Город с львиным сердцем - Екатерина Звонцова

Екатерина Звонцова

Город с львиным сердцем

© Екатерина Звонцова, текст, карта, 2024

© ООО «ИД „Теория невероятности“», 2024

* * *

Сказочнице Наталье, приоткрывшей мне эту дверь

Пролог

Что-то разбудило их – а ведь столько минуло со дня, когда в Долину пришёл песок и уничтожил её. Что-то подняло их, объединило и толкнуло в путь; пожелало, чтобы было так – и никак иначе. Может, ветры, пустоликие беспокойные странники, несущие с собой то лепестки лаванды, то прах и пепел сгоревших жизней? Может, шёпот Трёх морей, ластящихся к каменистым побережьям? Может, тот, кто подарил свет древнему и лукавому Небесному народу, а ныне правит Городом, утонувшим в диких красных розах?

Решилось это без меня, и я не роптал.

Я хорошо помню, как впервые заметил их идущими по моему невидимому следу. Я даже почти удивился, а ведь меня трудно удивить. Слишком многие шли ко мне, многих я повидал и многих умертвил, когда они меня разочаровали. Жалкие люди, жалкие горести, страхи, желания. На такие скучно тратить силы.

Трое действительно искали меня, у каждого была своя в том нужда. Четвёртый не искал ничего, вряд ли вообще он хоть раз просил совета или помощи. Но он тоже был с ними – окутанный мрачными чёрно-золотыми одеждами, ехал на вороном верблюде и вёз поочерёдно каждого из спутников, когда ноги у кого-нибудь из них подгибались. Думаю, он посадил бы в широкое бархатное седло их всех, а сам спустился бы. Но нравное животное, стоило хозяину спешиться, сразу ложилось на брюхо, нагло щурилось и шлёпало губами, словно гримасничая и дразнясь. Верблюда нужно было погонять – тогда он фыркал, недовольно плевался, но шёл дальше. Тихо позвякивали золотые браслеты на длинных мохнатых ногах, вздымавших облачка раскалённой красноватой пыли. Шаг. Шорох. Шелест. Шаг… А ветер снова нёс прах, но путники его не замечали.

Да, это был караван, если можно назвать караваном процессию всего с одним вьючным животным. И паломничество, если можно назвать паломничеством путешествие существ, которые давно умерли внутри и опасаются во что-либо верить.

Четверо день за днём преодолевали бескрайнюю красную пустыню под сухим, тоже бескрайним небом. Веснушчатый мальчик с выгоревшими кудрявыми волосами молчал. Девочка с исполосованным шрамами лицом сердилась. Белая женщина смеялась и подбадривала всех. А мужчина в чёрном просто смотрел вдаль. Его единственный зрячий глаз мерцал желтоватым бликом Невидимого светила.

Я ждал. Они разыщут меня – такие всегда разыскивают, я знал. Как бы я ни запутывал следы, мужчина в чёрном не обманется, прочие же… с ними и того сложнее. У них были зоркие сердца, а желания их не были жалкими.

В ожидании я вынул из кармана песочные часы и старый компас – он не показывает путь, но показывает, где путь когда-то начался. В середине моего компаса – Пустыня Мёртвых городов, а окружает её синее Незрячее море, и голубое Светлое, и почти чёрное Горькое, и воды их никогда не смешиваются. Вдоль берегов чайками угнездились Пять Непомнящих столиц. Да, ни одна из них уже не помнит, столицей чего была, потому что всё это лежит под песком. И ни у одной нет более имени, поэтому мне проще звать их по цифрам. От единицы до пятёрки. Когда я потряс компас наподобие того, как младенец трясёт свою погремушку, цифры не отозвались. Маленькая точка зажглась не подле них, а в са́мой сердцевине бесплодных земель. Вот как? Впрочем, я мог бы и догадаться.

И я вернулся туда, где всё началось. Перевернул часы. Песок посыпался сквозь узкую воронку. Из него складывался узор прошлого. Чужого. Моего. Нашего.

1. Мальчик и звезда

Он был первым – веснушчатый мальчишка со светлыми, в рыжину, вихрами и любопытным карим взглядом. Тощий, долговязый, одетый в перепоясанную кожаной тесёмкой рубашку и штаны до колен. Босой и весь засыпанный песком. Голова его покоилась на коленях у Белой женщины, которая была второй. И он метался, потому что видел дурной сон, если только можно назвать дурным сном правду. Мальчишка видел, как задыхается город, чьей душой он рождён, – Город-на-Холмах. Прежде у него было другое, красивое имя, но из памяти оно стёрлось; было и иное тело, но оно не выдержало. Мальчишка не знал, почему всё произошло, и уже очень долго смотрел на это, силясь или понять, или ослепнуть.

Беда началась с резных листьев пальм, которые неуловимо затрепетали в заурядный душный полдень. Тогда всем показалось, что сейчас в город принесёт немного ветерка из Ширгу, Грозового графства, а может, оно расщедрится и на дождь. Небо как раз хмурилось, теряя привычную серебристую лазурь, и Невидимое светило едва сияло. Тучи сгущались. Они стали совсем плотными и рыхлыми к обеденному времени.

Да, да, будет дождь, сегодня будет дождь!

Так сказали даже по городской радиостанции, которая никогда не ошибалась.

Тогда женщины стали убирать с балконов зонтики, которыми укрывали от зноя клубнику, мяту и цветы, а дети – складывать из листов учебников лодки, чтобы, когда дождь пройдёт, пустить в ручейки – вдруг доплывут до моря? Почтенные клерки в конторах и торговцы в лавках повынимали из служебных гардеробов сапоги, желая добраться домой с сухими ногами. А старушки достали из дальних шкафов корзины с пряжей и попросили внуков передвинуть кресла-качалки к окнам.

Все ждали дождя. Но вместо дождя пришла песчаная буря.

Под мрачным почерневшим небом она вдруг, после похожей на молнию вспышки, обрушилась со всех сторон разом, преодолела городские стены и начала грузной лавиной переваливать через них своё богатство. Песок сыпался на мостовые, где должны были быть лужи для клерков, в прокопанные и утрамбованные канальцы вдоль улиц, где обычно пускали кораблики дети, на цветочно-клубнично-мятные балконы хозяек и в дымоходы домов, где собирались вязать старушки. Песок был повсюду. Он не кончался.

Последнее, что успели передать с радиобашни, прежде чем самум сломал её антенный шпиль, было: «Все города Песчаной долины уже засыпаны полностью, их радиостанции молчат». Слова эти – «радиостанции молчат» – и стали тем, после чего люди бросили откапывать свои заваленные двери. Большинство просто сели по диванам, обнявшись и зажмурившись. Иные же, найдя крючья покрепче, привязали туда верёвки и забрались на стулья. Потому что радиостанции Песчаной долины, где смыкались Пять графств, имевших своей серединой Город-на-Холмах, никогда не молчали, даже ночью изливая в небо музыку или таинственное бормотание читаемых вслух книг. Никогда не молчали.

Ещё по радио успели передать, что песок, как казалось учёным (пока они ещё были живы, им вроде бы так казалось), идёт с краёв Долины, накрывая её, как огромная крышка могла бы накрыть кастрюлю, – поднимается из-под фундамента Обережной стены. Ведь вся долина стояла когда-то именно на песке, и от него она оставила себе имя, засадив бесплодную землю садами и испещрив колодцами. Теперь песок возвращался.

Город-на-Холмах стал последним из заживо похороненных, и его не спас тот, кто спасал всегда. Не откликнулся, хотя золотые ракеты пустили, уже когда упали первые песчинки. Ракеты сверкали, взрывались, кричали десятком голосов. Но тот, кого ждали, не явился.

Когда всё закончилось, всё-таки пошёл дождь – самый настоящий ливень, на который тут и не надеялись. Потоки его точно донесли бы кораблики до моря, а старушки за время этой непогоды связали бы целые шарфы, а то и свитера. Но дождя уже некому было ждать, некому было встречать его и радоваться или досадовать. Город исчез. А мальчишка – его ослабшая, едва живая душа – шёл по размокшему песку, оставляя цепочку неглубоких следов. Кричал и звал:

«Кто-нибудь! Хоть кто-нибудь!»

Потом охрип, закашлялся, замолчал. Понуро брёл, глядя под ноги, ещё какое-то время и наконец упал навзничь, задохнулся от слёз. Дождь лил, песок становился всё