Сказки нового Хельхейма - Макс Фрай
От усталости и досады он сейчас выглядел бледной бесформенной тенью, только красный пуховик по-прежнему был как новенький; ну, это общеизвестно: пальто всегда трансформируется последним, да и то далеко не каждое, очень стойкие парни эти пальто.
– Семьсот девяносто пятый, – скорбно повторил специалист категории Бета. – За какой-то сраный неполный год! Они тут все одинаковые. Все, блин, одинаковые! Сидят дома, толстой жопой на мягком диване и сладострастно мечтают убить всех людей. А как до дела доходит, сразу на попятную. Котятки-щеночки-цветочки, чего им там ещё обычно становится жалко? Кофейни? Закатики? Так раньше надо было жалеть! Ну или уже так хорошо пожалеть, чтобы получить окончательную амнистию. Так нет, на это их не хватает. Сопляки малосильные. Только и могут, что канючить в последний момент. Не представляешь, как мне надоело. Вечно одно и то же. Хочу на другой проект.
– Не бери в голову, – сочувственно вздохнул профессиональный ангел-восстановитель, специалист категории Дельта (на самом деле, он давно перерос эту категорию, просто балбес, как все ангелы, ленится очередной квалификационный экзамен сдавать). – Не спорю, работа у нас собачья, – добавил он, обнимая мохнатым щупальцем огорчённый туман. – Зато и командировочные соответствующие. Пошли их, что ли, пропьём.
– Командировочные что надо, – согласилась бывшая тётка и даже слегка проступила скорбным учительским ликом сквозь тёмный туман. – Просто – ну, бесит. Я их, чего доброго, скоро начну колотить! Не люблю, когда что-то застряло, стоит на месте, ни туда, ни сюда.
– А давай возьмём отпуск лет этак на двести, – предложил ангел. – Хорошо же! Солдат спит, служба идёт. Никто нам слова худого не скажет. Знают, какой у нас непростой объект.
15 декабря 2021 г.
Не было никогда
В первый раз это случилось, когда ему было примерно лет пять; он точно не знал, и у мамы не спросишь, потому что не о чем собственно спрашивать, такой парадокс.
В тот вечер отец пришёл пьяный и злой, с порога начал орать на маму: «Чо кривишься, сука, не рада?» – как всегда, или даже страшней, чем всегда. Он был уже опытный, знал, что делать, чтобы его не зашибли, сразу спрятался под диван, ножки у дивана короткие, взрослый туда нипочём не залезет, правда, может сдвинуть, если захочет, но до сих пор отцу это в голову не приходило; словом, самое безопасное место в квартире – тёмный, тесный, пыльный спасительный поддиван.
Он лежал под диваном, слушал вопли, звуки ударов, мамин визг, тонкий, как у девчонки, как отец раз за разом повторяет одно и то же страшное слово, хуже всех заклинаний из сказок про злых колдунов: «сукаблять», – и вдруг подумал каким-то чужим, неожиданно взрослым, спокойным внутренним голосом: «Вот бы его никогда-никогда не было, как стало бы хорошо». Ему так понравилось – и сама идея жить без отца, и этот взрослый спокойный голос, от которого в животе и груди сразу стало тепло – что принялся повторять про себя, думать этим голосом снова и снова: «Вот бы его никогда не было. Пусть бы не было никакого папы у меня никогда». Сам себя этими повторениями убаюкал, не заметил, как задремал, а проснулся от голоса мамы, звонкого и встревоженного, но всё равно весёлого: «Заяц, ты где? Куда спрятался? Ты меня не пугай!» Пока прикидывал – неужели скандал так быстро закончился? Отец уснул? Или просто ушёл? А вдруг скоро вернётся? – мама заглянула под диван, рассмеялась и потянула его за ногу: «А ну давай вылезай!»
Он вылез, конечно. И сперва вообще не понял, куда попал. Это была совершенно другая комната. Меньше старой, зато потолок гораздо выше. И целых два окна. Бабушкин ковёр был на месте. И, собственно, сам диван. А большого стола, который раньше стоял в центре комнаты, не было, зато появилась тумбочка с телевизором. Сразу подумал: это теперь будет можно смотреть мультфильмы? – и только потом удивился. Откуда у нас телевизор? Почему всё другое? Мы что, в гостях?
Спросил маму: «А мы где?» – и она опять рассмеялась: «Что, свой дом не узнал спросонок? Ну ты даёшь!»
Хотел спросить про отца – он ушёл? Навсегда? Точно-точно сейчас не вернётся? Но почему-то не стал. Испугался в последний момент, сам толком не понял чего, зато очень сильно. Словно тот мог появиться из произнесённого вслух слова «папа», как сказочный джинн от волшебного заклинания. А если не говорить, то никого и не будет. Поэтому лучше молчать.
Как решил, так и сделал. Никогда никого не расспрашивал про отца. Нет его, и не надо. Уже потом, много лет спустя, из нескольких более-менее случайно подслушанных разговоров узнал, что отца никогда и не было. Мама без мужа его родила; вроде, жених перед самой свадьбой спьяну устроил аварию и умер в больнице, ну или это просто была такая легенда для дальней родни и знакомых, лучше уж «умер», чем «бросил с пузом», «послал». На самом деле, неважно; важно, что вместе с отцом они не жили ни дня, а он помнил – и вопли, и драки, и страшное заклинание «сукаблять», у него даже на подбородке остался почти незаметный шрам на память о том, как отец его шваркнул об стенку, но с мамой он это, конечно, никогда не обсуждал. Зачем говорить о том, чего никогда не было. И хорошо, что не было. И хорошо.
* * *
Второй раз это случилось в школе. Ему на самом деле там нравилось, в школе всегда всё складывалось хорошо. Учился средне, зато был спортивный, чем только не занимался, бегал, плавал, стрелял из лука, а в волейбол одно время даже за команду района играл. И отлично ладил со всеми, включая «больших», старшеклассников, у него был – ну, что ли, талант со всеми дружить. Понятно, что иногда ругались, дрались, мирились, заново ссорились, всё-таки жизнь, а не мультик про пионеров и весёлых зверят, но ни во что серьёзное эти ссоры не выливались, он только из кино и из книжек знал значение слова «враг». Но в начале восьмого класса к ним пришёл новенький по фамилии Кловский, здоровенный, скорее всего, второгодник, выше самых высоких в классе на пол-головы. И вот этот Кловский почему-то сразу страшно его невзлюбил, буквально с первого взгляда и принялся доставать. Что само по себе не страшно, мало ли кто как выдрючивается, тем более, когда он новенький, а у тебя пол-школы в друзьях. После того, как Кловский подло подставил ему подножку, и он покатился
