Из глубин - Вера Викторовна Камша
Следующим ходом осознавшего практическую пользу науки Франциска стало причисление к оной изящной словесности. Официальные биографии объясняют это глубоким чувством, которое великий король питал к своей покойной супруге. Якобы рыцарский обычай воспевания возлюбленных в стихах и романсах навел Франциска сперва на мысль о необходимости сохранить для потомства лучшие произведения подобного рода, а затем и о возвращении преданных под давлением церкви забвению древних шедевров. Результатом стало королевское поручение о переводе на современный язык лучших гальтарских и раннеимперских литераторов. Скептики, однако, отмечают, что бóльшая часть возвращенных волею короля произведений древних авторов по странному совпадению носит откровенно антигайифский и антиэсператистский характер. Достаточно сказать, что начал Франциск с запрещенного во время церковно-гайифского диктата Иссерциала. Как бы то ни было, теория и история изящной словесности заняли почетное место среди описательных наук. И надо ли говорить, что труды Палаты хронистов были также переведены на талиг, «очищены от позднейших искажений» и… подправлены в угоду уже Франциску.
Заметим, что при Олларе разделение на прикладные (читай, полезные для практической деятельности) и умозрительные дисциплины стало жестче. Некоторые предметы почитались более полезными и овладение ими всячески поощрялось, другие находились в упадке и немилости, хотя при желании можно было освоить и их. Особенно не повезло прикладной магии, которая при полном согласии Фелипе Рафиано была объявлена шарлатанством и изъята из списка университетских дисциплин[67].
Плата за обучение на первом курсе была символической, на старших – более высокой, но все-таки не запредельной. К тому же существовали стипендии, учрежденные как заинтересованными торговыми домами, так и аристократами, среди которых были и любимцы Франциска, но не сам король, поскольку учебные заведения и так числились королевскими. Стипендиаты учились словно бы «в долг», который по окончании обучения отдавали либо службой, либо, при желании оставить таковую, деньгами.
Освоившие лишь первый курс ученики легко получали места чиновников низшего звена, а перед прошедшими обучение до конца открывались широкие перспективы. Заверенный университетской печатью диплом о том, что имярек освоил тот или иной курс, давал как право на вступление в соответствующую гильдию, так и серьезные преимущества при соискании места на государственной службе. При желании выпускник Университета мог попытаться получить и ученую степень магистра избранной им науки. Для этого существовала особая процедура с публичным докладом соискателя, обсуждением оного признанными авторитетами и последующим голосованием, а в случае успеха – банкетом за счет свежеиспеченного сьентифика. Ученая степень давала право преподавать во все тех же учебных заведениях, к чему, однако, стремились отнюдь не все. Сотрудничество и обмен студентами с соседними державами не практиковались из-за напряженных международных отношений, к тому же Школы высших наук берегли свои секреты. Следует упомянуть, что Кэналлоа самостоятельно обеспечивала себя и Марикьяру образованными людьми, но этим и ограничивалась. Выпускники кэналлийских учебных заведений как правило оставались в родных краях, а ученые предпочитали общению с талигойскими коллегами сотрудничество с морисками.
Отдельно следует отметить учреждение Франциском такого заведения, как Королевская школа оруженосцев. Впрочем, это, опять-таки, относится к политике и будет рассмотрено в отдельной статье. Определенный интерес представляет и марикьярский Дом у Двух Маяков, ставший прообразом возникших позднее талигойских военных и морских школ. Представители марикьярской аристократии проходили домашнее – и при этом очень суровое – обучение. Не столь родовитые мальчики в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет могли пройти особую проверку. Тех, кто признавался слышащим так называемый «зов моря», ручатели приводили в Дом у Двух Маяков, где будущих моряков четыре года обучали тому же, что и юных аристократов, после чего молодые люди поступали на корабли и их дальнейшая судьба зависела от личных качеств и удачи.
Заметим, что примерно в то же время (и даже немногим раньше) морские школы возникли и в Дриксен, в прочих же странах Золотых Земель продолжала практиковаться традиционная персональная выучка «от юнги до капитана».
Реформы Эразма Колиньяра
Система Франциска просуществовала до 174 года К.С., когда возглавлявший Академию Эразм Колиньяр (120–199 К.С.) убедил Фердинанда Первого (оставшегося в истории королем, заключившим первый Золотой Договор) согласиться на предложенные им реформы.
Наследник герцога Альберта Колиньяра отказался от титула в пользу младшего брата и посвятил себя науке, став одним из самых известных золотоземельских математиков[68]. При этом Эразм отнюдь не являлся витающим в облаках умником, хватка у молодого сьентифика была фамильной, да и связи имелись. Неудивительно, что в тридцать шесть лет он получил академическую мантию, а в сорок пять был назначен ректором Королевской Академии.
К моменту вступления Колиньяра в должность ситуация как в самом Талиге, так и вокруг него была более или менее стабильной. Королевский университет и провинциальные Школы высших наук исправно выпускали будущих чиновников, менторов, врачей, законников, механиков и прочих нужных Талигу грамотеев, а вот организация науки оставляла желать лучшего. Новый ректор не без основания счел, что почтенные академики берут гораздо больше, чем дают, и к тому же загораживают дорогу молодым сьентификам, особенно если у тех не имеется высоких покровителей. Королевская Академия, по мнению Эразма Колиньяра, превратилась в «омут с лежащими неподвижно в теплой воде и едва шевелящими плавниками старыми сомами, пожирающими заплывающих в их владения чужаков». Кроме того, на редкость работоспособный Колиньяр понял, что даже он не успевает разобраться с поступающей к нему из Академии и учебных заведений отчетностью, что неминуемо влечет за собой злоупотребления нижестоящих.
Невозможность выкраивать время на занятия любимой математикой настроило ректора на решительный лад, а близость к трону и поддержка могущественных родственников позволили преодолеть сопротивление вставших на защиту своего «омута» сьентификов. В итоге королю была представлена и получила высочайшее одобрение следующая схема.
Формальным главой Королевской академии, Королевского университета и королевских Школ высших наук, количество и статус которых могли меняться, по-прежнему являлся король. Фактическим руководителем Королевской академии и Королевского университета становился назначаемый королем Первый
