Хаски и его учитель Белый кот. Книга 1 - Жоубао Бучи Жоу
Сказав так, он пришпорил коня и понесся вперед, вздымая клубы пыли.
На пик Сышэн они вернулись уже в сумерках.
У ворот Чу Ваньнин велел своим ученикам:
– Ступайте в павильон Даньсинь и доложите о произошедшем. Я же пойду в дисциплинарный зал.
– Зачем? – не понял Мо Жань.
Ши Мэй с тревогой взглянул на наставника.
– Принять наказание, – равнодушно ответил Чу Ваньнин.
Разумеется, на словах перед законом все равны, но где вы видели императора, брошенного в темницу, а потом обезглавленного за убийство? В мире совершенствующихся все было устроено точно так же. Старейшин и учеников, нарушивших запрет, якобы следовало наказывать одинаково, однако для подавляющего большинства духовных школ это были просто пустые слова. На деле провинившийся старейшина мог отделаться всего лишь письменным признанием вины. А то каким тупицей надо быть, чтобы пойти и послушно принять наказание в виде порки или нескольких десятков ударов палками?
Выслушав признание Чу Ваньнина, старейшина Цзелюй весь аж позеленел.
– Не может быть, старейшина Юйхэн! Неужели вы правда… правда ударили заказчика?
– Угу, – равнодушно подтвердил Чу Ваньнин.
– Пожалуй, вы чересчур…
Подняв голову, Чу Ваньнин одарил старейшину мрачным взглядом, и Цзелюй тут же захлопнул рот.
– Согласно уставу, за такой проступок полагается наказание в виде двухсот ударов палками, семидневного стояния на коленях в зале Яньло и запрета покидать гору в течение трех месяцев, – спокойно перечислил Чу Ваньнин. – У меня нет никаких оправданий, и я добровольно принимаю это наказание.
Старейшина Цзелюй потерял дар речи. Оглядевшись по сторонам, он сцепил пальцы вместе, и двери дисциплинарного зала с грохотом захлопнулись. Посреди воцарившегося безмолвия остались лишь они двое.
– Что все это значит? – спросил Чу Ваньнин.
– Видите ли, старейшина Юйхэн… Разумеется, вам прекрасно известно, что правила – это такая вещь, которая касается не всех, в частности не вас. Двери зала заперты, помимо нас с вами о вашем проступке знают лишь Небо да Земля, и да будет так. Если я вас высеку и об этом станет известно уважаемому главе, мне несдобровать.
Чу Ваньнин не имел никакого желания тратить время на пустую болтовню.
– Раз я требую от других исполнения правил, значит, и сам обязан им следовать, – просто ответил он.
Затем Чу Ваньнин опустился на колени посреди зала, лицом к висящей на стене доске с надписью «Дисциплина».
– Приступайте.
Глава 28
У этого достопочтенного на сердце неспокойно
Новость о том, что старейшина Юйхэн будет наказан за нарушение правил, разлетелась так быстро, словно у нее отросли крылья, и уже к вечеру об этом знали все обитатели пика Сышэн.
Двухсот ударов палкой было бы достаточно, чтобы забить до смерти обычного человека, и даже совершенствующемуся после такого наказания было бы ой как несладко.
Услышав об этом, Сюэ Мэн тут же взвился:
– Что? Учитель отправился в дисциплинарный зал?
– Молодой господин, скорее идите и поговорите с уважаемым главой! Учитель ранен. Разве он сможет выдержать двести ударов?
– Поговорить с отцом? Но это невозможно, ведь он еще не вернулся из дворца Тасюэ и голубь с посланием доберется до него самое меньшее на следующий день! – воскликнул Сюэ Мэн, от беспокойства находящийся на грани помешательства. – Почему же вы не остановили учителя?
Мо Жань с Ши Мэем переглянулись.
Остановить Чу Ваньнина? Да кто в этом мире способен на такое?
– Нет-нет, так не годится. Я иду к нему.
С этими словами Сюэ Мэн в спешке бросился к дисциплинарному залу. Еще у ворот он заметил группу учеников старейшины Цзелюя, которые, о чем-то шушукаясь, толпились у самого входа в зал.
– Ну и что вы здесь топчетесь? А ну, пропустите! Пустите же!
– Молодой господин!
– А, молодой господин пришел.
– Посторонитесь, дайте дорогу молодому господину.
Ученики резво расступились, пропуская Сюэ Мэна вперед. Двери зала Цинтянь были широко распахнуты. В центре него на коленях, с прямой, как стрела, спиной сидел Чу Ваньнин, держа глаза закрытыми и храня молчание. Старейшина Цзелюй с металлической палкой в руке зачитывал вслух статьи устава духовной школы Сышэн, сопровождая каждую безжалостным ударом по спине Чу Ваньнина.
– Девяносто первая статья гласит: недопустимо причинение вреда невиновному и применение техник совершенствования против обычных людей. Есть ли у вас возражения против данного удара?
– Возражений не имею.
– Девяносто вторая статья гласит: недопустимо действовать необдуманно и проявлять своеволие, потакая собственным прихотям. Есть ли у вас возражения против данного удара?
– Возражений не имею.
Не осмелившись проявить мягкосердечие, старейшина Цзелюй исполнял наказание со всей тщательностью, по справедливости. Спустя более чем девяносто ударов белые одежды Чу Ваньнина на спине целиком покрылись сетью алых полос. При виде этого зрелища глаза Сюэ Мэна, почитавшего Чу Ваньнина больше всех, налились кровью.
– Учитель! – во все горло крикнул он.
Чу Ваньнин, не открывая глаз, лишь слегка сдвинул брови, не обращая внимания на крик.
Старейшина Цзелюй бросил короткий взгляд в сторону входа и сказал, понизив голос:
– Старейшина Юйхэн, молодой господин здесь.
– Я слышу, не глухой. – Из угла губ Чу Ваньнина побежала струйка крови, но он так и не поднял глаз. – Не стоит обращать внимание на крики этого мальчика.
– Юйхэн, к чему все это? – со вздохом спросил старейшина Цзелюй.
– Все мои ученики, к сожалению, очень непослушные, – безжизненным тоном произнес Чу Ваньнин. – Если сегодня я не приму наказание по всем правилам, то разве впоследствии буду иметь право наказывать других?
Старейшина Цзелюй озадаченно молчал.
– Продолжайте.
– Ох…
Старейшина Цзелюй взглянул на мягкий изгиб его бледной и тонкой шеи, выступающей из-за края широкого ворота, и тихим голосом предложил:
– Тогда, может, мне стоит по крайней мере бить послабее?
– Подобное действие будет сродни жульничеству, – возразил Чу Ваньнин. – Не беспокойтесь, это всего лишь двести ударов. Я смогу их вытерпеть.
– Старейшина Юйхэн…
– Цзелюй, довольно разговоров. Продолжайте.
И металлическая палка вновь опустилась на его спину.
– Старейшина Цзелюй! – срывающимся голосом крикнул Сюэ Мэн. – Немедленно остановитесь! Или вы ни во что не ставите своего молодого господина? Вы избиваете моего учителя! Моего учителя!
Старейшина Цзелюй скрепя сердце притворился, будто ничего не слышал. Сюэ Мэн же заорал так, что, казалось, его легкие вот-вот разорвутся от гнева:
– Дрянной старик, ты что, не слышал? Молодой господин велит тебе прекратить! Если… если ты осмелишься снова ударить его, я… я, я…
Он еще долго повторял «я, я» и все никак не мог придумать, что бы такое сказать. В конце концов, даже будучи «любимцем Небес», Сюэ Мэн оставался лишь пятнадцатилетним юнцом, существенно уступавшим любому старейшине как