Сергей Головачёв - Дым небес
Эмма порывается встать и рвануть отсюда без оглядки через кустарники, стоящие стеной позади их, но Мара удерживает её.
— Куда ты?
— А куда?
— Давай в яму.
Девушки переползают в яму. Но любопытство берёт вверх, и они выглядывают из-за кромки. Им прекрасно видно отсюда, как некроманты приближаются по дорожке. Вот их серые фигуры уже мелькают в просветах между ветками чагарника. Неожиданно те останавливаются и поворачивают в их сторону свои лысые черепа с огромными чёрными глазницами.
— Ну всё, нам пипец, — шепчет Эмма, опуская голову.
Мара также опускает голову и прикладывает палец к губам.
— Тихо! Не шевелись! — еле слышно шепчет она.
Она шепчет так тихо, что Эмма понимает её скорее по губам. Но даже этого шевеления губ достаточно, чтобы некроманты сошли с дорожки и направились в их сторону. Услышав приближающиеся шаги, Эмма зажимает глаза от страха. Мара замирает от ужаса. Они в западне, деваться им некуда.
В нескольких метрах от ямы некроманты неожиданно останавливаются и озираются. Что-то, видимо, ещё привлекло их внимание. Далеко впереди на дорожке появляется велосипедист на горном «байке» в чёрно-красном облегающем трико с защитным шлемом на голове. Ничего не подозревая, Муромский катит им навстречу.
Внезапное приближение постороннего заставляют их забыть о девушках. Некроманты устремляются ему наперерез. Издалека заметив серые фигуры и их странное поведение, Муромский, на всякий случай, прибавляет скорость и проносится буквально в полуметре от них.
Но это не обескураживает некромантов. Они бросаются вслед за ним. Выглянув из ямы, Мара видит, как некроманты со всей прытью гонятся за велосипедистом по дорожке. Вскоре все вместе исчезают за деревьями.
Эмма лежит в яме ни жива, ни мертва.
— Их уже нет, — сообщает ей Мара.
Эммы выскакивает из ямы и оглядывается по сторонам.
— Погнали нафиг отсюда! Из этой долбаной Мертвецкой рощи. Пока они опять сюда не вернулись.
Здесь пропала моя дочь
— Зоя! Зоя! — безутешно зовёт мать своего ребёнка.
Женщина в красном сарафане проходит мимо полуразрушенного одноэтажного строения. Внутри его на земле, усыпанной битым кирпичом и битыми бутылками вкривь и вкось валяются чёрные обугленные балки.
Одноэтажное строение примыкает к двухэтажному зданию без окон и без дверей. Крыши на доме тоже нет. Внизу на фасаде полно нарисованных черепов с костями и надписей на обшарпанных стенах.
По грунтовой дороге неспешно катит полицейский джип. Услышав шорох гравия, женщина в красном сарафане и в белой вышиванке выходит на дорогу и голосует. Джип тут же останавливается. В нём сидят два полицейских.
— Вы не видели там по дороге… случайно…девочку в белом платье… с длинной косой? — запинаясь, спрашивает она.
— Нет, а что? — спрашивает водитель.
— Дочка у меня здесь пропала.
— Как это пропала?
— Ну, как под землю провалилась. Всё время со мной была, — рассказывает Навка. — А потом… она куда-то исчезла.
— А может, это… сатанисты? — предполагает командир, заметив на стене разрушенного здания перевёрнутую пятиконечную звезду.
Навка пожимает плечами. Водитель с сочувствием смотрит на неё.
— Надо же, снова разгулялись! — заводит он машину. — Мочить их всех надо срочно!
— Не переживайте, женщина, мы обязательно её найдём, — обещает ей командир.
— И сатанистов этих найдём! — обещает ей водитель.
— Найдите, — умоляет Навка. — Я вас очень прошу.
Четвёртые врата
Покинув Мертвецкую рощу, Эмма и Мара во второй раз пересекают Прямую дорогу. На противоположном краю луга они останавливаются. Вернее, их останавливает крутой обрыв. Плато, на котором они стоят, круто обрывается вниз. На глубине двадцати метров пролегает гигантский ров, за которым возвышается холм геометрически правильной формы. Такое впечатление, будто кто-то подровнял тот холм под линейку, как сверху, так и снизу.
— Какой странный холм, — замечает Эмма.
— Странный, потому что искусственный.
— Искусственный?
— Ну да. Это же насыпной вал, своего рода крепостные стены, заросшие лесом.
— Как же мы попадём в эту крепость?
— Через потерну.
— Потерну?
Эмма уже видит впереди эту потерну, вернее, вход в неё у подножия холма — чёрную арку, выглядывающую из-за деревьев. На самом же деле, потерна означает потайной выход. Она пугает издалека своей чернотой, своим непроглядным мраком, словно это вход в подземелье или хуже того, в преисподнюю.
Они спускаются в ров по покатой дорожке, так называемой аппарели, специально приспособленной для спуска вниз крепостных орудий. Подойдя ближе, они замечают, что брама, выложенная из жёлтого кирпича, как будто бы изнутри посветлела.
— Это тоннель, — объясняет причину Мара.
Тоннель по наклонной поднимается вверх и заканчивается далеко впереди арочным выходом. Яркий полуовал потусторонней жизни с травкой, с берёзкой, тот самый свет в конце тоннеля, окружённый мраком.
Они останавливаются напротив брамы. Врата, у которых нет ворот. Остались лишь крючки, на которые они прежде цеплялись.
Эмма рассматривает кирпичную кладку. Здесь чуть ли не каждый кирпич с автографом. Мара объясняет:
— Это всё часовые нацарапали, которые тут стояли.
— Людей давно нет, — удивляется Эмма, — а память о них осталась.
— Ну да. Как надгробный камень.
— Может, и мне своё имя оставить?
— Не стоит, — качает головой Мара. — Это плохая примета. Можешь назад и не вернуться.
— Кто это? — прислушивается Эмма.
Мара недоумённо пожимает плечами и всерьёз продолжает:
— Бывает, что люди заходят в эту потерну и исчезают.
Эмма усмехается:
— Хочешь сказать, что это не просто тоннель?
Мара кивает:
— Именно так. Это портал.
— В потусторонний мир? — опять усмехается Эмма.
— Видишь этот знак?
На стене отчётливо виден какой-то необычный знак: чёрный крест, составленный из четырёх стрел, направленных внутрь.
— Это знак выхода в астрал, — объясняет Мара. — Ты зря улыбаешься, я уже несколько раз видела здесь одного человека, который исчезал в тоннеле, не выходя с той стороны. Слышишь, как тут тихо?
Эмма прислушивается:
— Да, абсолютная тишина в эфире.
— Так вот, если на мобилку записать эту тишину, а потом прослушать, то можно услышать много чего интересного.
— Ну, я теперь точно туда не пойду, — то ли шутя, то ли серьёзно произносит Эмма.
— Ну, как знаешь.
Мара заходит в чрево потерны и по наклонной поднимается вверх. Но, не пройдя и десяти метров, она вдруг останавливается и дрожащим голосом произносит:
— Бррр, как мне холодддно!!!
— Хи-хи, — нервно отзывается Эмма.
Ещё через пару метров Мара восклицает:
— И кому это неймётся?
— Что там такое? — испуганно спрашивает Эмма.
Мара не отвечает и идёт дальше, но за десять метров до выхода снова останавливается и рассматривает что-то на стене.
— И у кого это руки чешутся? — отчего-то возмущается она.
Её маленький силуэт чётко вырисовывается на светлом арочном фоне. Она вновь кричит с противоположного конца потерны:
— Ты идёшь?
В аэродинамической трубе тоннеля её крик громогласно усиливается, создавая эффект иерихонской трубы, и отзывается многократным шипящим эхом:
— Ш-ш-ш-ш-ш.
— Или нет? — добавляет Мара.
— Нет…нет…нет, — отзывается эхо.
— Я боюсь, — кричит Эмма.
— Ну, как знаешь! — недовольно отвечает Мара-Мария, махая на неё рукой.
Из тоннеля опять несётся на Эмму змеиное «ш-ш-ш-ш-ш». Но как только шипение прекращается, откуда-то за спиной отчётливо доносится ещё один шорох. Эмма оглядывается и замечает на обрыве, на котором она недавно ещё стояла вместе с Марой, чёрную лохматую собаку.
Эмма смотрит в тоннель, и с ужасом замечает, что он пуст. Куда Мария могла деться за одну секунду? Испарилась что ли?
— Мара! — громко кричит эмочка.
Лишь эхо отзывается ей.
— Мара? — уже на тон тише скорее спрашивает, чем окликает она.
Эмма прислушивается. Нет ответа. Сердце Эммы ухает куда-то вниз и начинает биться часто-часто. Она вновь оглядывается и видит на покатом спуске аппарели уже двух чёрных собак. Те спускаются в ров с явным намерением вновь броситься на неё.
Собак она боится всё-таки больше, чем эту потерну. Вздохнув, Эмма заходит в жуткий тоннель. Вскоре в глаза ей бросается граффити, намалёванное, видимо, совсем недавно. Размашистыми, чуть ли не метровыми серебристо-чёрными буквами, ещё пахнущими аэрозольной краской, на покатой стене написано: ГОТАМ — МОГИЛА! Так вот что так возмутило Мару, думает Эмма. Она убыстряет шаг, стремясь, как можно скорее покинуть тоннель.
