Дядя самых честных правил 10 - Александр Горбов
— А что у Добрятниковых? Как там Пётр Петрович?
— Сдал он в последнее время. Дочерей всех замуж выдал, хорошие партии сумел подобрать. А как жена позапрошлой зимой умерла, он один и остался. Скучно ему, так он частенько к нам заезжает. С Лукианом под рябиновку беседы ведут по хфилософии. Ты кушай, кушай, Костенька, не отвлекайся на мою болтовню.
Уже под конец завтрака Настасья Филипповна всплеснула руками.
— Чуть не забыла! Знакомый ваш, Бестужев, канцлер бывший. Лет семь назад преставился, — ключница перекрестилась, — и завещал вам свою винотеку. Ажно двадцать вагонов бутылей разных привезли!
Новость о кончине Бестужева слегка опечалила. Мы не были близки с хитрым стариком, но с ним ушла целая эпоха царствования Елизаветы и дворцовых переворотов.
— Так вот бутылями этими, — продолжила Настасья Филипповна, — весь винный погреб забит, даже пройти невозможно. Лукиан их не пьёт, он наливки любит. Я тоже ничего в этих винах не понимаю. Вы намекните Дмитрию Ивановичу, чтобы он чуток места освободил. А то свежую рябиновку хранить будет негде.
— Намекну, — я рассмеялся, — будет у вас пустой погреб. Кстати, вы не знаете, где он? Я его со вчерашнего вечера не видел.
— Так во дворе вместе с Диегой и этим, с замотанным лицом. С вечера ещё сидят втроём, вроде как молчат, только переглядываются.
— Вот и отлично, как раз собирался поговорить с ними всеми.
* * *
Компанию мертвецов я нашёл возле амбара. Они сидели рядком на лавочке, но не молчали, как подумала Настасья Филипповна. А очень тихо, почти не разжимая губ, разговаривали. Стоило мне приблизиться, как они дружно прекратили беседу и встали, приветствуя меня.
— Доброе утро, судари и сударыня. Чего сидим, кого ждём?
— Доброе, Константин Платонович. Вас мы и ждали, — Киж нацепил озабоченное выражение лица. — Я взял на себя смелость забрать в свои руки руководство нашей, так сказать, мёртвой бандой.
Диего усмехнулась, но перебивать «начальника» не стала.
— Чтобы скоординировать охрану, дежурство и прочие вещи, — продолжал Киж. — И у нас возникла небольшая проблема, Константин Платонович. Наш друг Абеги, — он кивнул на мёртвого туарега, — не может никому открывать лицо. Таково его посмертное условие, с которым он согласился быть телохранителем Татьяны Алексеевны. И в то же время его нужно во что-то переодеть, а то с тагельмустом на голове он будет как белая ворона среди нас. Вот мы и сидим, ломаем голову, что делать. Может, вы что-нибудь подскажете?
— Ещё как подскажу, — я улыбнулся. — Есть у меня один фокус, как раз для такого случая. Сходите в дом и найдите в багаже маску Бауты. И захвати этот, — я щёлкнул пальцами, — плащ такой, с капюшоном.
— Епанчу?
— Точно, её самую.
Пока Киж с Диего ходили в особняк, я немного поговорил с туарегом. Точнее, попытался подобрать слова на его языке. Неожиданно Абеги он ответил на ломанном русском.
— Я уже изучать твой язык, влядыка. Буду всё понимайть, чтобы делать работа.
— Очень хорошо. И ещё тебе надо сменить имя. Скажем, будешь Аким Иванович.
Туарег пожал плечами.
— Имя не есть важно, честь главный!
Когда принесли маску и епанчу, я велел туарегу надеть их. Он ненадолго зашёл в амбар, чтобы мы даже случайно не увидели его лица, и вышел уже облачённый, будто участник карнавала.
— С тагельмустом проще было, — хмыкнул Киж, — с маской ещё заметнее вышло.
— Погоди, сейчас всё будет.
Я вытащил small wand и нарисовал на маске нехитрую связку из ментальной магии. Эфирный узор вспыхнул, погас, и вместо Бауты возникло моё собственное лицо.
— Константин Платонович, — возмутился Киж, — зачем вы его сделали моей копией?
— Не твоей, а мо… — Диего закашлялась и рассмеялась. — Хитро придумано, Констан. Это вроде зеркала, да? Каждый видит своё отражение?
— Так и называется, «маска-зеркало». Одно время было очень популярно среди студентов Сорбонны являться на занятия в таких штуках. Потом их запретили из-за недовольства профессоров, и сейчас Знаки для них мало кто помнит.
Киж обошёл вокруг туарега, качая головой, и остался в восторге от такой маскировки.
— Когда капюшон накинут, выходит менее похоже. Но так даже лучше! А можно и мне такую сделать?
— Зачем?
— Ну, пугать врагов. Скажем, проберусь ночью к какому-нибудь масону, он увидит самого себя и помрёт от страха. Здорово же?
— Вот когда найдётся подходящий масон, тогда и сделаю. А сейчас найдите Акиму Ивановичу остальную одежду, чтобы переодеться. И выдай ему ещё два «громобоя» для полного комплекта.
— Сделаю, — кивнул Киж.
— Как закончишь, наведайся в винный погреб. Там лежит винотека Бестужева… — У Кижа при этих словах вспыхнули глаза. — И Настасья Филипповна жалуется, что та занимает слишком много места. Ты уж помоги ей, будь добр.
— Не извольте беспокоиться, Константин Платонович, — Киж аж засветился от счастья. — Исполню в лучшем виде!
* * *
В особняке меня уже ждал Васька с горячей водой и остро заточенной бритвой. Страшно довольный возвращением домой и возможностью опять стать моим камердинером, он брил меня с выражением настоящего счастья на лице.
— Не понравилось тебе житьё у туарегов? — спросил я, пока он меня намыливал.
— Да что там хорошего, Константин Платонович? По жарюке через пустыню туда-сюда, туда-сюда. Еда их русскому человеку ну совершенно не подходит! Вот верите — ел сегодня кулебяку и плакал от радости. Верблюды их ну чистый ужас, а они их ещё и доят, как коров. Нет, Константин Платонович, ни разу не жалею, что вернулся.
— Неужели вообще ничего у них не понравилось?
Васька на мгновение смутился.
— Девки там, Константин Платонович, красивые да горячие. Я даже жениться подумывал, — он вздохнул. — Да только надо было таггальт платить родителям. Семь верблюдов, представляете? А у меня даже одного не было.
— Ничего, здесь найдём тебе невесту. Лучше любой туарежки.
Когда с бритьём было окончено, я приказал Ваське принести в мой кабинет кофий. А после того, как Таня, Марья Алексевна и Лукиан проснутся и позавтракают, — пригласить их ко мне.
* * *
Войдя в кабинет, я вздохнул от умиления. Здесь
