Гарт Никс - Сабриэль
Вереницы мертвых тянулись все ближе к тому месту, где стоял Оселок, необозримая масса движущихся тел наступала, точно удушающая плесень нарастала на колоннах. Оселок никак не мог взять в толк, что они такое делают, но Моггет, прекрасно видевший в темноте, объяснил:
– Они выстраиваются двумя рядами, образуя коридор, – шепнул маленький белый кот, хотя необходимость соблюдать тишину давно отпала. – Коридор подручных, от Северной лестницы до нас.
– А ты видишь отсюда дверь наверху лестницы? – спросил Оселок.
Страх уже отпустил его – теперь, когда он мог видеть и обонять прогнившие зловонные трупы, построившиеся в зловещей пародии на почетный караул. «Я должен был умереть здесь, в хранилище, давным-давно, – думал про себя юноша. – Просто приключилась отсрочка на двести лет…»
– Да, вижу, – отозвался Моггет. Его зеленые глазищи искрились огнем. – Вошла здоровенная тварь, плоть ее пылает нечистым пламенем. Да это ж мордикант! Скорчился в воде, искательно оглядывается назад – точно верный пес перед хозяином. За его спиной вниз по лестнице ползет и стелется туман – какой-то фокус Свободной магии. Любопытно, откуда в нем эта тяга к дешевым эффектам?
– Рогир всегда любил пустить пыль в глаза, – пояснил Оселок так, словно описывал одного из приглашенных на ужин гостей. – Ему нравилось привлекать к себе взгляды. Став Керригором, он ничуть не изменился: он и мертвым остался самим собой.
– Изменился, еще как изменился, – возразил Моггет. – Он знает, что ты здесь, и напускает туману из тщеславия. Должно быть, нынешнее свое тело он создавал в большой спешке. Самовлюбленный гордец, даже мертвый, таким телом похваляться не стал бы.
Оселок сглотнул, пытаясь ни о чем таком не думать. А что, если выбежать из ромба, c мечами наголо ринуться на этот туман в безумной атаке… но ведь даже если он успеет, способны ли его мечи, пусть и заклятые Хартией, повредить нынешней магической плоти Керригора?
На границе видимости в воде что-то задвигалось, подручные захлопали в ладоши чаще, безумное пение или, скорее, горловое клокотание зазвучало громче.
Оселок сощурился: не почудилось ли ему? Щупальца тумана лениво ползли по воде между рядами мертвых, по образованному ими коридору.
– Да он играет с нами, – ахнул Оселок, сам удивляясь тому, что у него перехватило дыхание.
Ощущение было такое, словно он только что пробежал бегом целую милю; сердце гулко бухало в груди, точно барабан…
Жуткий вой внезапно заглушил хлопки мертвых; Оселок отпрыгнул назад, едва не стряхнув с себя Моггета. Вой все нарастал и нарастал, пока не сделался невыносимым, и вот из тумана и тьмы вырвалась гигантская фигура и помчалась на них с пугающей скоростью, поднимая на бегу каскады брызг.
Оселок не то закричал, не то завизжал – он сам не был уверен, – отбросил свечу, выхватил левый меч и выставил вперед оба лезвия, готовясь встретить врага; в низкой боевой стойке он оказался по грудь в воде.
– Мордикант! – завыл Моггет и одним прыжком перескочил с Оселка на обледеневшее плечо Сабриэль.
Оселок едва успел воспринять эту новость, на долю секунды перед ним возникло нечто вроде гигантского, одетого в пламя медведя, вопящего последним воплем жертвы на алтаре, а в следующий миг мордикант налетел на ромб защиты и выставленные наружу клинки Оселка.
Посыпались серебряные искры, грохот на мгновение заглушил завывания, а Оселка и мордиканта отбросило друг от друга на несколько ярдов. Оселок, не удержавшись на ногах, ушел под воду, забулькал носом, захлебнулся криком. Запаниковал, ожидая, что мордикант вот-вот на него обрушится, с излишним проворством вскочил, до боли потянув мышцы живота.
Юноша едва не вылетел из воды и вновь перехватил мечи, изготовившись к бою. Но ромб остался невредим, а мордикант отступал, пятясь спиной вперед по коридору подручных. А те как по команде стихли: зазвучало что-то еще – что-то, чего Оселок не распознал, пока не вытряс воду из ушей.
Это был смех. Он эхом разносился в тумане, что клубился над водой, подбираясь все ближе и ближе, пока не окутал отступающего мордиканта и не укрыл его от глаз.
– Никак мой пес напугал тебя, братишка? – раздался голос из пелены тумана.
– Ой! – вскрикнула Сабриэль, почувствовав своим физическим телом когти Моггета.
Абхорсен оглянулся на дочь и вопросительно изогнул серебристую бровь.
– Что-то коснулось моего тела в Жизни, – объяснила девушка. – Думаю, это Моггет. Что там происходит?
Отец и дочь стояли на самом краю Смерти, на границе с Жизнью. Ни один мертвый не попытался остановить их, так что они легко прошли через Первые Врата. Наверное, мертвые пугались при виде двух Абхорсенов…
А теперь они с отцом ждали. Сабриэль понятия не имела чего. Абхорсен каким-то непостижимым образом умел заглянуть в Жизнь и распознать, что происходит. Он замер, точно любитель подслушивать: чуть нагнувшись, прижавшись ухом к несуществующей двери.
Сама Сабриэль застыла навытяжку, как солдат, зорко высматривая мертвых. Разбитые камни превратили эту часть Смерти в соблазнительно прямую широкую дорогу в Жизнь; девушка ожидала, что мертвые здесь кишмя кишат, пытаясь воспользоваться дырой, но нет, ничего подобного. Отец с дочерью, похоже, стояли совсем одни в сумеречной безликой реке, их единственными соседями были зыбь да водовороты.
Абхорсен закрыл глаза, еще больше сосредоточился, затем вновь открыл их, встретил недоуменный взгляд Сабриэль и легонько коснулся ее плеча.
– Почти пора, – мягко проговорил он. – Когда мы выйдем на ту сторону, мне нужно, чтобы ты сделала вот что: хватай… Оселка… и беги к южной лестнице. Что бы ни случилось, не останавливайся – ни за что не останавливайся. Как только окажетесь снаружи, поднимайтесь на вершину Дворцового холма, к Западному двору. Там сейчас просто пустырь – Оселок наверняка знает, как туда попасть. Если Клэйры должным образом следят за происходящим и не запутались во времени, там будет ждать Бумажнокрыл…
– Бумажнокрыл! – ахнула Сабриэль. – Но я его разбила.
– Их несколько, – пояснил Абхорсен. – Абхорсен, его создатель, – сорок шестой по счету, если я не ошибаюсь, – научил других, как их строить. Словом, Бумажнокрыл там будет. А еще там будут Клэйры или, может, их посланец: тебе расскажут, где искать тело Керригора в Анцельстьерре. Подлети к Стене как можно ближе, перейди на другую сторону, отыщи тело – и уничтожь его!
– А ты что станешь делать? – прошептала Сабриэль.
– Держи Саранет, – отозвался Абхорсен, отводя глаза. – А мне отдай свой меч и… Астараэль.
Седьмой колоколец. Астараэль, скорбящий. Плакальщик.
Сабриэль не двинулась с места, даже не попыталась отдать отцу колокол или клинок. Абхорсен затолкал Саранет в его футляр и застегнул ремешок. Начал было расстегивать ремешок, удерживающий Астараэль, но рука дочери легла на его пальцы и крепко их сжала.
– Должен быть какой-то другой способ! – воскликнула она. – Мы наверняка сумеем спастись все вместе…
– Нет, – решительно отрезал Абхорсен. Он мягко отвел ее руку. Сабриэль уступила; отец ее достал Астараэль из бандольера – очень осторожно, чтобы ненароком не звякнуть. – «Идущий выбирает путь или путь – идущего?»
Сабриэль безмолвно протянула отцу меч… его собственный меч. И бессильно уронила опустевшие руки.
– Я доходил в Смерти до самого обрыва Девятых Врат, – тихо произнес Абхорсен. – Я знаю наперечет все тайны и ужасы Девяти Пределов. Мне неведомо, что лежит дальше, но всему живому в положенный срок дóлжно туда отправиться. Это закон, которому служат Абхорсены, но он властен и над нами. Ты – пятьдесят третий Абхорсен, Сабриэль. Я не обучил тебя так хорошо, как следовало бы, – пусть это станет моим последним уроком. Для всех и каждого, для всего на свете настает срок умереть.
Абхорсен нагнулся и поцеловал дочь в лоб, чуть ниже ободка шлема. На мгновение она поникла, точно марионетка на ниточках, и тут же бросилась отцу на грудь, прижалась к мягкой ткани его сюрко. Она словно уменьшилась, снова стала маленькой девочкой, со всех ног бежавшей в объятия отца к школьным воротам. Как и тогда, в детстве, она услышала размеренный стук его сердца. Но только сейчас эти удары казались ей песчинками в часах, что отсчитывают с трудом отвоеванное время – отсчитывают оставшийся срок его жизни.
Сабриэль обняла отца – да так крепко, что руки ее сошлись у него за спиной, а сам он крестом вытянул руки в стороны: меч в одной, колокол в другой. Мгновение спустя она разомкнула объятия.
Они вместе развернулись и нырнули в Жизнь.
Керригор снова рассмеялся – непристойный гогот усилился до маниакального крещендо и разом оборвался. Воцарилась зловещая тишина. Мертвецы снова захлопали, теперь уже тише, а туман с жуткой неотвратимостью пополз вперед. Оселок, вымокший насквозь, едва не захлебнувшийся, напряженно наблюдал за ним: так ползущая змея гипнотизирует мышь. Промелькнула мысль: а ведь белизна тумана сделалась хорошо видна. Наверху облака расступились, и по краям хранилища снова просачивался солнечный свет. Но до лестницы, до спасения – добрых сорок шагов!
