Из глубин - Вера Викторовна Камша
– Ложь, – серый хвост метнулся навстречу алому росчерку. – Ты предаешь память отца!
– Это вы загрызли отца, – тряхнула рубинами Айрис. – Вы и никто другой!
– Замолчите! – щеки Мирабеллы медленно багровели, и это было страшно. – Замолчите или я за себя не ручаюсь.
– Вы и меня отравите, как Бьянко? – грудь Айрис судорожно вздымалась. – Или потребуете от Альдо, чтоб он меня повесил? Как матереубийцу? Только я больше не ваша, слышите?! Не ваша!!!
– Кузина… – Эйвон опрокинул кубок, кислая дрянь расплылась по дряхлой скатерти. – Айрис… Сегодня такой день… Зачем…
– Создатель велит прощать зло, причиненное невольно, – забубнил отец Маттео и для убедительности перешел на гальтарский, – кланниме!
Святая Октавия, они же сейчас друг другу в глотки вцепятся! Луиза подняла упавший кубок:
– Сударыня, о гибели вашего достойного супруга на линии ваша дочь узнала от герцога Эпинэ. Его старший брат Мишель был свидетелем со стороны вашего супруга.
– Эрэа, – торопливо произнес Эйвон, хватаясь за кувшин, – прошу всех выпить за жениха нашей Айрис. Здоровье Первого маршала Талигойи Робера Эпинэ, где бы он сейчас ни находился! Да пребудет с ним наше благословение и наша любовь!
Глава 5
ТАЛИГОЙЯ. РАКАНА (б. ОЛЛАРИЯ)
399 год К.С. 24-й день Осенних Молний
1
Малый прием только начинался. Альдо, Матильда и хозяин Круга еще не выходили, и на растерзание затопившей дворец своре были отданы Повелитель Молний и Повелитель Волн. Говорить со Спрутом Роберу не хотелось, с гостями – тем более, но интриган и заговорщик не должен отсиживаться в углу, и Робер улыбался, отвечал на приветствия мужчин, отпускал комплименты дамам. Все было как в Агарисе, только гаже. Потому что большая свалка смердит больше маленькой, а свалка во дворце отвратней свалки на задворках.
– Магшал, как я гад вас видеть! Я знал, что этот день пгидет, знал всю жизнь, – возопил агарисский Карлион, раскрывая объятия. Робер было отшатнулся, но быстро взял себя в руки.
– Добрый вечер, сударь. Нам повезло с погодой, не правда ли?
– О да, – старый зануда с таинственным видом подхватил Эпинэ под руку. – Мой дгуг, пгошу вас уделить мне некотогое вгемя.
Иноходец предпочел бы не уделять, но, отделавшись от Карлиона, он имел все шансы нарваться на Берхайма с Ванагом или вообще на Кавендиша. Пришлось выдавить из себя улыбку:
– Я слушаю вас, сударь.
– Монсеньог, нужно устганить некотогое недогазумение, – начало вышло многообещающим. – Я знаю нашего догогого Альдо с ганнего детства, а незабвенный Анэсти был моим лучшим дгугом. И у него никогда, слышите, никогда не возникало вопгосов относительно моих пгав на титул. И что я узнаю, вегнувшись на годину? Я узнаю, что Каглионами называют себя дгугие люди. Да, они всего лишь багоны, но тем не менее это недопустимо!
– Талигойские Карлионы – прямые потомки графа Брендона, – отрезал Робер, – их происхождение не вызывает сомнений.
– Признав узугпатога, – строго сказал «лучший дгуг» Анэсти, – они утгатили пгаво на имя великого Бгендона, пгедав его память и его дело. Только мы в Агагисе сохганили дух талигойского гыцагства, только мы!
Если талигойское рыцарство сплошь и рядом было таким, его следовало закопать в негашеной извести четыреста лет назад вместе с духом. Как павший от ящура скот.
– Сожалею, сударь, но ничем не могу вам помочь. К тому же я обручен с дочерью Эгмонта, а его жена, как вам известно, урожденная Карлион.
Вот сказал, не хуже гогана!
– Гегцог, – морда хранителя духа стала сразу плаксивой и требовательной, – вы не должны ставить личные интегесы выше спгаведливости. Если б великому Бгендону пгедложили выбгать, кто будет его наследником – отгекшийся от него сын или вегный его памяти бгат, он бы не колебался.
– Возможно, – не стал спорить Эпинэ, – но Брендон повешен, а наш разговор становится беспредметным.
– И это говогит внук Гийома Эпинэ, сын Могиса Эг-Пги, нашедший пгиют в Агагисе! – возопил страдалец. – Мы пгиняли вас как годного, с гаспгостегтыми объятиями, и вот благодагность!
Допустим, как родного его приняли Матильда с Альдо, а Карлиона маркиз Эр-При увидел лишь через год. Страдалец за Отечество одолжил у сына Мориса предпоследний талл. Обещал отдать завтра, отдает до сих пор.
– Я помню, что и кому должен, лучше вас, – огрызнулся Робер. Помнит и вытащит из Олларии Матильду, чего бы это ни стоило, а сюзерена спасать поздно. Альдо прикончил себя сегодня вместе с Айнсмеллером.
– На что вы намекаете? – водянистые глазки растерянно заморгали – вспомнил или притворяется?
– На то, что пока вы в Агарисе вспоминали предков, мы в Талигойе сражались, – наставительно заметил вынырнувший из-за колонн Кракл, вполне оправившийся после страшной раны, полученной в усыпальнице Олларов.
– Мы сохганили вам госудагя, – закатил глаза «Каглион», – вас к победе пгивел Альдо Гакан.
– А где в это время были вы? – подошедший Дуглас Темплтон сжал локоть Робера. – Я что-то не припомню вас ни у леса Святой Мартины, ни у стен Олларии.
– У стен Раканы, – мило улыбнулась графиня Кракл. Она была недурна собой, слишком недурна для косого немолодого мужа. – Мы живем в Ракане, господа.
– Не могу согласиться, – Удо Гонт поцеловал холеную ручку. – Его величество брал именно Олларию, иначе бы это не было победой.
– Вы правы, – графиня игриво взмахнула малиновым веером. Зря – на мундире Удо золотилась роза, без сомнения перекочевавшая туда с груди Марианны Капуль-Гизайль.
– Вы, судагыня, не можете знать некотогых вещей, – поднял палец агарисский сиделец. – Только мы, те, кто пегежил чегные вгемена, сохганили пгошлое во имя будущего.
– Талигойю освободили сами талигойцы, – отрезал Кракл. – Мы склоняем головы перед погибшими за нашу и вашу свободу. Эгмонт Окделл, Карл Борн, Морис Эр-При и его сыновья – все они родились в Талиге, но умерли за Талигойю. О ком из родившихся в Агарисе можно сказать то же самое?
– Вы оскогбляете не только наших пгедков, – Каглион заломил руки и сделал полшага в сторону оскорбителя, освобождая тем самым путь к отступлению, – вы оскогбляете госудагя.
Что ответил Кракл, поспешно ретировавшиеся друзья не слышали. Робер выскочил из Золотого зала, не понимая, от кого его мутит больше – от агарисских сидельцев, косого графа или малиновых тряпок его белобрысой супруги.
– Успокойся, – Удо поправил свою розу. – Знаешь что? Приходи послезавтра к Капуль-Гизайлям. Я с полудня до рассвета торчу в приемной, а потом свободен, как четыре ветра. Сыграем в вьехаррон, выпьем, барон тебе птичек покажет.
– Может, и приду. – Лэйе Астрапэ, что с ними всеми сотворила Святая Мартина?! Дуглас только что не кусается, Удо прячется в чужой постели и не желает ничего замечать, а Эпинэ… Эпинэ предал сюзерена еще до того, как сюзерен предал себя.
– Приходи, – подмигнул брат Рихарда, – а то Дуглас не может, а втроем не игра.
– Не могу, – развел руками Темплтон. – Семейный долг, знаете ли!
– Вот видишь, – сощурился Удо, –
