Liber Obscura. Тёмная книга, Эрика и её кошмарное приключение в двузначность - Хельга Воджик
Поколебавшись, Эрика отступила. Вытащила мешок с Ло, раскрыла. Глянула на книгу.
– Мишель была права, – Эрика сжала кулаки. – Я вижу книги и слышу их. И потому я найду её книгу. Я просто хочу услышать её и понять.
«Где мало слов, там вес они имеют», – сказала Ло словами Шекспира.
Эрика качнула головой.
– За все эти годы малым количеством не отделаться.
«Думай о смысле, а слова придут сами. Начни с начала и продолжай, пока не дойдёшь до конца[65]».
– И может, тогда мы сможем поговорить? – задумалась Эрика. – Значит, мне нужно накопить смыслы и слова. Может, и ей тоже?
«Я помогу тебе», – ответила Ло. – «Я никогда тебя не оставлю».
Эрика прикоснулась к обложке. Погладила. Поскребла ногтём отпечаток кошачьей лапы, отчего Ло зашуршала, и звук этот был похож на лёгкий галечный прибой. Наверное, книга смеялась, и потому девочка тоже улыбнулась. Закрыв в тёмную коробку и затянув шнурок на холщовом мешке, Эрика убрала Ло в рюкзак.
Всё собрано. Пора.
Поддавшись порыву, Эрика ухватила тамарина и сунула поверх книги. Вот теперь точно всё. Подойдя к клетке, девочка открыла дверцу, вытащила крыса и посадила себе за пазуху.
– Что ж, Пират, нас ждёт приключение.
Спустившись с лестницы, Эрика уже было направилась к выходу, как заметила тень: на кухне кто-то был. Выглянув из-за угла, девочка увидела отца. Одной рукой он поспешно наматывал на шею шарф, а другой держал свёрток. Тот самый.
Эрика нахмурилась, куда он мог пойти среди ночи. Мужчина тем временем накинул пальто, взял зонт-трость и вышел из дома. Дверной колокольчик предательски молчал. Эрика увидела, как его язычок связан. Надо было спешить! Она выскочила на улицу. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как отец завернул за угол. Эрика побежала за ним.
Дождь шумел так, что можно не опасаться быть услышанной, шлёпая по лужам. Часы пробили одиннадцать. Ещё никогда она не оказывалась на улице так поздно одна. Было немного жутко, но не сильно. Ведь всего в десятке метров от неё отец. Это успокаивало и волновало. Под ногами бурлила вода, омывая серый камень мостовой. Некоторые улочки были светлее от ярких витрин и не уснувших окон, тогда приходилось сбавлять шаг, увеличивать расстояние. В такие моменты Эрика страсть как боялась, что потеряет отца из вида и останется одна не понять где. Ведь признаться, она даже не подумала запоминать маршрут. Но чаще света было так мало, что силуэт мужчины смешивался с ночной тенью, и Эрика подбиралась ближе, чтобы удостовериться, что не гонится за призраком.
К шуму дождя добавилось ещё что-то. И лишь когда дома резко оборвались, а впереди разверзлась чёрная бездна, Эрика поняла, что это река. Янтарная клокотала, вбирая дождевую воду. Чёрные арки моста растворялись где-то на середине, будто ночной мрак пожирал их.
Отец исчез. Эрику охватил ужас, она сделала несколько шагов вперёд, остановилась, боясь сорваться в поток. Она стояла, не ощущая времени, пока очередная вспышка молнии не выхватила щербатые широкие ступени, ведущие вниз. Осторожно девочка спустилась по ним, оказалась на плитах набережной, что убегали в обе стороны. Очередная вспышка, ещё лестница вниз, прямо под мост, на площадку, что была почти вровень с водой. Сам мост защищал этот островок от дождя, но вспененная река подбиралась чернильной тьмой всё ближе и ближе. Под мостом было несколько бочек, какой-то мусор, кривая скамейка и тусклый свет. Серый, безжизненный, но очерчивающий предметы.
Эрика затаилась, наблюдала, как отец свернул зонт, стряхнул и приладил на спинку скамьи. Послышалась недовольная возня, мяуканье и шипение. Тогда мужчина что-то сказал, и коты, а Эрика не представляла, кто это ещё мог быть, успокоились.
Отец достал что-то из кармана, в руке у него заплясал огонёк, упал в бочку и вспыхнул. Алое пламя выхватило лицо мужчины, отразилась в линзах его очков, попробовало дотянуться до моста над собой, но тщетно. Тогда свет выплеснулся и разлился бледной сферой.
Эрика задержала дыхание, сняла рюкзак, чтобы случайно не задеть мусор и не выдать себя. Вытянула шею. Отец достал из-за пазухи свёрток. Сорвал бумагу, бросил её в бочку. Огонь жадно принял подношение. Эрика замерла. В руках отца была книга с алым сломанным крылом. Он открыл её, провёл ладонью, заскользил взглядом, перелистнул страницу, некоторое время спустя ещё одну. Эрика смотрела на отца, который вёл себя так, будто читал у камина в уютном шале, в то время как за стенами бушевала непогода. Вот только всё было не так. Он стоял ночью, перед бочкой под мостом. И небеса разверзлись над ним.
Ещё одна страница. И ещё. Рот мужчины изогнулся, брови сошлись, пальцы впились в книгу, вырвали листы, смяли, швырнули в огонь.
Часы на ратуше пробили полночь. Так громко и так отчётливо, будто находились за спиной Эрики.
Этого не могло быть. Просто не могло.
Огонь под запретом.
Отец, её отец, так бережно и трепетно относящийся к книгам, залечивающий их раны, дающий шанс всякой бульварной книжонке, с упоением и ненавистью вырывал страницы, с презрением швыряя в пламя.
И это были не просто страницы. А сложенные крылья той самой книги. Её книги. Книги, с которой всё началось.
– Не смей!
Услышала Эрика крик, запоздало понимая, что это её голос перекрывает шум ветра, дождя и реки. С удивлением обнаружив, что тело её несётся к бочке с огнём, а дух застыл и наблюдает за этим чуть свысока и издали.
– Не тронь её! – кричала девочка, вцепившись в покалеченную книгу в руках отца.
– Эрика? – выдохнул мужчина, и в глазах его теперь пылало не только пламя, но и удивление с примесью ужаса. – Что ты тут делаешь?
– Отдай! – вопила девочка, обернувшись диким зверьком, а на куртке её метался трёхлапый крыс, пища и щерясь. – Не смей!
Но мужчина не выпускал книгу из рук. Он поднял её выше, чтобы девочка не могла дотянуться, отступил и тогда та, собрав все силы, подпрыгнула, но поскользнулась, потеряла равновесие и рухнула в реку.
Мужчина вскрикнул, выронил книгу, протянул руку, но ухватил лишь пустоту. Девочка скрылась в бурлящих водах Янтарной.
За мгновение до этого дух Эрики вернулся в тело, но лишь за тем, чтобы погрузится в холодную чёрную пустоту.
«Так много воды. Так много смертей. Пора что-то менять. Опять».
«А в море том навек