Из глубин - Вера Викторовна Камша
– Ее высочество и хозяин Круга следуют за его величеством!
Ричард поклонился вдовствующей принцессе, и та оперлась о его руку. Им предстояло обойти почти весь дворец: шествие анакса и эориев из Тронного зала в Пиршественный было еще одной древней традицией. В Гальтаре гнездо анаксов опоясывали четыре перетекающие одна в другую галереи, но кабитэльские и олларовские зодчие строили иначе.
– Повелитель Волн и Повелитель Молний следуют за его величеством!
Бедный Иноходец, заполучить в спутники Придда! Уж лучше Дейерс с его лютней, чем эта лживая ледяная физиономия. И ведь никуда не денешься – «Четверых Один призвал», и одним из этих Четверых является Спрут! Теперь Ричард был почти рад, что Катарина Ариго отклонила приглашение сюзерена. Хозяин Круга на Большом приеме сопровождает сюзерена, а Валентин и Рокслей, пользуясь случаем, навязали бы Катари свое общество. Не потому ли ее величество предпочла остаться в своих апартаментах?
Катарина никого не принимала, но Дикон не поехал к Марианне, хотя воспоминания о золотом будуаре и кружили голову, а баронесса прислала «отважному другу» два очень милых письма. Дикон не ответил: истинная любовь с визитами к куртизанке несовместна. Теперь к Капуль-Гизайлям зачастил Удо, ну и пусть! Сердце графа Гонта свободно, и лучше в постели красавицы будет он, чем Придд или даже Рокслей. Марианна не может не быть оскорблена пренебрежением Повелителя Скал, она наверняка расскажет новому любовнику и то, что было, и то, чего не было. Ничего, дальше Удо не пойдет…
Левая нога внезапно встретила пустоту, и юноша удержался на ногах лишь благодаря Матильде. И как он только забыл о ступеньке меж Охотничьей прихожей и Фонтанным залом?!
– Ваше высочество, – пробормотал Дикон, – прошу меня простить.
– Ерунда, – пальцы принцессы с силой сжали локоть спутника, – но под ноги глядеть не забывай. Особенно когда с девицами гулять станешь.
С девицами? Зачем ему девицы? Но ее высочество этого не знает. Окделлы любят только раз, как лебеди из сонета Веннена. Он нашел свою любовь, и это навеки.
– Его величество вступил в Охотничью галерею. Ее высочество и хозяин Круга следуют за ним!
Игра сумерек и свечей превращали вытканные леса в живые. Меж золотых деревьев неслись, спасая свою жизнь, олени и кабаны, за ними летели блестящие кавалькады. Реяли плащи всадников и конские гривы, трубили рога, раскрывали пасти гончие. Вечная погоня сквозь неистовую осень, остановленная мастерством ткачей.
Сюзерен легко и гордо шагал мимо старинных шпалер, и за его спиной блестел кинжал Борраска. Как он попал в руки Спрутов? Когда? Слуги Приддов честнее кэналлийцев, они сохранили вверенные им сокровища, а как был бы рад Альдо, получив гальтарские летописи! Кинжал одного из великих домов ничто перед мечом Раканов, а в старинных манускриптах могли отыскаться ответы на многие вопросы.
Ричард не сомневался, что среди исчезнувших книг был и труд Павсания, которым так кичится Валентин. У Ворона имелись и более редкие фолианты, в каком-то из них могла быть и полная песнь Четверых. Сюзерен знает ее по-гальтарски, но всю ли?
2
Робер воет на луну, Дикон ловит ворон, единственный внук одурел, как кобель во время гона, а за спиной копошится стая ызаргов. Красота!
Ее высочество вдовствующая принцесса старалась не смотреть на спину внука. Еще утром хотелось орать, спорить, ругаться последними словами, а сейчас остались лишь усталость и отупение. Так было после смерти Эрнани и Иды. Анэсти рыдал, молился, хватался за сердце, упрекая ее в бесчувственности, а она смотрела в окно и пила. Пока Пакетта не принесла спящего Альдо. Сейчас ей никого не принесут.
– Ваше высочество, – Дикон изо всех сил пытался быть кавалером, – как вы находите эти шпалеры?
Никак, но о ковриках говорить лучше, чем о погоде. А о погоде лучше, чем о кровавых ошметках на нохских камнях и довольной улыбке внука. Айнсмеллер был мерзостью, тварью, выродком, Альдо это знал и этим пользовался, а потом бросил вешателя толпе. В подарок.
– Их ткали по эскизам Бонди, – объяснял спутник, – это был великий художник.
– Рисовать он и впрямь умел, – поспешила согласиться Матильда, – а вот всадник из него никакой, иначе б поводья не провисали. Хорошо, когда конь мягкоуздый, но будет скверно, если он споткнется, а всадник не успеет поймать его поводом… Как твой жеребец, кстати?
– Его сразу домой увели, – лицо мальчишки стало озабоченным. – Алмаза нельзя трогать неделю, не меньше, хорошо, что у меня есть еще один, Повелитель не может ездить на кобыле.
– Какую неделю?! Рот порвал, считай, конь неверховой самое малое год. Это если вообще восстановится, так что запасного тебе всяко покупать. Только пусть сперва Эпинэ глянет.
– Я разбираюсь в лошадях, – набычился Дикон, – просто хорошего линарца так сразу не найти.
– Не в породе счастье. – Оно в молодости и в глупости, но Ричарду этого не понять еще лет тридцать. Это ж надо было такого, да в цивильные коменданты! – Мне в Алати жеребчик подвернулся – урод уродом. Жирный, башка баранья, круп свислый, а сам хитрый, как сто гоганов. Но это мой конь! Понимаешь, мой! Я за Бочку четырех линарцев не возьму. Конь первым делом – друг, потом – крылья, а линарцы твои что? Подставки под задницу! Ты сегодняшних кляч видел? Отворотясь не насмотришься, только у Робера и Придда кони как кони.
– Не люблю серых, – вскинулся Ричард, – они кажутся грязными.
– Придда ты не любишь, – не выдержала принцесса, – и немудрено. Только не любить тоже нужно уметь. Спрут тебе не по зубам – значит, не замечай. Нет его, и все!
– Он врет! – Почему у одних от волнения краснеет все лицо, а у других – только щеки или уши? – Я его мог убить, но пощадил. Валентин ударил меня предательски!
– Но ты пропустил удар.
И она пропустила. Не ждала, не понимала, не видела, не хотела видеть, а ведь раньше голову под крыло не прятала…
– Наш спор с герцогом Приддом рассудит шпага, – выпалил Дик и сам испугался. – Только не сейчас… Я помню про эдикт.
– Вот и помни.
Со Спрутом и в самом деле не все просто. Мутный он какой-то, хотя с чего ему прозрачным-то быть? Душу надо застегивать, тогда в нее не плюнут. И не влезут с ногами.
Внук замедлил шаг, тряхнул светлыми волосами, обтянутое белым сукном плечо дернулось – явно хотел поправить корону, но сдержался. Кто его всему этому научил? Не Анэсти, тот как жил капустным слизнем, так и умер, не слезая с агарисского кочана.
– Ваше высочество, осторожней, – захлопотал Дикон, – здесь ступени.
