Ловец Мечей - Кассандра Клэр
– У моей матушки, – произнесла Антонетта, теребя в пальцах ткань юбки, – случился припадок, когда она узнала, что Конор женится на сартской принцессе. Она разбила несколько ваз и гипсовый бюст Марка Кара. Потом заявила, мол, ей надоело заниматься моими туалетами и я могу носить все, что мне вздумается, поскольку теперь это не имеет значения. – В ее глазах появился озорной блеск, и Келу показалось, что сейчас она улыбнется искренне, по-настоящему. – Это платье сшила Мариам. Она обрадовалась, узнав, что ей больше не придется… следовать инструкциям моей матери.
– Видимо, леди Аллейн не намерена присутствовать на сегодняшнем мероприятии, – заметил Кел. – Но, надеюсь, она понимает, что это можно истолковать как знак отрицательного отношения к предстоящей свадьбе?
– Понимает. Она сейчас дома, лежит в спальне с задернутыми шторами; она послала меня, чтобы, так сказать, не потерять лицо. Теперь никто не сможет обвинить Дом Аллейнов в том, что мы проигнорировали принцессу, – я представляю здесь нашу семью.
Кел понизил голос до шепота.
– По-моему, это жестоко. Допустим, планы твоей матери рухнули, но разве она не знает, что ты неравнодушна к Конору?
Антонетта повернула голову и взглянула ему лицо. Она закапала в глаза магические капли, и ее зрачки имели форму слезинок. Кел вспомнил фразу Лин: «Вы ей нравитесь». Она произнесла это таким тоном, словно это было нечто само собой разумеющееся, но он с огромным трудом скрыл от нее свою реакцию: краску на лице, неловкость, дрожащие руки. Он думал об этих словах до того вечера, когда ему пришлось поцеловать Лин. После него Кел вынужден был вернуться к реальности.
И вот теперь Антонетта сидит рядом с ним, благоухая лавандой. Ее близость была знакома – как будто он чудесным образом перенесся в прошлое, на один из множества балов, когда они, притаившись на ступенях лестницы, наблюдали сверху за гостями и сплетничали о взрослых. Это было так странно: Антонетта снова вошла в его жизнь, но он не верил в то, что это будет продолжаться долго. Она едва ли изменилась настолько сильно, как хотела показать, но все-таки была другой, не той девушкой, в которую он был влюблен в пятнадцать лет. Они все стали другими. И он не знал толком, как общаться с этой новой, взрослой Антонеттой.
– «Неравнодушна». Это была только моя ошибка, – прошептала Антонетта. Она поднесла руку к груди и поиграла золотым медальоном.
Кел не мог отвести глаз от ее нежно-розовой кожи.
– Мать здесь ни при чем.
Кел твердо решил при следующей встрече сказать Лин, что она дурочка.
Слуга в светло-зеленой ливрее поднялся на помост, приблизился к Монфокону и что-то прошептал ему на ухо. Тот объявил:
– Карету из Аквилы заметили на Узком Перевале. Скоро она будет здесь.
Аристократы оживились.
Антонетта, нахмурившись, обратилась к Келу:
– А ты не знаешь, почему принц так внезапно решил жениться? Мне казалось, ему хочется подольше оставаться свободным. И теперь… – Она кивнула на площадь, усыпанную цветами, на флаги Сарта и Кастеллана, которыми были задрапированы львы у ступеней Дворца Правосудия. – И теперь вот это?
Кел прекрасно знал, что его ответа ждет не только Антонетта. Окружающие прекратили переговариваться.
– Если хочешь знать мое мнение, – произнес он, – Сарт сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться.
Джосс издал резкий смешок; остальные молчали. Шарлон и его отец продолжали со злобными лицами разглядывать площадь. Келу хотелось увидеть Конора, но королева и принц находились внутри павильона и шелковые занавеси были плотно задернуты. Воины Дворцовой гвардии кольцом окружали павильон; за их спинами Кел разглядел Джоливета и Бенсимона, которые озабоченно разговаривали о чем-то, не обращая ни на кого внимания. Поблизости стояла королевская карета – ради такого случая принц и его мать приехали в экипаже, покрытом золотым лаком, с алыми львами на дверцах.
Все это не нравилось Келу. С самого начала ему дали понять, что он не будет сопровождать Конора во время встречи с невестой; о замене не могло быть и речи. Даже легат Джоливет, казалось, понимал, что в этот момент Конор должен быть один, что Ловец Мечей не должен стоять между ним и остальным миром. Это было не просто официальное событие, оно имело почти религиозное значение. «Ты встречаешь свою королеву, – сказала Лилибет сыну, – и ты должен приветствовать ее сам. Ты наследник, ты будущее Дома Аврелианов, его плоть и кровь. Ваши отношения начались со лжи, но теперь с ложью покончено».
По крайней мере, его окружала Дворцовая гвардия. Они были повсюду; королевские телохранители, переодетые в штатское, смешались с толпой, наблюдали за горожанами и прислушивались к разговорам. Они были готовы мгновенно предотвратить насилие и схватить потенциальных убийц. На крышах Дворца Правосудия и Дворца Собраний засели искусные стрелки, вооруженные арбалетами и стрелами со стальными наконечниками.
Кел подумал: может быть, при других обстоятельствах король высказался бы за присутствие Ловца Мечей? В конце концов, Кела привезли в Маривент по приказу Маркуса. Но после того злополучного официального обеда с послом Малгаси и того, что за ним последовало, король снова скрылся в Звездной башне. Однажды вечером Кел отправился туда в надежде поговорить с королем наедине, поскольку Фаустен теперь сидел в Ловушке, но двери охраняли солдаты Эскадрона стрел, и Кел повернул обратно, не зная, есть ли вообще смысл искать встречи с Маркусом. Ему уже казалось, что безумные речи короля насчет долга не имели никакого отношения к Просперу Беку и были реакцией на какие-то слова Фаустена, который лгал Маркусу по приказу малгасийцев.
Кел до сих пор никак не мог привыкнуть к мысли о том, что Фаустен, постоянный спутник короля в течение многих лет, теперь находился в Ловушке, и никто – ни Бенсимон, ни Джоливет, ни гвардейцы вроде Маниша или Бенасета – не знал, что с ним будет дальше. Кел и Конор наблюдали за тюрьмой с крыши Северной башни и видели свет в окне на верхнем этаже тюрьмы, но не заметили никакого движения. Никто не входил в камеру. Конор уверял Кела в том, что король, скорее всего, намерен использовать Фаустена как заложника в переговорах с малгасийцами, но Кел в этом сомневался.
Кел не забыл взгляда короля – холодного, безжалостного, – с которым он приказывал бросить Фаустена в Ловушку и избить Конора плетью. Он не простил Маркусу того, что тот сделал с сыном. Да, Лин полностью вылечила Конора, но Кел считал, что это не умаляет вины короля. Разумеется, он держал свое мнение при
