Хроники Птицелова - Марина Клейн
– Не я… Девочка захотела, но я сказал, чтобы она хотя бы положила что-нибудь взамен. – Юноша отчаянно покраснел. – Нехорошо ведь вот так забирать без спроса.
– А ты сам-то кто? – поинтересовалась я.
– Я Чтец…
Я смерила его скептическим взглядом, так что он совсем смутился и пролепетал:
– Нет, не такой Чтец, как Маркус, конечно. Но я очень стараюсь… Видите ли, я не для того, чтобы мертвым… Мне надо прочесть книгу… Много книг, то есть одну. – Он совсем запутался. – Понимаете, вашего Чтеца таким сделал Ангел. А я вроде как сам. Антоний сказал, что я смогу, и у меня начало получаться. Ему очень нужен Чтец, и я им стал. Все это для того, чтобы прочитать книгу. Только чтобы ее найти, нужно прочитать много других книг. – Он тяжело вздохнул. – Это очень трудно, но я стараюсь, и у меня немного получается. Сам я ничего плохого делать не хочу. Я хочу читать книги.
– Но как можно сделать что-то плохое, читая книги? – удивилась я.
– Можно… Много плохого… Ведь надо найти и заполучить то, что нужно прочесть… Даже если не хочешь, стремление заставит тебя сотворить достаточно зла… Это ужасно, но таковы Чтецы.
– Как бы тогда люди не стали становиться Чтецами, – забеспокоилась я.
– Они не станут, – успокоил меня Юный Чтец. – Для этого нужно перейти грань. Прочитать много-много книг, и тогда откроется бесконечный путь… Чтобы по нему отправиться, придется заговорить на всех языках мира. Или на большинстве. Это очень тяжело, но иначе не получается. Чем больше книг читаешь, тем больше хочется еще и тем яснее понимаешь, что должен двигаться дальше. Постепенно рамками становится все – тема, жанр, в конце концов и язык. Чувствуешь себя как в тюрьме и делаешь все, чтобы выбраться оттуда.
– Понятно. – Я от души посочувствовала Юному Чтецу. – Хорошо, что я вовремя остановилась. После твоего рассказа мне кажется, что я была близка к тому, чтобы стать Чтецом.
После этих слов я вспомнила, как читала с тобой на кладбище и как хорошо нам было вместе, и замолчала, тая свое страдание. Но Юный Чтец, видимо, понял, потому что не стал ни о чем рассказывать. Он молча шел рядом, и в его молчании ощущалось глубокое сочувствие.
Юный Чтец довел меня до самого дома. Перед тем как уйти, он робко тронул меня за локоть и прошептал:
– Если возможно, избегайте Антония… Узнаете вы что-нибудь или нет… Он опасен, ради своей цели пойдет на что угодно… Даже если это что-то не очень-то нужно для достижения его цели. Понимаете?
– Понимаю. Спасибо. – Я помахала ему на прощание. – Ты тоже себя береги!
Бедняга виновато улыбнулся и быстрым шагом ушел прочь. Как мне было его жалко! Он понимал опасность истории, в которую ввязался, не хотел никому вредить, но не мог выпутаться из сетей коварного Птицелова.
Двор был пустынен. Я зашла в подъезд, подошла к двери своей квартиры и сразу заметила, что она не заперта на замок. Из ее глубины слышались чьи-то голоса. Мужские. Я посетовала, что моя квартира стала проходным двором, но и немного забеспокоилась. Что, если Антоний вернулся с подмогой и поджидал меня за дверью? Или это пришли другие Птицеловы, столь же коварные, и им тоже понадобился ответ на какой-то вопрос, хранящийся у Валькирии? Откуда у них всех взялись ключи от моей двери? Неужели это та девочка, которую одолела та же болезнь, что и когда-то твою сестренку, нашла среди собранных ключей и мои тоже и отдала их страждущим? Мне подумалось, что если так, то нужно обязательно встретиться с ней. Я бы попросила у нее ключи от твоей двери…
Но мяться на пороге – не дело, и я зашла – в конце концов, это мой дом.
Кто-то был в комнате Валькирии. Я направилась туда и замерла на пороге: видеть так много людей в своей обители мне давно не приходилось.
Двое в форме методично обыскивали шкафы и полки, заглядывали за мебель, поднимали занавески, ощупывали и простукивали окна и стены. Еще один, в обычных темных штанах и спортивной куртке, в нелепой кепке с чем-то вроде хохолка на затылке – хотя, может, это просто распустились нитки – стоял рядом с раскрытой тумбочкой и с задумчивым видом листал тетрадь.
Ближе всего к двери стояла моя мама, как всегда роскошно одетая и распространяющая вокруг себя упоительный аромат дорогих духов, но теперь еще и запах табачного дыма. В ее дрожащей руке была зажата длинная тонкая сигарета, и губы тоже дрожали. Она нервно притоптывала ногой, выбивая тонким каблуком причудливую дробь, и не сводила глаз с людей в форме. Рядом с ней стоял он, тоже очень напряженный.
Я потеряла дар речи, почувствовала тупую воспалительную боль в подживших шрамах, и мне захотелось разодрать их в кровь, удариться в слезы и убежать. Но это было невозможно, потому что ради нашего общего блага ты решил, что все кончено, и не захотел меня защитить. Куда же мне теперь было бежать? С другой стороны, мог ли ты знать, как все обернется?
Воспоминание о тебе, хоть и печальное, притупило боль и позволило мне взять себя в руки. Моим глазам даже удалось превратить вполне материального человека в зыбкое видение, на которое при должном желании можно было не обращать внимания.
– Привет! – поздоровалась я со всеми сразу. – Вы что-то ищете?
Двое мужчин на минуту отвлеклись от методичного обыска и с удивлением посмотрели на меня, словно это я зашла в чужую квартиру, а не они.
Он взволнованно сделал было шаг ко мне, но замешкался и вернулся на место. У мамы вырвался облегченный вздох.
– Вот и ты, наконец-то! – сказала она.
– Как будто меня не было год, – поделилась я, снова обращаясь ко всем сразу.
Двое полицейских, а это наверняка были полицейские, продолжили обшаривать вещи Валькирии. Мне это совсем не понравилось, тем более что я не услышала никаких объяснений. Но прежде чем успела сделать им замечание, ко мне подошел человек в штатском, кивнул моей матери и попросил меня присесть на диван. Я села, он устроился рядом со мной.
– Старший следователь Каимов, – представился он.
Я внимательно посмотрела на него, потом поднялась и хотела уйти. Но мама торопливо подошла, положила руку мне на плечо и с силой опустила меня обратно.
– Поговори с ним, – сказала она. – Так надо.
Этот тон мне, увы, был знаком, и пришлось смириться со своей нелегкой участью. Снова захотелось заплакать. Я подумала о том, как хорошо было бы, если бы ты был со мной, вдруг
