Из глубин - Вера Викторовна Камша
– Ты сперва первый переживи, – напомнил Иноходец. – Утром горожанам подарки раздают, а вечером – Большой прием, после него нам небо точно со сковородку покажется.
– Прием как-нибудь переживем, а для подарков у нас есть целый цивильный комендант, – Гонт-Борн вгляделся в толпу и скривил губу. – Предлагаю сбежать. Повелитель Волн – сейчас это выше моих сил. Да еще с Берхаймом.
– Бежим, – согласился Робер. – Спрут Иноходцу не друг, а заодно в Охотничий зал заглянем.
– По «Золотой охоте» соскучился? Я тоже… – лицо Дугласа стало растерянным. – Закатные твари, мы же вернулись домой, а будто не дома!
Вернулись, но как и с кем? Если б только можно было сказать правду, только Удо никогда не простит Олларам Карла и Рихарда. Вот Дуглас, тот наверняка поймет, но сперва нужно дождаться Реджинальда.
2
– Господа, разрешите вас поздравить с великим днем, – бородатый Сарассан и с ним еще не дорвавшийся до столов Ванаг заступили путь. Обойти их, не отпихнув дряхлого кавалерийского генерала и агарийского посла, было невозможно.
– Мы вас тоже поздравляем, – вежливо произнес Эпинэ. Сколько сегодня проглотит Ванаг? Сколько этот «владелец островов у Хексберг» вообще проглотит?
– Я предвидел, что этот день наступит. Помните, я говорил вам об этом в Агарисе, – пошел в атаку обжора. – Я никогда не сомневался в нашем Альдо!
Было время, Робер тоже не сомневался. Ни в своей правоте, ни в том, что Альдо Ракан – его друг, а он сам – друг Альдо Ракана.
– Эпинэ, – кустистые брови Сарассана поднялись вверх, – что с вами?
– Дела военные, – пришел на помощь Дуглас. – Из Придды пришли тревожные вести.
– Но мы не должны складывать оружие, – затряс знаменитой бородой Сарассан, во время пира в нее наверняка набьются крошки. – Я говорил и буду говорить о том, что против Талигойи существует заговор.
Существует. И только благодаря этому заговору ты здесь. А заговор нужно вышибать заговором.
– Дорогой Сарассан, – приосанился Иноходец, – мы вернулись домой навсегда. Главные беды в прошлом.
– Это вы вернулись, – дернул усом Ванаг. – Но Придда и Марагона все еще стонут под пятой захватчиков. Мои родовые земли…
– Придет и их черед, – перебил проглота Удо. – Весной все будет кончено.
Только не так, как хочется Ванагу. Не видать ему никаких островов. А островам, к счастью для них, не видать «законного владельца».
– Граф Гонт, – колыхнул бородой разоблачитель великого заговора, – вы слишком доверчивы и простодушны. Достаточно вспомнить «Анналы», в которых…
Как хорошо все эти болтуны запомнили, что Удо стал Гонтом, а Оллария – Раканой, и как же быстро они слетелись, сползлись, повылезали из своих нор!
– …уничтожить Талигойю, несущую в себе зерно истинной, высокой духовности, – бубнил Сарассан. – Для этого две тысячи двести двадцать четыре года назад был составлен заговор…
Игнас был способен вещать часами, но у Ванага были куда более важные дела.
– Я не стану настаивать на возвращении мне моих островов, – пророкотал обжора, оттесняя приятеля, – и на сносе возведенных без моего согласия фортов, но я рассчитываю на возмещение понесенных убытков.
– За четыреста лет? – ухмыльнулся Темплтон.
– За триста девяносто семь, – Ванаг не шутил, он просто не умел шутить, – из учета обычного гайифского[66] процента.
– А почему не гоганского? – не утерпел Робер. – Гоганский процент выгодней.
– Да? – живо заинтересовался владелец островов. – Но ведь он не фиксируется, в отличие от гайифского.
– А вы посоветуйтесь с вашим ростовщиком, – посоветовал Удо, – когда будете отдавать ему деньги. Если будете, разумеется.
– И все же вы недооцениваете угрозу, – Сарассан не собирался слушать про проценты за острова, у него была своя песня. – Друзья мои, вы еще так молоды! Вы не задумываетесь, кто веками жил с нами бок о бок, подтачивая сами устои существования Талигойи, я же этому посвятил всю жизнь.
Чему? Подтачиванию? Не ты один. Все мы в меру сил грызли чужой ствол, но перегрызли его не агарисские проглоты, а Люра с гоганами.
– Если вы читали мои труды, – не отставал борец со вселенским злом, – то вы должны помнить Франимские поучения.
– Увы, нет, – едва не взвыл Робер. – Я – человек военный, история и философия мне непонятны.
– Я пришлю вам свои «Комментарии к Антинахию», – пообещал Сарассан. – Маршал Талигойи должен знать, с какими врагами ему предстоит иметь дело.
– Он знает, – заверил Борн-Гонт, хватая Эпинэ под локоть.
– Нет, – поднял палец Сарассан, – вы не можете знать всей широты заговора. Мы смеемся, разговариваем, пьем за победу, а среди нас снуют враги. Они ловят каждый наш вздох и ждут своего часа, чтобы ударить.
Один, по крайней мере, точно снует и ждет, и этот один – Первый маршал Талигойи собственной персоной.
– Господа, – возвестил вынырнувший из Морисской галереи Арчибальд Берхайм, – пока мы ждем его величество и ее высочество, нас осчастливит своей новой балладой барон Дейерс. Она написана к сегодняшнему дню, и мы будем первыми, не считая вдохновлявшего барона гения, кто услышит эту вещь.
Многосмертный Дейерс с лютней наперевес вылез вперед. Он был по-прежнему уныл, но сменил потрепанный камзол на роскошный придворный туалет. Барон щипнул струны и объявил:
– «Песнь Победителя».
Робер возвел очи горе́. На потолке золотоволосый охотник обнимал юную поселянку. Им было хорошо, они не слушали Дейерса.
Вот и свершился миг великий, –
затянул менестрель, –
Стряхнули мы ярмо оков,
Я слышу радостные крики,
Но в них вплелись стенанья вдов…
Эта баллада была новой. И тухлой, как прошлогоднее яйцо, потому что барон, по своему обыкновению, очередной раз обезглавливался, вешался и изгонялся на пару со всеми спасителями отечества. Начал он, как водится, с Эктора Придда и Эрнани, затем пришел черед Окделлов.
Я помню, как великий Алан, –
выл Дейерс, –
Сразил предателя клинком,
С ним вместе кровь моя стекала
На плаху рядом с топором.
Реджинальд уже в Надоре, праздники виконт встретит с родными, а завтра или послезавтра отправится к Савиньяку. Значит, через месяц придет ответ. Может, и раньше, но лучше просчитаться в хорошую сторону, чем в плохую. Месяц он выдержит, месяц – это недолго.
Я видел очи Карлиона,
Стоящего пред палачом,
Я с ним одною цепью скован
И не могу взмахнуть мечом.
Конечно, не можешь! Разве взмахнешь мечом, когда ты связан по рукам и ногам и висишь вверх ногами? Мечом, секирой, шпагой, оглоблей и метлой сподручно махать в изгнании, но в изгнании барон оружием не баловался, предпочитая оплакивать стонущую под ярмом родину издалека и над бутылкой.
Я вздрогнул,
