Город с львиным сердцем - Екатерина Звонцова
– Зан!
Ледяная хватка пронзила плечо, и он распахнул глаза. Тарантас трясло так, что ящики – и на сиденьях, и на полу – подпрыгивали и в них громко, тревожно дребезжало. Мальчик и сам подпрыгивал на сидении, а деревья за окном бешено плясали, проносясь мимо.
– Кара, что…
Звезда сияла так, что он сморщился и попытался заслониться, но его уже ухватили за руки так, что кости свело. Странное, совершенно незнакомое лицо склонилось к его лицу. Кара сказала только одно слово – едва вытолкнула его сквозь побелевшие губы:
– Волки.
Память двоих. Проклятая сила
Они разлучались всё чаще. Сколько дел было у повзрослевшего Чародея песка! Вечные бури, воскресающие драконы, бунтующие моря… В давние времена – при Ветряных и Водных, Горных и Пламенных, Костяных и Звериных чародеях – жилось проще. Мир был безопаснее, всё – налаженнее. Каждый отвечал за свои силы, каждый лишь от своих напастей защищал, а вместе они образовывали крепкое братство.
Первым погиб Пламенный, не успев завести семью, и его дар просто нашёл пристанище в Песчаном. За ним ту же ошибку в разные времена совершали прочие. Каждый раз дар выбирал чародея, наиболее близкого по силе к прежнему, пока выбирать стало не из кого. Пока в нехитрый дар Кимов повелевать песками не вплелись все другие дары.
Предки Санкти же никогда не получали ничего. Сила Звёздных чародеев – могучая, но слишком инородная для Поднебесного мира – не терпела примесей. Да и чародеями они словно не были: их дар вечно дремал в ожидании страшного. Чего-то вроде чёрных, уничтожающих целые галактики по малейшей прихоти. Тайная сила, тайное оружие.
– Если на нас нападут чёрные, ты нас не защитишь. И вот тогда я заставлю все эти звёзды вспыхнуть. – Так сказал Санкти однажды, когда подростками они в шутку спорили о том, кто сильнее. Три звёздочки тогда появились у него на щеке, впервые затронув лицо.
– Вспыхнуть и… – не понимал Ширкух.
– И уничтожить один или два легиона. Остальные, скорее всего, отступят.
Звучало хорошо: чёрные… о, непредсказуемые существа и кошмар всей вселенной. Никто ничего не знал о них, кроме одной вещи: даже остальной небесный народ побаивается их, пытается истреблять и останавливать, но нередко проигрывает сражения. Чёрные просто обрушивались – и разрушали, стирали очередной мир. И конечно, Санкти, Ширкух и их собратья боялись: вдруг однажды мерзкому небесному воинству приглянется их планета?
– А ты? – тихо спросил Ширкух, запоздало кое-что поняв. – Ты же останешься без силы дальше?
– Накоплю новую. Или… – Санкти не оборачивался. Напряжённо смотрел в окно.
– Или… – настойчиво повторил Ширкух, подходя ближе.
Санкти на него упрямо не глядел; только волосы его слабо дрожали от сквозняка.
– В общем-то, в таких случаях мы… когда такое случалось с прежними чародеями, в сражениях с другими врагами… сила переходила в их детей. У меня пока нет детей, так что я только надеюсь, что на нас не нападут. Они вообще редко нападают…
Он недоговаривал, Ширкух видел. Недоговаривал, потому что просто врать не любил. Что?.. Ширкух всё же сделал это: за плечи развернул Санкти к себе, пристально посмотрел в глаза. В расширенные, почти пустые глаза без страха. Хотел убедиться.
– Вы умираете, выплеснув всю магию? – выдохнул он, и в нём вспыхнула ярость.
Санкти как-то виновато улыбнулся: крика он всегда боялся. Но сейчас даже головы не потупил, только прикусил губы, белые-белые. И всё равно они дрожали. Шепнул:
– Ты не знал? Мы не рассчитаны больше чем на одну такую битву, Шир. Мы…
«Не рассчитаны». Ему казалось, «не рассчитаны» говорят о вещах. О мечах, ломающихся о слишком твёрдую броню, о лодках, тонущих со слишком тяжёлым грузом, об удочках, не удерживающих слишком больших рыб. О людях так нельзя. Нет?
– Я сам смогу победить чёрных, пусть только сунутся! – выпалил он, мотнув головой.
Санкти внимательно, грустно, как на капризничающего малыша, смотрел поверх очков и по-прежнему улыбался. Он явно хотел покачать головой и сказать, что это невозможно, что во всех книгах написано: чёрным ничего не страшно, кроме звёздного света, и много ещё во вселенной других злых тварей… но этого не хотелось слышать. Ширкух горячо повторил:
– Пусть только сунутся! Понятно?
Санкти смотрел взросло, неверяще, но Ширкух не отводил взгляда. Только руки, спохватившись, опустил – слишком ведь сжимал худые, угловатые плечи, которые и так ссутулили простые слова «мы не рассчитаны».
– Извини. Ты просто верь мне, ладно? Я ведь не брошу. Я… друзей не бросаю.
И тогда Санкти перестал улыбаться, зато улыбка отразилась в глазах за стёклами. Поверил? Этого было не понять, но…
– А я научусь тратить энергию понемногу. Выплёскивать её, как ты. Так ведь тоже наверняка возможно. И мы будем сражаться вместе. И тогда победим.
Поверил. Как верил всегда. В ту минуту Ширкуху остро захотелось обнять его как можно крепче и шепнуть: «Мы победим кого угодно, ты и я, и я никогда тебя не брошу».
Но он не посмел.
9. Погоня
Поначалу, оставшись в тарантасе, он только кидался то к одной, то к другой коробке, ловил их и заталкивал под сидение, или прижимал к стенке, или выхватывал из распахивающихся крышек падающие свёртки. Его швыряло туда-сюда до лязга челюстей; он не мог даже высунуться и только слушал – слушал дикий вой, слушал, как на крыше Кара топает и прыгает, обрушивая удары клинка, слушал, как дядюшка Рибл погоняет лошадей:
– Ну, милые! Вывозите!
Рика тоже что-то кричала, но её слов было не разобрать.
Мальчик впервые увидел их, когда очередной зверь ринулся прямо на дверцу и от мощного удара защёлка сломалась, – оскаленная, заросшая шерстью морда мелькнула в треснувшем стекле. Прыгнув во второй раз и уже не встретив препятствия, волк с рыком вгрызся в обивку сидения. На мальчика уставились пылающие глаза; их свечение напомнило блеск глаза Харэза… с одной разницей: в них не было ничего, кроме безудержного голода. Мальчик закричал и ударил по морде ногой. Лапы, царапавшие пол, соскользнули, волк упал. В это мгновение удалось увидеть и других.
Наверное, они бежали со всех сторон, взяв тарантас в кольцо, подобное водам Горького моря, но мальчик мог рассмотреть только кусок этого кольца. Там, где болталась и грохала дверца, бежало не меньше дюжины животных. Не все взрослые: там и тут мелькали волчата, но и они рычали, выли, не уступали отцам и матерям в быстроте. Ещё один волк прыгнул, но прямо в прыжке лишился головы: свистнула мерцающая молочным светом сталь.
– На тебе! – проорала Кара, которую мальчик сейчас не видел. – И тебе! – Видимо, она ударила ещё одного. – Зан, закрой дверцу!
– Не закрывается! – Мальчик шарахнулся назад: в его сторону вновь лязгнули зубы.
Падая, он подхватил и оттолкнул ехавшую к проёму коробку; вторую остановил уже с трудом, разбив локоть.
– Так держи! – Дверцу подтолкнули к нему, и он успел схватиться за внутреннюю ручку до того, как створка рванулась обратно. Пальцы сжались, вторая рука упёрлась в потолок. Снова тряхнуло, и ближняя коробка ударила под колено. Кара снаружи продолжала рубиться, и больше всего он боялся теперь, что она упадёт.
Ещё один волк прыгнул на тарантас. Мальчик удержал дверь, но стекло вылетело и осыпало его осколками. Он остался неподвижен, мечтая окаменеть. То, как он сейчас полусидел-полустоял, не давало коробкам падать, и они только ездили, стукаясь и дребезжа.
Лошади заходились тревожным ржанием. Когда в какой-то момент одна особенно громко взвизгнула, топот на крыше прекратился. Мальчик с колотящимся сердцем извернулся и высунулся в окно. Теперь он видел, что Кара на козлах. Две другие фигуры, кажется, были рядом, и у Рики в руке что-то блестело. Присмотревшись, мальчик понял: это побагровевший от крови разбойничий нож. Видимо, пока не появилась звезда, она защищала лошадей.
– Но-о! – Свистнула плеть, и тарантас опять затрясло. На повороте мальчика швырнуло на дверцу, она открылась, и он почти повис, пытаясь втянуться обратно. За ним ехали дребезжащие ящики, одной ногой он заталкивал их назад. Он едва сознавал, что
