Сергей Головачёв - Дым небес
Глава 2. Сторожевые псы
Где-то вдали едва слышно отзывается кукушка. Эмма прислушивается: протяжное «ку-ку» раздаётся всего лишь дважды.
— А это что значит? Что мне два года осталось жить? — задумывается Эмма. — Или два дня? А может быть, два часа? — улыбается она.
— Это значит, что где-то сейчас на гору зашли две ведьмы. Или две язычницы. Кукушка — это птица языческой богини Живы.
Эмма замечает впереди серую ворону, сидящую на нижней ветке граба.
— А ворона тогда кто?
— Это вестница богини смерти…Мары, — улыбается Мария.
— Так вот, что означает твоё имя?
— Да, — вздыхает Мара-Мария.
Ворона не издаёт ни звука, лишь трёт головой своей о ветку.
— Кыш! Кыш! — прогоняет её руками Эмма.
Ворона не двигается с места, лишь широко взмахивает крыльями.
— Это она так приветствует тебя, — стебётся Мара, — идущую на смерть…
Эмма недовольно поводит головой.
— Да, ладно.
— А может, и меня тоже, — добавляет Мара и усмехается своей коронной готической усмешкой, выдыхая беззвучное «ха-ха».
Вдруг, откуда ни возьмись, на проторенной Прямой дороге появляются две собаки. Осмотревшись, они тут же устремляются к девушкам: каждая — по своей колее. Обе чёрные, короткошёрстные и похожие друг на друга, как две капли воды. Видимо, из одного выводка. Приблизившись, псы начинают, рыча, скалить зубы.
Эмма цепенеет от ужаса: мороз пробегает по коже и впивается в неё ледяными иглами. Озлобленные собаки, явно, бродячие, без хозяина, и никого вокруг, кто бы мог девушкам помочь. Ни камня, ни палки под ногами, — один песок! А до ближайшего дерева метров сорок. Странно, что собаки совершенно не гавкали, а только скалили зубы, показывая клыки и всё ближе и ближе подбираясь к ним.
— Мамочки! Что делать? — отступает она на шаг. — Бежим?
— Ни в коем случае! — сохраняет спокойствие Мара. — Стой на месте.
Она наклоняется и хватает в ладони песок. Одна из собак наглеет уже настолько, что неожиданно хватает Эмму за джинсы.
— Пшла вон, гадина! — гневно кричит Мара и бросает в глаза собаке первую пригоршню песка..
Собака, взвизгнув, отскакивает, но в это время другая, изловчившись, впивается вдруг зубами в шнуровку высокого ботинка Мары. Мария швыряет в глаза этому псу вторую пригоршню песка и, отогнав его, сама переходит в наступление.
Пылая гневом, в злобной ярости она крутит сумку у себя над головой и припечатывает собак такими выражениями, что у тех даже уши отворачиваются на сторону.
Напуганные неожиданным отпором, чёрные собаки отступают, но Мару-Марию уже не остановить. Грозя растопыренными пальцами, она наступает на них, словно фурия, и гонит прочь.
— Задушу руками! Горло перегрызу!
Отбежав на безопасное расстояние, обе чёрные псины прекращают рычать, а затем и вовсе убегают по дороге дальше, как ни в чём не бывало.
Эмма задирает штанину: крови на ноге нет, лишь небольшое покраснение от укуса.
— Больно? — с участием спрашивает Мара.
— Немного, — кривится Эмма. — А тебе как?
— Да мои ботинки никакими зубами не прокусишь! Но всё равно неприятно. Чем-то мы им, видно, сегодня не понравились, — замечает она, — раньше они меня почему-то никогда не трогали.
— Да, собаки здесь не просто собаки, — иронизирует Эмма, очень похоже копируя готессу.
Мара делает вид, что не замечает иронии.
— Это внизу собаки как собаки, а здесь в них вселяется какая-то нечисть. Здесь за всякой тварью… кто-то стоит.
— Значит, это — оборотни? — потирает укушенное место Эмма.
— Это — Церберы.
— Кто?
— Церберы. Сторожевые псы.
— Блин, как они меня напугали!
— Почему-то они не захотели пускать тебя на гору. Вернее, это гора не захотела принять тебя.
— Ты так считаешь?
— Может, вернёшься? — слегка улыбается Мара.
Эмма вздыхает: она бы не прочь. После такого стресса ей опять страшно хочется курить.
— Даже не знаю, — раздумывает Эмма, опуская штанину.
— Ещё не поздно, — напоминает Мара, пряча снисходительную усмешку.
Эмма достаёт из пачки сигарету, щёлкает зажигалкой и закуривает.
— Но ведь тебя собаки тоже не захотели туда пропускать.
— Как видишь, я их не боюсь.
Эмма собак боится, поэтому шумно вздыхает.
— Ну, короче, ладно, тогда, пока. Видно, не судьба мне с тобой сегодня…
— Видно, не судьба, — пожимает плечами Мара и переходит Прямую дорогу.
Затянувшись, Эмма выдыхает дым и некоторое время стоит в раздумье. Она видит на пригорке поджидающих её собак, к которым неизвестно откуда присоединилась ещё и третья. Боязнь собак не оставляет ей другого выбора. Перспектива быть разорванной псами её вовсе не прельщает.
— Мария, подожди! — кричит Эмма в спину готессе, ещё не успевшей уйти далеко. — Я с тобой!
Мара-Мария оборачивается и безразлично пожимает плечами.
— Как хочешь.
Эмма переходит Прямую дорогу и через минуту догоняет её.
— А вот интересно, чё они, эти собаки, здесь хавают? Трупы наверное?
— Не знаю, — отвечает Мара, недовольная тем, что Эмма вернулась, — не задумывалась.
Ведьмин луг
Ярко-синее безоблачное небо опрокидывается на них на лугу. Тишина. Ни единый листик, ни одна травинка не шелохнется.
— И как ты их не испугалась? — нарушает тишину Эмма.
— Не знаю, — пожимает плечами Мара.
Они идут по лугу, по зелёной травке. Луг этот представляет собой широкую степную полосу, зажатую между двумя высокими грядами леса.
— Что мне эти собаки, — добавляет Мара, — если я ночью хожу на кладбище? Я сейчас вообще ничего не боюсь.
— Что, даже смерти?
— Даже смерти, — спокойно, с лёгкой улыбкой отвечает Мара, и невозможно понять, то ли она шутит, то ли она всерьёз.
— Издеваешься, да? — не верит Эмма.
— А чего её бояться? Всё равно ведь все умрём. И чем раньше это случится, тем лучше.
— Не, лучше позже.
— Зачем? — подначивает её Мара. — Это ж сколько лет тебе придётся мучиться до старости. Уж лучше сразу, пока молодая.
— Дура ты, что ли?
— Ладно, проехали. По крайней мере, тебе это пока не грозит.
— Ты так считаешь?
— Ага, ты ещё не готова к этому.
Девушки подходят к тому месту, где Прямая дорога, меняя направление, разворачивается на сто двадцать градусов. Увлечённая разговором, Эмма даже не замечает этого.
— Слушай, но так же не бывает, чтобы ничего не бояться. Чего-то ты всё-таки боишься?
— Только одного, — усмехается Мара, — что меня заживо похоронят.
— А если серьёзно?
— Не знаю, — пожимает плечами Мария, — наверно, ещё я боюсь людей. Вернее, боюсь подпускать их к себе. Мне не хочется ни с кем общаться.
— А я, наоборот, боюсь одиночества. Я боюсь себя. Особенно, когда остаюсь одна. Мне нужно, чтобы кто-то был рядом, чтобы кто-то руководил мной и избавлял страхов. Я вся состою из них.
— Ты такая-то странная. Всего боишься, а вены себе режешь…
— А! — небрежно отмахивается Эмма рукой — это так ведь … не до конца.
— Чтобы привлечь к себе внимание?
— Ага.
— Чтобы тебя пожалели?
Эмма кивает.
— А я нет, — качает головой Мара, — я, если что задумаю, меня ничто не остановит. Я всегда иду до конца.
— Смотри, какие деревья, — замечает Эмма.
Посреди зелёного луга им встречаются по пути три причудливых разноцветных дерева. Их сухие стволы, полностью лишённые коры, раскрашены масляными красками в жёлто-синие и красно-зелёные полоски.
— Кто их так раскрасил?
— Ведьмы! — отрывисто бросает Мара.
— Ведьмы? — удивляется Эмма.
— Ну да. Это место называется Ведьмин луг. Здесь они и устраивают свои шабаши.
— Здесь? — пугается Эмма.
— Да. Возле этих деревьев они и пляшут.
Внезапное видение косматых ведьм, скачущих вокруг на помелах, сдвиг, — и… они вновь исчезают. Эмма испуганно озирается по сторонам.
Мертвецкая роща
— Кра! — зовёт кто-то кого-то.
— Кра! — вторит кто-то рядом.
— Кар! Кар! — отзывается им кто-то вдали.
Эмма поднимает голову и видит пролетающих над чёрным лесом четырёх воронов.
— Не хватало ещё только этого, — замечает Мара.
— А что такое? — спрашивает Эмма.
— Уже прилетели сюда за чьими-то душами.
— За чьими?
— Откуда я знаю. Знаю только, что просто так вороны сюда не прилетают.
— А это что за лес? — спрашивает Эмма.
Прямо перед ними в обе стороны простирается чёрная гряда леса.
— Это не лес, — мотает головой Мара.
— А что?
— Это Мертвецкая роща.
После этих слов Эмма смотрит на чёрный лес другими глазами. Оттуда веет жутким холодом, там сумрачно, как поздним вечером, но несмотря на это Мертвецкая роща почему-то манит и словно притягивает к себе. Но войти туда невозможно. Поскольку вдоль всей прямой линии леса тянется сплошная стена из разросшихся кустарников.
