Liber Obscura. Тёмная книга, Эрика и её кошмарное приключение в двузначность - Хельга Воджик
Гигант выглядел как старый тролль, и, как подобает всякому троллю – обитал он под мостом. Но он не боялся солнца, не пытался слопать её или хотя бы одну из кошек. Просто сидел и рыбачил. А такого ни в одной из прочитанных Эрикой книг с троллями не случалось.
– Вы бездомный? – осторожно поинтересовалась девочка, разглядывая длинный шарф незнакомца, который змеился вокруг шеи старика, теряясь в складках то ли пальто, то ли кардигана выжившего из ума тролля-библиотекаря.
– Очень даже домный, – возразил гигант. – Но не запертый в четырёх стенах.
Эрика повела плечами, что тут скажешь: стен и правда здесь не было. Может, только одна, та, что переходила в мост и хоть немного защищала от ветра. Девочка огляделась, прищурилась, стараясь взглядом пробить мглу. Вот проступил силуэт скамьи. В поредевшей кисее тумана стали различимы листы картона под опорой моста, бочки для костра, какие-то мешки, рюкзак…
Рюкзак!
Это был её рюкзак! Тот, что она и не надеялась найти.
Забыв про Крампуса, она уже вцепилась в него руками, потянула завязки, нырнула внутрь и достала плюшевого тамарина. Эрика прижала его к груди и всхлипнула. Эти слёзы было не скрыть.
– Твой? – чёрный тролль мотнул головой, отчего уши-рога шапки подпрыгнули.
– Мой, – утирая нос, кивнула в ответ Эрика. – Я думала, он утонул в реке, как и я.
– Ты не похожа на утопца, – крякнул старик.
– Я выжила, – произнесла девочка и словно впервые поняла, что это действительно так, и что ей удалось избежать гибели, и что её спас отец…
– Река вернула, – согласился гигант.
– Спасибо, – тихонько ответила девочка, не совсем понимая, кого благодарит: старика или реку, а главное, за что: себя или рюкзак.
Ещё одна рыбёшка сверкнула боком и скрылась среди кошачьих вёртких тел. Эрика поёжилась, покопалась в рюкзаке и протянула старику шоколадные батончики. Крампус отложил удочку. Долго смотрел на цветастые фантики, выбирая. Потянулся за одним и осторожно взял, сунул в карман и встал, выпрямившись во весь рост. Теперь он выглядел просто горой. Пошаркав к груде хлама, старик порылся и извлёк термос.
– Мартовский взвар, – кивнул он и отвинтил крышку. – От хвори тела и духа. Даже кошкам помогает.
Эрика не совсем поняла. Взвар был мартовский, ибо месяц таков, или же его сварила некая Марта, которая и испытывала это варево на кошках. А может и то, и другое.
– Кружка есть? – спросил старик.
Эрика порылась в рюкзаке и достала походную кружку. Протянула. Тёмная, похожая на крепкий чай, жидкость полилась, воздух наполнился терпким ароматом, в носу защекотало.
Девочка осторожно сделала глоток. Взвар скользнул внутрь и от него, правда, стало теплее. Эрика прижала тамарина, уставилась на воду. Янтарная была тиха и спокойна.
– Вы знаете моего отца? – спросила Эрика, пережёвывая шоколад, ей попался с малиновой начинкой. – Он приходит к этим бочкам жечь книги.
Старик кивнул. Но больше ничего не сказал. Лишь двигал челюстями, как жерновами, перемалывая угощение, и прихлёбывал взвар. Когда же батончик закончился, гигант аккуратно расправил фантик, сложил несколько раз и спрятал в складках одежды. Эрика протянула ему ещё один. И его фантик Крампус спрятал в карман. Девочка достала пачку чипсов, разорвала, заглянула внутрь. Картофельные лепестки помялись, но не превратились в пыль. Старик взял пакет и высыпал треть себе в рот, тщательно пережёвывая и причмокивая.
Когда и чипсы закончились, он тоже сложил шуршащий пакетик себе в карман. Эрика подумала, что может весь этот валун сплошь внутри состоит из блестящих цветных шоколадных обёрток и упаковок от чипсов. И что вовсе он не детей съедает, а их подарки. Ведь какой урок от того, что тебя съели? Никакого. А если потерять что-то ценное и желанное, то есть шанс сделать правильные выводы.
А какие выводы сделала она?
Кольнуло в глазу, и Эрика поспешно отпила из кружки. Кажется, старик не врал – взвар делал хворь духа чуть слабее и менее навязчивой.
С воды потянуло холодом, и старик крепче вцепился руками в кружку. Эрика увидела, какие старые и потёртые на нем перчатки. Наверное, в них было жутко холодно.
– Как ты нашла меня в тумане? – спросил гигант, и эта фраза была непривычно длинной и сложной из всех произнесённых им.
– Я шла за вороном, а потом за Шкурой, – пожала плечами Эрика. – Шкура – это кот. Он живёт у нас дома.
– Шкура, – усмехнулся старик. – Янтарная говорила, ты вернёшься.
– Янтарная? Вы говорите с рекой?
– Слушаю. Помолчать – нелишне.
Эрика достала из кармана мятый первоцвет и кинула в реку.
– Цветы она любит, – одобрительно кивнул Крампус.
– Это не ей, – буркнула Эрика и спряталась в кружку.
– Кому же? – удивился старик.
– Моему другу, которого она забрала, – процедила Эрика, стараясь спрятать злость и обиду.
– Янтарная не забирает.
– Но Пирата забрала! – не сдержавшись, выкрикнула Эрика.
– Давно я был как ты. Мелкий, вёрткий. Ужик, что в любую дверь без ключа проскользнёт. Давно. – Крампус зашуршал фантиком ещё одной конфеты. – Бабка моя про туман говорила. Пока не развеется, проси, что хошь, вернёт, что просишь. Закрой глаза и желай, что есть духа. Козу она так свою вернула.
– Козу? – удивилась Эрика.
– Козу, – кивнул старик. – Вниз по течению. Городок Янтарный. Но много оборотов вспять. Было ей как тебе. Да и сейчас там время, что смола. А тогда и вовсе жили с земли, чтили лес и реку.
– Коза, получается, утонула? – слишком диковинно говорил старик, как из старых сказок. Да и рассказывал о чудесах, которым место лишь в этих самых сказках.
– Сгинула.
– Сгинула, – повторила Эрика.
Зловещее слово. От него мурашки идут по спине.
– Просто закрыть глаза? – недоверчиво переспросила Эрика, глядя в клочья тумана, который теперь таял слишком быстро.
– И желай, что есть духа.
Эрика зажмурилась так, что даже нос сморщился.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – шептала она.
– Только то, что воротится, – продолжал говорить старик. – Сшито из тумана. Без цвета. Не сама смерть, но касание её. Сгинувшее обретётся, а хладный след исчезнет. Как стужа отступает от тела при доброй кружке взвара.
Слова старика мешались с отчаянной мольбой Эрики и шумом воды, пока не стали эхом друг друга, пока не превратились в неделимое целое. Они утратили форму и смысл, но несли нечто большее. Может, надежду, может, веру, память о былом, пророчество о грядущем. А затем и вовсе рассеялись и превратились в туман.
Когда Эрика открыла глаза, то
