Руины тигра – обитель феникса - Ами Д. Плат
– Смерти ты и заслуживаешь!
– Сяо! – воскликнула Миюки. – Не надо…
– Не смей меня останавливать! Ты ещё не знаешь, что он делал в прошлом!
– Сяо…
Коити упрямился, он рванулся к гигантской птице и попытался то ли оттолкнуть, то ли ударить её, но та сбила его с ног одним движением крыла.
Дурак…
– Коити, не вмешивайся! – закричала Миюки.
Но он не слушал – а стоило бы. Снова поднялся на ноги и ринулся к фениксу. Сяоху схватила меня одной лапой, сжала так сильно, что я едва мог вдохнуть, и поднялась в воздух.
– Нет! – закричал Коити. – Нет! Вернись!
Невыносимо было смотреть, как он бежит и зовёт меня. Миюки сбила Коити с ног, и я слышал её удаляющиеся крики:
– В чём дело? Коити, перестань! Перестань!
Почему он кричал? Он ведь пообещал мне: если снова встретится с ней, то обязательно воспользуется шансом. Я был за него спокоен. В конце концов крики стихли. Сяоху подняла меня над горами.
Никогда прежде я не видел мир с такой высоты. Блестящая река. Переливчатый рельеф зелёных гор. Ветер шумел в ушах, и я смиренно прикрыл глаза.
Сяоху выпустила меня из когтей. Я упал с небольшой высоты, прокатился по земле и замер на боку. Она ещё несколько раз взмахнула крыльями, придавливая меня потоками воздуха, а потом опустилась сама.
Я развернулся к ней и как можно скорее вскочил на ноги. Без оружия, без силы тигра мне нечего было противопоставить гигантской птице. Я бросился бежать. Обернулся и увидел, что она осталась на месте.
Добежав до каменной стены, я остановился и впервые осмотрелся, привалившись к холодной, чуть замшелой кладке: маленький заброшенный старый замок на холме и заросший, изумрудный до рези в глазах сад. А ведь уже осень… Ветви яблонь и груш сгибались под тяжестью плодов. В высокой траве кое-где проглядывали опавшие гниющие фрукты. Меж стволами промелькнул какой-то зверёк и скрылся в чаще.
Это был мой дом – старый замок, где я жил с матерью.
Особняк почти превратился в руины. Много лет здесь не ступала нога человека.
Я оцепенел. Грудь сдавило привычной болью воспоминаний.
Послышался тихий шорох, и я обернулся. Тэ Сяоху приближалась ко мне в человеческом облике. На ней было нежное светлое ханьфу, и она совсем не походила на грозную воительницу. Я невольно вспомнил доспехи, что защищали её в нашу первую встречу. И как позже освободил её тонкие руки и изящный торс из этого плена.
– Не думал, что ты станешь утруждаться разговором и снизойдёшь до этой наружности. Могла бы уж добить и не тянуть время.
– Но у нас с тобой его сколько угодно… времени. – Сяоху грустно улыбнулась.
– У нас с тобой его нет, – рыкнул я. – Зачем ты притащила меня сюда?
– В этом доме всё началось. Ты не помнишь? Я спустилась на дерево хурмы. Упала – с непривычки в человеческом теле. Потом твоя мама обрабатывала мне разбитую коленку, а ты приносил с кухни самые вкусные пирожные с засахаренными цветками хризантем и чай с османтусом.
Я смутно помнил девочку, гостившую у нас, когда я был маленьким, ещё удивлялся, что она приехала без родителей, а потом пропала… Так это была Сяоху?
– Я случайно снизошла с Небес в вашем саду. Храм Феникса недалеко отсюда, в горах, но почему-то я оказалась здесь. Наверное, эта встреча предопределила нашу с тобой судьбу.
– Ты знала с самого начала…
– Нет, Ван Гуан… не злись на меня. Мне жаль, что так получилось. Правда.
– Я всё равно не понимаю, за что ты меня ненавидишь!
Сяоху прошла вдоль стены и заглянула внутрь.
– Жаль, что этот дом превратился в руины. Я любила его и твою маму…
Я уж подумал, она скажет «и тебя», но, сделав глубокий вдох, она обернулась ко мне:
– Отсюда у меня счастливые воспоминания: обитель тепла и уюта, любви и ласки. Очень символично: твои руины – моя обитель. Здесь моё сердце наполняется спокойствием. Тебе, должно быть, неприятно…
– Нет, – с удивлением обнаружил я, прислушавшись к себе, – мне тоже спокойно в руинах… Ты знала, что Чжан Айпин украл отсюда записи моей матери?
– Это я ему подсказала.
– Так чего ты хочешь? Убить меня?
– Ты и сам знаешь: тебе было суждено жить и умереть в этом прекрасном месте.
Я закатил глаза и направился к саду – вниз по склону через луг. Я знал, что вдалеке за посадками деревьев протекает полноводная, широкая, глубокая и опасная река. Мама запрещала к ней приближаться – даже ловить рыбу, не то что купаться, – боялась, что я утону. Но сейчас мне нужен был план побега, хоть один способ скрыться. Если меня подхватит течение, есть шанс выжить, а Сяоху не сможет меня выловить.
Больше вокруг ничего не было – на тысячи ли одни холмы и луга. Даже дорога к замку давно заросла. А сбежать по суше мне точно не хватит сил.
Сяоху шла за мной. Я сорвал две груши, одну протянул Сяоху, чтобы она ослабила бдительность.
– В моих поступках зла, – заговорил я, – не больше, чем у прочих.
– Это правда, но у людей нет той силы, что есть у тебя. А в мире должен быть баланс, порядок, которому все мы подчиняемся.
– А что, если жизнь людей – это хаос? И никто из небожителей в этом не виноват. Смертные по природе своей такие.
Я откусил грушу, и приторно-сладкий сок переспелого плода окутал рот. Я посмотрел на Сяоху. Она беззвучно плакала – слёзы катились по щекам, как росинки по бледному листу камелии.
– Не реви, ты сама всё это устроила. – Я отвернулся и пошёл дальше к реке.
Она догнала меня и уткнулась лицом мне в спину.
– Я полюбила тебя, Ван Гуан, – прошептала она.
Меня будто ударило молнией – я замер на месте. Думал, послышалось. Думал, всё это мне снится, настолько Сяоху – и эта, и та, из прошлого, – казалась нереальной.
– Полюбила и всё равно собираешься убить?
– Я не смогу, – едва слышно сорвалось с её губ.
Лёгкий поворот плеча. Опущенная голова, тёмная макушка. Сяоху… Я обернулся, заключил её в объятия, и наши губы встретились. Поцелуи были жадными, рваными, горячечными. Она часто дышала, я срывал ханьфу с её плеч.
Мы опустились в высокую траву. Нежная терпкая кожа заалела. Я нащупал на земле круглый камень. Он идеально лёг в ладонь. Шершавый холод отрезвил меня. Я почувствовал его тяжесть и одновременно надежду: скрыться! Отомстить за смерть Хонкги и бежать, бежать… возможно, к неведомому северу – туда, где всё покрыто снегами, туда, где она точно не сможет меня отыскать.
Я разорвал поцелуй, замахнулся… и выронил камень.
– Ван Гуан, – Сяоху покачала головой, – я хотела расстаться по-хорошему.
Она схватила меня за руку с нечеловеческой силой – я почти слышал, как трещат кости, – и поволокла к реке. По пути она что-то бормотала, и я с ужасом узнал странный язык, которым воспользовался Чжан Айпин, чтоб отобрать у меня силы.
– Пусти, безумная! Что ты делаешь?!
Мы были почти у реки, и я понимал: мне не спастись. Руки Сяоху покрылись грубой бугристой коркой, как лапы курицы, ногти стали длинными и толстыми, за спиной развернулись два золотых
