нашептать заговор-другой…
– И как, помогает?
– То, как я их напеваю? Разве что отпугивать кошек.
– Ы-ы! – взвыл Зоб.
Жужело большим и указательным пальцем сдавил ему порез и снова протащил нитку. Нет, в самом деле, лучше перестать выть, поберечь силы для ран посерьезней, чем эта царапина на щеке. Тем более что от вытья их не убудет.
– Прошу прощения, – Жужело крякнул от усердия. – Знаешь, я тут размышлял, и, кстати, не раз, в размеренные моменты досуга…
– Коих у тебя, видно, великое множество.
– Ну я ж не виноват, что ты столь нетороплив в предъявлении моей судьбы. Так вот, иной раз мне кажется, что человек совершает великое зло очень быстро. Вжик клинком, и готово. В то время как добрые деяния требуют времени, а заодно и всевозможных, подчас крайне непростых усилий. У большинства людей просто не хватает на них терпения. Особенно в наши дни.
– Уж такие времена.
Зоб сделал паузу, подкусывая на нижней губе лоскуток отслоившейся кожи.
– Я вот тоже иной раз думаю, а не слишком ли часто я эти слова повторяю? Может, я превращаюсь в своего папашу? В старого дурака-зануду?
– Это удел всех героев.
– Эк куда хватил, – фыркнул Зоб. – Куда нам до тех, кто доживает до песен о себе.
– Ужасное бремя для человека, слышать песнь о себе самом. Достаточное, чтобы любого превратить в дерьмо. Даже если он таковым изначально не был.
– Я бы не сказал. Вообще я считаю, песни о воинах-героях так или иначе раздувают в людях собственное «я». Они начинают им бравировать. А великий воин должен быть хотя бы наполовину безумцем и бессребреником.
– О-о. А вот я знавал некоторых великих воинов, которые безумными не были ну ни на понюх. А просто бессердечными, самовлюбленными сволочами, которым на все наплевать. Кроме, пожалуй, серебра.
Жужело надкусил нитку.
– Еще одно общераспространенное суждение.
– Ну а ты, Жужело, в таком случае кто? Безумец или бессердечный хер?
– Я пытаюсь лечь мостом между тем и другим.
Зоб хмыкнул, несмотря на то, что щека болезненно пульсировала.
– Ах, вот ты каков. Это, я тебе скажу, и есть усилие хренова героя. Верный его признак.
Жужело откинулся на пятки.
– Ну все, готово. И кстати, неплохо получилось, хотя это, наверно, смелое самовосхваление. Возможно, в конечном итоге я все-таки покончу с калечением и займусь лечением.
Сквозь все еще ощутимый звон в ушах Зоб услышал рычащий голос:
– Ага, но только после битвы, ладно?
Жужело поднял взгляд.
– Ба, да это же ни кто иной как наш защитник и благодетель, протектор Севера. Я чувствую себя таким… защищенным. Прямо-таки спеленутым, как дитя.
– У меня у самого всю жизнь такое ощущение.
Доу, руки в боки, смотрел сверху вниз на Зоба, а на него самого сверху вниз смотрело солнце.
– Ты хочешь подкинуть мне какую-нибудь драчку, Черный Доу?
Жужело медленно встал, поднимая за собой меч.
– Я пришел сюда наполнять могилы, да и Меч Мечей у меня вот-вот проголодается.
– Думаю, скоро я добуду дичь, и ты дашь ему поживиться вдоволь. А пока мне надо с глазу на глаз перемолвиться с Кернденом Зобатым. Прямо здесь.
Жужело шлепнул себя по груди ладонью.
– Мечтать не смею втискиваться между двух любовников.
И с мечом на плече снялся с места.
– Странный какой выродок, – проводил его взглядом Доу.
Зоб крякнул и медленно встал, вслушиваясь, как скрипят и постанывают суставы.
– Верен своему образу. Ты же знаешь, каково оно, иметь репутацию.
– Слава – узилище, сомнения нет. Как твоя рана?
– Хорошо, что рожей я отродясь не вышел. Так что смотреться буду не хуже прежнего. А что это по нам такое вдарило, отчего все вверх тормашками?
Доу пожал плечами.
– Да кто их знает, этих южан. Опять, поди, какое-нибудь новое оружие. Из области чародейства.
– Ох и злобное. Это ж надо, так далеко дотягиваться и косить людей.
– Ну а ты что думал. Великий Уравнитель, разве он не ждет нас всех? Всегда найдется кто-нибудь посильнее, побыстрее, поудачливей тебя, и чем больше ты сражаешься, тем быстрее он тебя отыщет. Такова уж жизнь для таких, как мы. У нас она – лишь время полета к этому роковому мигу.
Зоб не сказать чтобы воспринял это с восторгом.
– Если на то пошло, – вроде как возразил он, – будь то в строю или на марше, или хотя бы в бою под натиском врагов, но человек может биться. Делать вид, что он хоть как-то причастен к своей участи.
Зоб поморщился, коснувшись кончиками пальцев свежего шва на щеке.
– Как можно слагать песни о ком-нибудь, чью голову разнесло, когда он травил байку или сидел в нужнике?
– Это ты о Треснутой Ноге?
– Ну да.
Зоб, пожалуй и не видывал никого мертвее того мерзавца.
– Я хочу, чтобы ты занял его место.
– А? – ошарашенно переспросил Зоб. – Что-то в ушах шумит до сих пор. Я, кажется, малость ослышался.
Доу подался ближе.
– Я хочу, чтобы ты при мне был вторым. Вел моих карлов. Смотрел за моей спиной.
– Я? – вылупился Зоб.
– Ты, ты, драть твою лети! Совсем, что ли, оглох?
– Но… почему я-то?
– Ну как. У тебя опыт. И уважение… Прямо скажу: ты мне напоминаешь Тридуба.
