Хроники Птицелова - Марина Клейн
У меня внутри поневоле все похолодело. Страна Моа, троеградцы, Асфодель, почти прокричавший, что я должен расстаться с тобой, твои последние слова, адресованные мне, статья о твоем исчезновении – все это смешалось в склизкую и невыразимо мучительную массу.
– Асфодель не мог, – тупо проговорил я.
– Ой ли? Уж вы-то, Маркус, должны знать, что пропасти на пути – его профиль. Не считая языков, разумеется, но эти вещи, как бы странно ни звучало, тесно связаны. Языковые пропасти – самые страшные в мире, чтоб вы знали. Хотя после того, как вы стали Чтецом, едва ли это поймете.
Я вспомнил свое давнее сновидение, предшествующее встрече с Асфоделем. Тогда я полз по какому-то подземелью и наткнулся на пропасть. Раньше я думал, что мне случайно посчастливилось встретиться с Асфоделем, который по доброте душевной (либо из каких-то своих соображений, что я вполне допускал) помог мне в трудную минуту, но теперь начал понимать: наверняка он сам выбрал меня или еще кто-нибудь выше, а наша первая встреча в таких экстремальных условиях была испытанием.
Вспомнил и другое. Медсестра-Птицелов говорила, он сделал ей что-то плохое, косвенным образом; то есть, получается, не ей, а кому-то ей близкому.
– Подождите, – с усилием проговорил я. – Медсестра-Птицелов сказала, что она жива…
Один из свиристелей на столе сердито заголосил. Каимов мягко взмахнул рукой, и птица, нахохлившись, умолкла.
– Жива, – сказал он, – благо для всех очевидна неправильность и возмутительность такого поступка. Он ведь сделал это из-за вас, Маркус. Не из-за вашего долга Чтеца, а конкретно из-за вас самого. Это, знаете ли, настоящая сенсация в ангельском мире – не поделить человека с другим человеком.
Я молчал. Как бы я ни любил тебя, я не мог злиться на Асфоделя, во всяком случае злиться достаточно сильно, чтобы сразу броситься на его поиски и высказать все, что я думаю о его поступке. У меня возникло такое желание, но вместо того чтобы воплотить его в жизнь, я спросил:
– Так где она? Что с ней? Как мне ее вернуть?
– Очень просто, на самом деле: нужно только взять на себя одно важное обязательство. Все говорит о том, что оно и так свалилось бы на вас, если бы не Асфодель. Ведь к кому полетела бы Антонина сразу после того, как нашла то, что должна была найти? К вам. Теперь вот вынуждены заниматься бюрократией…
Старший следователь Каимов отогнул ворот куртки, извлек из внутреннего кармана свернутый трубкой листок плотной бумаги и протянул его мне. Я развернул и прочел короткую фразу, размашисто написанную поперек листа: «Настоящим документом на роль Чтеца утверждается…» – и прочерк для того, чтобы вписать нужное имя.
Текст был написан на языке, которого мне раньше видеть не доводилось. Его символы больше напоминали пиктограммы, чем буквы.
Я поднял глаза.
– Но ведь я и так Чтец. Разве нет?
– Прочли? Браво, Асфодель может вами гордиться. Да, конечно, вы истинный Чтец, и только что блестяще это доказали. Но тут речь о совершенно конкретной роли. Вижу, задаетесь вопросом, в чем подвох. Озвучу: в том, что как только вы обязуетесь прочитать определенную книгу – по некоторым причинам ее название здесь не указано, но как бы зашифровано, человеку не видно… Так вот, как только вы впишете сюда свое имя, ваше положение резко изменится. Прежде вы были умелым Чтецом, и у кое-кого мог возникнуть соблазн заставить вас читать для своей пользы. Соблазн, полагаю, недостаточно сильный – троеградцы умны и прекрасно понимают, что не стоит зря соваться к подопечному Асфоделя, чревато последствиями.
– Уверены? – Я положил руку на свою рану.
– Абсолютно, – невозмутимо проговорил старший следователь Каимов. – Нападение на вас – акт бестолковой агрессии, холодный расчет тут ни при чем. Согласитесь, вряд ли можно заставить человека читать, ударив его ножом. – Он внимательно посмотрел на меня и сжалился: – Тут все просто. Этот человек охотился за Антониной, а она возьми и упорхни из-под его носа в нужном ему направлении, прихватив ключ и не оставив никаких следов. Как не взбеситься? А в последнее время она была с вами, не говоря уже о том, что у вас есть кое-какие личные счеты…
– Например? – насторожился я. Наши встречи с Богданом нельзя было назвать приятными, но я не припомнил, чтобы чем-то всерьез насолил ему. Разве что мешался как ненужный свидетель.
– Например, увели так называемую Книгу Амридала, которую он очень долго искал. Скажете, нет? Ну вот. А как только вы впишете свое имя, все прочие Чтецы для решения данной задачи станут абсолютно бесполезными. Понимаете?
Я понимал. Богдан непременно попытается до меня добраться, и, скорее всего, не он один. И кто знает, какие методы они вздумают использовать, чтобы заставить меня читать.
Но мне было все равно. Главным было помочь тебе. Я не мог без тебя – это раз; ты попала в беду в некотором смысле из-за меня – это два.
– Чем писать? – спросил я. – Кровью?
– Господь с вами, Маркус. Где вы таких страстей начитались? Вот вам ручка.
Я взял классическую шариковую ручку, из тех, что коробками продаются на школьных ярмарках и используются повсеместно уже лет тридцать, если не больше. Старший следователь Каимов подсказал, что я могу написать свое имя латинскими буквами, что я и сделал.
– Вот и чудно, – он удовлетворенно кивнул, свернул лист и сунул его обратно во внутренний карман.
Я почувствовал себя неважно. Хотя обошлось без кровавой клятвы, все равно получалось, что я заключил договор с падшим ангелом – то есть, по сути, демоном. И кто знает, выполнит ли он свое обещание.
– Да не берите вы в голову, Маркус. – Старший следователь Каимов снова легко прочитал мои мысли. – Может, я и падший, но и вы не лучше – или вы думаете, то, что вы сделали, вот так раз – и забыли? Знали бы вы, скольких трудов Асфоделю стоило, хм… Выгородить вас. Назовем это так. Но не сомневайтесь, ничего не забыто, у нас никогда ничего не забывается. Однако смею вас успокоить: в данном случае я всего лишь посланник, глас общей совести, можно сказать. А вы должны собой гордиться – сделали благое дело. Если завершите его до конца и исполните обязательство до того, как умрете, – вообще цены вам не будет, несмотря на все ваши… проступки.
Я понял, на что он намекает – я могу снова подвергнуться нападению и, не ровен час, просто
